Ветлужцы - Андрей Архипов

Противники оказались вполуобороте друг к другу, и Гондыр левым локтем, не глядя, махнул назад, тут же разрывая дистанцию. Получив окольчуженным локтем по скуле и обливаясь кровью из рассеченной щеки, новгородец взревел и бросился вперед, выкладываясь уже по полной. Обманный удар, красочный финт — и Якун заплетает меч Гондыра, прижимая тот в сторону земли, потом бьет сапогом ему по голени и тут же мгновенно разгибается, вырывая клинок из стальных объятий и посылая его в голову ветлужца. Кажется, что удмурту уже ничто не может помочь. Время для зрителей замирает, и они наблюдают, как клинок медленно сокращает дистанцию, направленный боковым ударом точно в горло. Однако молодой воин прогибается назад подобно восточной танцовщице, и лезвие проносится у него над лицом, сбивая напором воздуха капельки пота с его бровей. Вновь удар с правой руки купца, но новгородский меч натыкается на острое лезвие ветлужского: клинков уже никто не жалеет, речь идет о жизни или смерти прямо сейчас, в эти секунды. Гондыр опять проворачивается, повторяя уже один раз использованный прием, и с размаху всаживает левый локоть в солнечное сплетение противника. И вновь разрыв дистанции, пока тот пытается вздохнуть и не может послать ему в спину длинное, острое лезвие. Одновременно с уходом несильная отмашка мечом, которую купец не успевает полностью блокировать, — и вторая щека Якуна окрашивается неглубоким кровоточащим порезом.

Над поляной проносится общий вздох, подобный резкому порыву ветра. Стоящие вокруг поединщиков зрители уже не свистят, а лишь напряженно выкрикивают, пытаясь перебить соседа и одновременно не упустить из виду манящий танец клинков. Ставки на удмурта резко взлетают вверх. Даже Захарий с Кузьмой переглядываются и показывают исподтишка какие-то знаки, явно говорящие о шансах на победу каждого из противника. Напряжение все возрастает, но у дерущихся уже не хватает сил, и они немного расходятся и встают, тяжело переводя дыхание.

— Слышь, ты… ветлужец! — Хриплый клекот вырывается из горла новгородца. — Когда я тебя убью, твое тело оставшимся в живых придется тащить домой на своих двоих… Ты знаешь, что по притоку за вашим насадом шли мои люди? Они должны были нанести вам удар в спину, как только вы на нас нападете… Но получилось по-другому: как только вы бросили судно, они просто зарезали твоего оставшегося рядом с ним воя, а сам насад пустили по течению… Даже успели к моему отплытию…

— Захарий, это так? — вмешался Вараш, краем глаза наблюдая, как Гондыр обходит новгородца по кругу, выравнивая дыхание. Только блеск в глазах удмурта выдавал, что слова Якуна его чем-то задели. — Насада не жалко, застрянет где-нибудь на мели, а вот то, что вы напали первые…

— Уходили его людишки куда-то, а что делали — мне неведомо… Может, просто треплет языком Якун, дабы вывести из терпения дружка твоего, — пожал плечами предводитель новгородцев и всполошился, уловив краем глаза, как Вараш начинает сгибать лук, чтобы накинуть тетиву. — Эй! А что это ты собрался делать, черемис? Чудить будешь, так мои вои тебя мигом угомонят…

— Все по чести, не беспокойся, Захарий! — во весь голос произнес Вараш, растягивая губы в какой-то неестественной улыбке. — Бой вот-вот закончится, а значит, вызов за нами! Не прибьет его Гондыр, так я с десяти шагов стреляться буду с твоим товарищем! Без щита! И так будет до тех пор, пока кто-то из наших людей жив!

— Ополоумел вконец?! Биться — так на мечах или топорах! Хоть сулицу возьми, да на ней свое умение показывай! А то выдумал — стрелой! С десяти шагов! И почему вновь с Якуном? Он уже ведет свой поединок!

— Я что-то нарушил, Захарий?! Сказано было, что любое оружие по выбору, а то, что нельзя вновь вызвать того же воя, оговорено не было! Или ты мыслишь, что мы сюда поединки для вашего развлечения пришли устраивать?! — Голос черемиса был слышен по всей поляне, а прорезавшийся при волнении акцент лишь добавил эмоций в его слова. — Или вы все отказываетесь от своего слова?!

— Ты что, Захарий!!! — озверевший Якун обернулся в сторону оторопевших от такого расклада купцов. — На растерзание им меня отдашь?!

— Хм… — Предводитель ушкуйников сгреб своей кистью бороду и стал оглядываться в поисках любого новгородца, готового что-то возразить на слова черемиса. Но каждый из стоявших на поляне коротко мотал головой в стороны: чаша весов склонялась явно не в пользу вышедшего на поединок купца. Помедлив мгновение, Захарий коротко кивнул: — Нет, слово наше крепкое.

Яростно взревев, Якун стремглав бросился на Гондыра и обрушил на него целый шквал ударов, заставляя того полностью уйти в защиту. Его засечный удар сверху чередовался с подплужным, идущим от ноги, а у противника прием на голомень сменялся уходом в сторону. Блестящие полоски стали в руках поединщиков были видны лишь в моменты своего соприкосновения, но новгородец ощутимо теснил ветлужца к краю поляны. Развязка была близка, и она наступила почти мгновенно. Наступив ногой на трухлявое дерево, Гондыр на миг замешкался и не успел ускользнуть от размашистого удара разъяренного купца. Подставив под несущийся меч плоскую сторону клинка, он услышал лишь жалобный звон разлетевшегося вдребезги меча. Ветлужец даже не успел послать проклятие неведомому кузнецу за перекаленное железо, как кулак купца, врезавшийся ему в лоб, заставил его сознание померкнуть и опрокинул безвольное тело на стоящее сзади дерево. А сам Якун, приставив острие клинка к яремной жиле, бьющейся на обнаженном горле, обернулся к черемису, который в это время до белизны пальцев вцепился в свой изготовленный лук.

— Ну как, черемис, жить ему или подохнуть прямо сей миг? — Купец шумно перевел дыхание, высморкался и продолжил: — А может, подождешь с вызовом, пока я со своими людьми отбегу на три десятка поприщ? Как тебе такой исход?

— У тебя есть час, чтобы убраться отсюда. — Вараш даже не задумался над ответом: лишь стиснул зубы, наблюдая, как меч купца начинает поворачиваться на горле Гондыра, оставляя сочащийся кровью порез на коже. — Потом начнется травля.

— Тогда разбирай засеку и тащи мой ушкуй до самой Унжи. — Вновь повеселевший новгородец издевательски посмотрел на побелевшего черемиса.

— Нет, — ответ дался с трудом, но Вараш повторил: — И не мысли даже об этом. Разбирать долго, а за это время все может измениться… Тем же родичам моим может прийтись не по нраву принятое мной решение. Уходи в ту сторону, откуда пришел. Хочешь, так с ушкуем, а не будет у тебя желания тащиться сонной кобылой — так насад наш в низовьях подберешь… Если мы раньше не успеем тебя настигнуть, конечно. Захарий свидетелем будет тому, что мы выждем положенный срок. Но все это при том условии, что никто из вас не причинит вреда моему соратнику. Даю слово.

— Эк, как сказанул… — подивился Якун, убирая меч от лежащего без сознания ветлужца. — А я глаз на прощанье хотел ему проткнуть! Ну да ладно, прощевайте… Все за мной! И припасы не забудьте! Эх, Захарий, Захарий…

С десяток новгородцев медленно отделились от стоящих в круге соратников и последовали вслед за Якуном, постепенно вырастая в числе, пока тот пробирался мимо ушкуев. Однако несколько человек, явно принадлежащих к той же дружине, тоскливо оглядывались по сторонам, явно не желая покидать ставший в эту минуту почти безопасным волок.

— Хм… Захарий Матвеич… — К купцу сквозь толпу новгородцев протискивался Звяга, голос которого тот слышал из ушкуя. — Тут такое дело… Несколько людишек от Якуна к тебе хотели бы переметнуться. Мне все недосуг было с тобой или Кузьмой потолковать, а ныне…

— Кто у них верховодит? Осип? — переспросил Захарий и, получив утвердительный ответ, прервал разговор и потащил собеседника в сторону от стоящего за спиной Вараша. — В Новгороде с ним обо всем поговорим, а ныне… Ныне чести мне не будет в том, чтобы перенимать людишек у товарища своего. А им самим зазорно будет бросить своего купца в трудный для него час. Так что… хоть и наслышан я, что выразили они ему свое неверие, но всему свое время. А пока… — Новгородский предводитель наклонился к уху Звяги и что-то быстро прошептал. — Иди… до завтрашнего полудня я буду ждать в том месте. Так им и передай.

* * *

Спустя час от поляны отходили два обоза. Первый, груженный ушкуями, медленно пополз вдоль освобожденного волока. Новгородцы шли хмуро, чувствуя, что являются проигравшей стороной, хотя и не понимали точно — в чем состоит проигрыш? В бегстве Якуна? Так он сам выбрал свою долю, да и не жалко его — уж слишком много неприятностей доставил он остальным за время короткого похода. В уменьшении их ратной силы? Так дремучая чаща больше не таит в себе опасности… Получив заранее плату за перевоз и возмещение за чинимые обиды, меряне согласились сопроводить новгородцев до самой Унжи и помочь с расчисткой волока. Да и не столь уменьшилась ушкуйная ратная сила, чтобы опасаться чего-либо на многотрудном пути. Однако воины постоянно озирались по сторонам с напряженными лицами, до конца не веря, что все закончилось и темный еловый лес скоро выпустит их из своих объятий. Да и сам Захарий веселым не был, хотя и не лежал теперь на его душе камень в виде необузданного, своенравного Якуна. Легче стало, но и только. А на освободившемся от него месте поселилось сожаление… Сожаление, что он сам уже не так молод и не может с такой бесшабашной решительностью сунуть в жернова судьбы свою жизнь, как это сделали на его глазах два молодых ратника. Удмурт и черемис… Или просто ветлужцы? А, леший их разберет!