Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

Разместив драгун по хатам, Бекбулатов и трое поручиков, нако­нец, пошли на ночлег.

Невысокая хозяйка вытащила из печи горшок, выложила кара­вай хлеба, поставила торель с кислой капустой.

—              А горилка-то е? — спросил Сёмка Остапенко, тяжёлый, зверо- видный мужик.

— Звиняйте, панове, нема, — низко поклонилась хозяйка.

— Не жадничай, Сёмка! — сказал Иван и вынул баклажку. — По паре глотков своей найдём.

—Кулеш хорош! — хвалил Лёха. — Жирный!

Управившись с кормёжкой, усталые мужики отправились на се­новал спать. Только Иван остался в избе. Неторопливо высек огонь, раскурил трубочку.

— Как тебя величать, хозяюшка?

— Мотрей кличут.

— Матрёна, значит. А где же хозяин?

— Татары скрали. Поихал мий чоловик на Яблочный спас в про­шлом роки на майдан, тёлочку продать. Та и попавси цим гадам. И коня увели, и телегу. Осталась я, чи вдова, чи мужняя жена. Хто знает? Может, продали його в Туретчину, в рабство, а может, вже прибрал Гос­подь, отмучился мий Остап. Господи, Боже мий! — вздохнула Матрёна. — Вже и в нас басурмане людей крадуть! Тай на правом берегу давно ниякого життя нету. Вчистую всих пожгли и разорили. Люды сюды бе- гуть. Там пустые сёла остались. Тильки на царя надия, не даст нас в обиду татарве проклятой да черкасам.

— Не дадим, Мотря, вишь, какая сила идёт! Да ты молись Николе Угоднику, он сирым защитник.

—              А ты пан, сам из каких? — спросила хозяйка, с сомнением раз­глядывая скуластую рожу Ивана.

—  Крещёный! — Ванька вынул крест из-за пазухи.— Садись, Мотря, поближе, потолкуем.

Хозяйка, помедлив, присела на дальний край скамьи. Иван по­двинулся и приобнял женщину.

Утром, покачиваясь в седле, Лёха спросил друга:

— Как тебе старушка?

—              Да какая она старуха? Тридцать лет, молодайка ишшо. Да на чужой сторонке и старушка — Божий дар.

Чигирин

Богдан Хмельницкий сделал безвестный Чигирин столицею Украины. На высоком холме, сложенном из жёлтых, плотных песча­ников, выстроил крепость. Каменные башни и высокие стены видны издалёка. Пониже — деревянный кремль нового замка. На широком склоне, у реки Тясмина, стоял окружённый валами город. Укрепления с прошлогодней осады никто не ремонтировал. Так и зияли проло­мами дубовые стены. Заехав к царскому наместнику боярину Ртищеву, Гордон с Ландельсом пошли осматривать укрепления.

—Работы тут. — вздохнул Гордон, — копать и копать. Надо при­вязать наши планы к местности.

Назавтра Гордон вешками наметил рвы и разделил между пол­ками участки обороны. Кроме драгун, в Чигирин пришли четыре полка стрельцов да пять казачьих полков гетмана.

Ландельс посадил Бекбулатова копировать планы и разрезы. Иван старался. Надо было обеспечить чертежами каждого полков­ника.

Всех лошадей Гордон отрядил на подвоз брёвен для палисадов и дёрна для облицовки фасов крепости.

Господа полковники жаловались Ртищеву: дескать, проклятый немчин томит людей зряшной работой. Но все знали: армия визиря Кара-Мустафы уже перешла Дунай, и работали на совесть от зари до зари.

Ваня, писарь и квартирмейстер, устроил начальство в большом поповском доме в Новой крепости. А сам с друзьями поселился у дья­кона Парфена, в городе.

Изба у дьякона большая, да и семейство немалое: шесть дочек. Дьяконица больше на печи лежала: ноги отказали, ходила по дому на костылях. Всё хозяйство тянули старшие дочки. Вечером, когда уста­лые мужики приходили с работы, кареглазая Ксана с косой ниже пояса выставляла на стол чугун жирного украинского борща со свёклой, с мо­лодой крапивой, резала большими ломтями ароматный пшеничный хлеб. Мужики на девушку заглядывались. Но ей, похоже, приглянулся тихий Лёха. Как-то, выйдя покурить на свежий воздух, Ваня услышал негромкий разговор за углом хаты.

Выглянул: точно, Лёха с Ксаной.

—Чи у вас жинка дуже гарная, пан поручик? — журчал быстрый говорок Ксаны.

—              Нету у меня жинки. Холостой ещё.

—              Ей-богу? Видать, обманываете. А батька е? А маты?

«Пропал Лёха, — подумал Иван. — От такой дивчины не уйдёшь. А хороша!»

Через пару дней спросил друга:

—              Ну что, когда свадьба?

Лёха помрачнел:

— Живым бы уйти отседа. Знаешь, как тут в прошлом году страшно было? Чует моё сердце, нынче будет не легче. Даст Бог, оста­нусь жив, посмотрим.

Иван призадумался:

—Оно, конечно. Турок идёт с большой силой. С ним крымский хан с ордой, молдавский до волошский государи. Бают, янычары — ру­баки отчаянные. Ну, Господь не выдаст, свинья не съест. Знаешь, Лёха, я нынче целые дни сижу с этим немцем. С Ландельсом тоись. Он по- нашему ни бельмеса, так я его учу понемногу русскому. И немецкий пе­ренять стараюсь, много уже понимать начал! Вернусь живой, так в Иноземном приказе подьячие, знающие язык, во как нужны! Без ино­земцев нам войска настоящего не устроить. Подполковник-то мужик неплохой. Въедливый, правда, и чистюля страшный. Увидит грязь в бумаге, так и взовьётся! А добрый. Намедни снял с шеи серебряный складень и показал. Я-то думал, икона. А там парсунка, махонькая. На кости так тоненько нарисовано: баба евойная и двое детишек. Краса­вица! Тоскует он по своим-то. Всё письма пишет.

***

После ужина, как обычно, Гордон достал толстую тетрадь в чёр­ном кожаном переплёте — дневник, который вел много лет. Писал он по-английски, от третьего лица, записывал наиболее интересные со­бытия, чтоб ни забыть.

Сперва просмотрел записи за май:

4-го прибыл, авангард пехотного полка Гордона, а 5-го и самый полк. Рас­положился вагенбургом* на крымской стороне, недалеко от городского рва.

16-го Гордон составил план нового равелина, или, вернее, полумесяца перед Крымскими воротами.

19-      го,  воскресенье. День отдыха. Гордон обедал вместе со старшими офи­церами у наместника. Обед был очень весел.

Подумав, добавил:

20-      го   начат водяной бастион на Тясмине, а 21-го укрепления перед Крымскими воротами. Гордон очень хотел устроить пониженный вал, но тогда ров должен бы/л иметь 8 прусских саженей в ширину.

Казаки начали роптать. Гордону пришлось отказаться. Приказал ка­менотёсам заготовить жернова для ручных мельниц

29 мая Гордон устроил угощение в саду для старших офицеров гарнизона в честь дня рождения короля Англии. Было очень весело.

Для защиты пушкарей на батареях Гордон придумал и приказал изго­товить большие туры, сажень на полторы, набитые волосом и шерстью. 2 че­ловека легко поднимают такой тур на жердях во время выстрела. Гетман прислал в подарок наместнику и полковникам обоз водки. Гордону досталась большая бочка.

Драгуны копали ров перед городским валом на крымской сто­роне. Участок достался большой, да и копать было тяжко — плотная глина. Гордон заметил, что его полк отстаёт, и велел изготовить кон­ные тележки с откидным задним бортом да выкопать пологие выезды изо рва. Сорок тележек заметно ускорили работу по сравнению с тач­ками. Теперь уже полку Гордона завидовали стрельцы из соседних пол­ков, но сделать себе такие же тележки ленились. Сотники обычно прятались от жары в тенёчке, поругивали стрельцов, лопаты в руки не брали.

Лёха стыдился бездельничать. Выбирал себе заступ — и «бери больше, бросай дальше». Глядя на него, отобрал лопату у ледащего дра­гуна и Сёмка Остапенко:

— Остынь, паря. Разомнусь.

Над головой звенит жаворонок, по вечерам в болотце орут ля­гушки. В обед Ксана приносила мужикам котёл с гречневой кашей, на­ливала в кружки парное молоко. Как-то не думалось, что скоро здесь пушки загремят.