Другая жизнь (So Much for That) - Лайонел Шрайвер

– Ты думаешь, в других местах дела обстоят лучше? – спросил Шеп.

– Нет, – Джексон с готовностью помотал головой, – конечно нет. Везде все одно и то же. Такова человеческая природа, друг. Люди получают власть, чтобы взять столько денег, сколько захочется, а ты все ждешь, что они умерят аппетиты. Или будут за эти деньги больше работать. Правительства везде одинаковые. Они сожрут свои страны, ничего не останется. Они каннибалы.

Кэрол округлила глаза.

– Правильно. Поэтому нам они не нужны. И армия нам не нужна, не надо ни нас защищать, ни границы.

Думается, Кэрол следовало знать своего мужа лучше.

– Миллион мексиканцев и других латиноамериканцев в год переправляются через Рио-Гранде, и ты хочешь сказать, что наши границы защищены? – воскликнул Джексон. – А наша армия, вооруженная до зубов, сделала из нас мишени. Два парня идут по улице в Эр-Рияде, один американец, второй литовец. Кого из них похитят? Американца! Какую гостиницу взорвет смертник на Филиппинах, ту, в которой живут местные, где больше китайцев, или ту, которая популярна среди американцев? Думаешь, эти, в платках и халатах, захотят взорвать финнов, аргентинцев или жителей Новой Гвинеи? У японцев после Второй мировой войны вообще не было своей армии, и ничего, жили себе припеваючи.

Шеп хотел добавить, что они так ведут себя, потому что у них есть для защиты Соединенные Штаты, или возразить, что он где-то слышал, будто теперь все изменилось и у Японии пятая по мощи армия в мире. Но Шеп заставил себя промолчать. Не стоит подливать масла в огонь, разговор и так зашел не туда, куда он рассчитывал. Поцеловав жену в лоб и поправив заодно тюрбан – она взглянула на него с благодарностью, – вышел, чтобы перевернуть картофель и выложить на решетку стейки.

Тихий двор встретил его блаженной тишиной, журчание воды в фонтане придавало заросшему саду очарование. Не стоит приглашать всех сюда, только чтобы оправдать свое отсутствие. В привычке Джексона ругать власть что-то изменилось. Слова остались те же, но не было привычного ликования и шаловливого бунтарства; были только боль и злость. Его шутки ни на йоту не напоминали свойственные ему остроты; если это не развлечение, как прежде, что же это тогда?

Когда Шеп вернулся на террасу, чтобы спросить, какой стейк предпочитает каждый из собравшихся, Джексон со зловещим видом доставал из кармана листки бумаги.

– Сто лет назад мы были величайшей страной в мире, так? У нас был самый многочисленный средний класс, так? И у нас не было внешнего долга. Кроме того, мы не платили следующие налоги.

Джексон разгладил лист, потертый до такой степени, что стало ясно, что он вытаскивает его не в первый раз. Произнося слово «налог», он ударял по столу, превращая происходящее в нечто среднее между авторским чтением пьесы и концертом хип-хопа.

– Налог дебиторской задолженности, налог на разрешение на строительство, налог на права на управление грузовым транспортом и, конечно, их старший брат – подоходный налог…

Джексон сделал паузу, чтобы перевести дыхание, Шеп заметил, что список составлен в алфавитном порядке и они добрались лишь до середины.

– Федеральный налог для безработных, налог на лицензию на рыбную ловлю, налог на лицензию на продукты, налог на топливо, налог на лицензию на охоту, налог на наследство, налог Внутренней налоговой службы (то есть налог на налог), налог на алкоголь, налог на роскошь…

– Милый, хватит, – сказала Кэрол.

– Налог на разрешение вступить в брак, налог «Медикэр», налог на собственность…

– Дорогой, мы все поняли. Давай закончим?

– Налог на пользование дорогами, налог на рекреационный автомобиль, налог на продажи, внутренний подоходный налог…

– Если ты сейчас же не заткнешься!..

– Школьный налог, налог на банковские операции, налог на социальное страхование…

– Клянусь, я немедленно уеду домой одна!

– Послушай, тыковка, помолчи минутку, ладно? Внутренний налог для бездомных…

На этот раз Кэрол ударила по столу со всей силы, довольно громко.

– Что с тобой происходит, Джексон? Скажи! Что такого ужасного произошло в твоей жизни?

– Федеральный и внутренний телефонный налог… – Джексон тихо выругался, что выглядело слишком уж театрально.

– Все, хватит! – Кэрол встала.

– Ох, сядь. Остальное можно пропустить. Я закончил.

– Да что ты, – сказала она, оставаясь стоять и глядя на мужа сверху вниз. – Значит, можешь ответить на мой вопрос. У тебя нормальный дом. У дочери тяжелое генетическое заболевание, но она жива. Питаешься ты хорошо. – Она указала на его округлившийся животик. – Даже слишком хорошо. Чего тебе не хватает? Почему же ты чувствуешь себя таким несчастным, слабым, ведешь себя, словно тебя обидели, постоянно ноешь? Кто эти люди, которые контролируют твою жизнь, и почему им это удается? Почему тебе всегда кажется, что ты слабый и беспомощный, и ты хочешь, чтобы мне, твоей жене, это нравилось? Почему ты не ведешь себя по-мужски, Джексон? Почему ты считаешь себя таким – ничтожным?

Джексон поднял на нее пристальный взгляд. Он взял кувшин и налил себе еще «Маргариты», смыв при этом всю оставшуюся на краях соль. Глинис и Шеп в смущении отвели глаза. Кэрол могла иногда позволить себе ввязаться в конфликт, но ее доводы всегда были аргументированы, а поскольку она была по природе человеком мягким, то никогда не повышала голоса. Даже близкие друзья не ожидали от нее такого поведения, для них было шоком, что Кэрол может выставить грязное белье на всеобщее обозрение.

Для всех троих было вполне ожидаемо, что Шеп поспешит скрыться за дверью террасы, поскольку не захочет принимать участие в трепке, устроенной другу. На самом же деле он годами мечтал прочитать Джексону нотацию на ту же тему, просто Кэрол первая на это решилась. Он никогда не понимал, что так гложет Джексона, буквально съедает изнутри, и в чем причина.

Нет, он просто вспомнил о мясе на гриле. Когда он добежал до барбекю, стейки имели такой вид, что больше подходили для того, чтобы заново вымостить двор, а не для праздничного ужина. Шеп испытал горькое чувство досады. А ведь нью-йоркский стрип-стейк так ему доверял. Когда он вернулся к гостям с тарелкой сморщенного пересушенного мяса и обуглившейся картошкой, Джексон почти рычал.

– Никому не приятно осознавать, что его поимели. Использовали. Это нормально. Помнишь, как к нам пришел мальчишка и предложил помыть окна за двадцать баксов? Ты ему их дала, и он умчался на велосипеде. Я его больше не видел. Тебя обдурили, и дело не в двадцатке, ты сама это признала.

– Я злилась на себя, – сказала Кэрол, которая, слава богу, села. – Я сама сглупила.

– Вот, я точно так же себя чувствую. Меня одурачили.

– Нет, я не считала тогда, что меня одурачили. Я сама глупо поступила. И заслужила это.

– Возможно, я чувствую то же самое. – Они обменялись взглядами.

После того как Шеп принес салат из холодильника и открыл вино, Кэрол объявила:

– Джексон хочет извиниться.

– За что? – возмутился сидящий рядом муж.

– Все нормально, Кэрол, – вмешалась Глинис, пересаживаясь в плетеное кресло. – Если бы он не говорил о налогах, говорил бы о чем-то другом.

– Но мы же собрались здесь, чтобы праздновать, – настаивала Кэрол. – Джексон, похоже, об этом забыл. Но я не забыла. Мы оба так рады, что тебе стало лучше, Глинис. Клянусь, когда Джексон рассказал мне о результатах томографии, я даже расплакалась. Итак, тост. – Кэрол подняла бокал. – За выздоровление. За могущество современной медицины. За то, чтобы в следующий раз мы снова собрались здесь, когда Глинис окончательно поправится, и, может быть, тогда мы даже разрешим Джексону немного пожаловаться на налоги!

Это был смелый шаг, чтобы несколько разрядить обстановку, но ни Глинис, ни Шеп бокалы не подняли.

– Извини, Кэрол, – начал Шеп. – Давай лучше выпьем за достижения поскромнее. Например, за хороший анализ крови.

Кэрол посмотрела сначала на Шепа, потом на Глинис и поставила бокал.

– Что случилось?

– Вчера были готовы результаты еще одного обследования, – сказал Шеп. – В прошлый раз Гольдман пригласил нас в офис. Поэтому я решил, что мы должны знать, что… Врач сначала назвал их плохими, потом ужасными, паршивыми и неудовлетворительными, а в самом конце даже устрашающими. – На этот раз они менее обнадеживающие, поэтому он предпочел сообщить нам об этом по телефону. Хорошо, хоть не отправил сообщение по электронной почте.

– Что это значит?

– Что… – С самого начала Шеп не был склонен к употреблению эвфемизмов, но в сложившихся обстоятельствах просто не мог заставить себя произнести еще раз слово рак. – Ситуация несколько изменилась. Думаю, у нас нет повода провозглашать тост за результаты последнего исследования, поскольку они не такие впечатляющие.

– Это всего лишь небольшая пауза, – твердо произнесла Глинис.

– Да, – кивнул Шеп. – Именно это я и хотел сказать.