Ветлужцы - Андрей Архипов

Пригодились уроки по спасению утонувших, которые ратникам в конце лета преподали Иван вместе с Ишеем. Преподали силой, несмотря на стойкое неприятие таких знаний учениками, расценивающими их как вмешательство в дела богов. А вспомнить пришлось все до тонкостей: скулы Вараша свело судорогой, и лишь с помощью деревянной рогатины получилось их разжать. Убедившись, что рот не забит грязью, удмурты бросили беспамятного воина животом на колено, приподняли голову и нажали на спину. Потом кто-то вспомнил и залез ему пальцами прямо в рот, надавив на корень языка. Вода потекла, но черемис так и остался недвижим. Тут уж Гондыр отодвинул всех в сторону и взялся сам довести дело до конца. Уложив Вараша на спину и зажав ему нос, он прижался своим ртом к его раскрытым губам и сильно дунул, затем отодвинулся и несколько раз нажал на грудь. Повторять не пришлось: воин очнулся и изверг из себя воду вместе с какой-то непонятной слизью. Его тут же опять бросили на колено и стали помогать избавиться от всей грязи, которой он успел нахлебаться. Даже немного перестарались — через некоторое время Вараш взмолился жестами оставить его в покое. Оставили, а тепло костра, сухая одежда и горячий взвар чуть погодя даже вернули ему внятную речь, однако еще долгое время слова вылетали из черемиса вместе с частым перестуком зубов.

Узнав от него об исчезновении купца, Гондыр долго не размышлял, посчитав, что утро вечера мудренее, и скомандовал отбой, напоследок оглядевшись по сторонам. Его десяток за исключением дозорных стал тут же деловито укладываться спать, пытаясь наверстать упущенное за эту ночь, а вот черемисы… Они смотрели на него, будто он сотворил какое-то чудо, а на Вараша косились, будто их предводитель вернулся с того света.

— Вы еще ночную бабочку рассмотрите, в образе которой его душа отправилась странствовать![112] — рявкнул удмуртский десятник и помотал головой, не желая тратить остаток ночи на бесплодные объяснения. — Будете сами своего предводителя целовать в уста сахарные, коли он вновь проявит беспечность и полезет с незажившей раной в ледяную воду… А я уж постараюсь вас к этому принудить.

Не озаботившись, что его слова неправильно поймут, Гондыр подвинул свою кучу лапника к костру, закрыл глаза и провалился в сон. А на следующий день наблюдал со стороны черемисов ухмылки: кто-то догадался рассказать им подробности того, как его самого учили этой науке. И про то, как у него руки дрожали и как дунуть не решался…

«Чего уж там было смешного? — размышлял десятник, скользя по размытой глинистой тропинке. — Сами бы попробовали отказаться спасать своего излишне любопытного соплеменника, которому полусотник (за возможность потрогать тот самый Инмаров гром!) засунул голову под воду и продержал в таком положении, пока тот не обмяк! Все же я избавил его от посещения нижнего мира… хотя и после окрика полусотника. А, пусть смеются! Зато на Вараша перестали таращиться, будто на ожившего злого духа… Потом еще и сказки сочинять будут, как он обхитрил саму смерть! Эх, еще бы дождь закончился…» — Гондыр мысленно ругнулся, вспоминая прошедшие дни, наполненные ожиданием, бесконечной греблей, а затем холодным, мокрым лесом и промозглой погодой.

Сначала они с неделю просидели на берегу Ветлуги, карауля новгородцев, которые в нескольких днях пути от Переяславки решили дождаться третьего судна. Ушкуйники их не замечали, но явно были настороже, поэтому было принято общее решение пока им не досаждать. Если углядят, мол, то пусть думают, что ветлужцы их выпроваживают, а целый насад вооруженных воинов предназначен для того, чтобы северные соседи опять не расшалились. Потом новгородцев чуть не потеряли, упустив их на повороте в неширокую лесную речку. Хорошо, что нашлось у кого спросить: местные жители сородичам выложили все без утайки. Но бесценное время было потеряно, и купцов пришлось настигать из последних сил, что вылилось в неосторожное выдвижение вперед, замеченное противником. Причем так далеко от дома это уже не выглядело безобидным «выпроваживанием». Пришлось загонять осторожную дичь в открытую, однако та оказалась хитрее и упорхнула прямо из-под носа, оставив на месте стоянки своих «несъедобных» сородичей. Те же, в свою очередь, почти полдня водили за этот самый нос бесхитростных ветлужцев.

Вот и пришлось последним, учитывая норовистого речного коня и стоявших поперек реки новгородцев, броситься в пешую погоню. Хорошо еще, что Вараш был местный и знал многие тропочки в округе, так что до того места, где речка постепенно сворачивала к югу и текла почти в обратную сторону, — не дошли, а долетели! Превозмогая усталость, вышли на берег, где подивились на величие елово-пихтовых раменей,[113] изредка перемежающихся светлыми дубравами, но тут обрушился дождь, и всем стало не до осмотра окружающих красот. Спрятаться от непогоды среди мрачного леса можно, но это требует времени, которого у них как раз и не было: новгородцы уходили все дальше и дальше на своих плоскодонных ушкуях. Поэтому было принято решение двинуться к небольшому поселению черемисов, стоящему на все том же ветлужском притоке, где появлялась надежда подсушиться, а заодно и узнать последние вести о проплывших чужаках. Изгородь этой небольшой деревеньки сейчас уже проглядывалась за поворотом реки, однако над проступающими кое-где крышами домов не вился дымок — предвестник тепла и уюта, безмолвствовали собаки. Селение будто вымерло, а отправленный туда разведчик все никак не возвращался.

Наконец между деревьями скользнула безмолвная тень, еловая ветка дрогнула, осыпав прибежавшего черемиса потоком скатившейся воды, и он предстал перед Гондыром с каменным лицом. Мрачно посмотрев на обоих предводителей сводного отряда, провидчик что-то коротко сказал, развернулся и пошагал в сторону селения. Удмуртский десятник недоуменно посмотрел на своего коллегу, но тот лишь пожал плечами и перевел последние слова своего подчиненного:

— Он уверен, что такое нам надо узреть самим.

После этого Вараш скомандовал подъем своим людям и, ничуть не скрываясь, последовал к изгороди. Немного погодя цепочка ратников уже втягивалась в селение через пролом ворот, осторожно разглядывая невысокие скособоченные срубы и стоящие рядом летние постройки без крыши над очагом, называющиеся кудо.

Черемисы сразу вышли вперед, постоянно озираясь по сторонам. Один из них неожиданно обернулся и с ненавистью уставился на Гондыра. Десятник встал как вкопанный, пытаясь осознать причины такого взора, и перевел взгляд дальше по улице. Только тут он понял, что ярость сверкнувших глаз была предназначена вовсе не ему: черемис просто разлил свои эмоции вокруг, наткнувшись на место побоища. Посредине улицы валялся пес, разбросав свои внутренности в мокрой луже, потемневшей от крови. Чуть дальше, около плетня, отделявшего усадьбу от улицы, лежал старик в белых одеяниях, прикрыв своим телом небольшую девчушку. В его спине торчала стрела, пронзившая их обоих. Кинувшийся к ним Вараш лишь покачал головой, показывая, что помощь тут не нужна. Чуть дальше распластался молодой парень с топором в руке, неловко скособочив голову. Дождь смыл все следы крови, и крохотный шрам на шее выглядел безобидной царапиной. Но и в этом месте Вараш отрицательно покачал головой, не давая никакой надежды. После четвертой жертвы, найденной в отдалении, короткая улица кончилась, и черемисы бросились врассыпную по домам, жестами попросив удмуртов остаться на месте и смотреть по сторонам.

Те лишь молча кивнули, понимая, что без знания языка совсем не дело искать по домам выживших жителей. И вообще надо вести себя тихо и незаметно. Если кто-нибудь захочет выместить накопившуюся злобу, то ветлужцы попадут на роль врагов в первую очередь. И за счет своих необычных доспехов, и из-за того, что удмуртов тут не жалуют, — еще памятна былая вражда, а пролитая кровь между двумя народами лишь слегка подернулась пеленой прошедших лет.

Долгое время ничто не происходило. Лишь нудный дождь, заглушающий все звуки в округе, продолжал смывать следы смерти на телах людей. Иногда он прерывался скрипом распахивающихся дверей и негромкой перекличкой черемисских воинов, но в остальном тягостное молчание сгущалось между стоящими в охранении ветлужцами.

«Хуже нет, чем ждать и догонять», — пронеслось в голове у Гондыра, и он свистом позвал Коньгу и Сурму к себе:

— Всуе тут стоим, пошарьте окрест… Авось и найдете кого!

Последние слова десятник выкрикнул уже вослед убегающим ратникам, в своих нарядах более похожим на скоморохов, чем на бравых воинов. Криво ухмыльнувшись, Гондыр стал разгонять оставшихся по ключевым точкам обороны черемисской деревушки. Что такое точка и зачем к ней нужен ключ, десятник из объяснений полусотника в свое время понял не совсем, но и без этого ясно, что в селении никого нет и надо поставить людей к воротам и на помост, дабы те обозревали окрестности. И вновь потянулись минуты ожидания, наполненные горечью: черемисы из домов вынесли еще два тела, сложив их под ближайший навес. Гондыр даже не стал подходить ближе, чтобы рассмотреть новые жертвы: серая домотканая одежда и так выдавала, что они были местными жителями.