Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Владимир Борисович Айзенштадт

Царскосельского лицея. Вместе они начали посещать уроки игры на фортепиано. Самоучками освоили игру и на смычковых. Дружба мальчиков, которая прошла через всю их жизнь, одобрялась и матерью Александра, и образованной семьей Щиглевых.

В 1850 г. Бородин сдал экзамены за гимназический курс экстерном. Но еще за полгода до этого в «Северной пчеле» была опубликована любопытная заметка: «На днях во вновь открытом нотном магазине Роберта Гедрима поступило в продажу несколько весьма замечательных пиес для фортепиано. Особенного внимания, по нашему мнению, заслуживают сочинения даровитого шестнадцатилетнего композитора Александра Бородина: “Fantasia per il piano sopra un motivo da I. N. Hummel” («Фантазия для фортепиано соло на мотив И. Н. Гуммеля») и этюд “Le Courant” («Поток»)… Судя по этим первым опытам, можно надеяться, что имя нового композитора станет в ряду с теми немногими именами, которые составляют украшение нашего музыкального репертуара…»[221].

Однако первые шаги молодого Бородина вели в сторону от музыки. По достижении семнадцати лет он поступает вольнослушателем в Медико-хирургическую академию. Еще с детства он самостоятельно проводил химические эксперименты, устраивал фокусы, фейерверки, постоянно пугая этим домашних.

На третьем курсе Бородин обратился к профессору Николаю Николаевичу Зинину с просьбой разрешить ему работать в академической лаборатории. Замечательный ученый и педагог, Зинин с такой просьбой студента-медика столкнулся впервые и отнесся к ней недоверчиво. Однако, когда понял, что Бородин очень талантлив, взял его под свое покровительство и значительно повлиял на дальнейшую его судьбу. И замечательно, что посвященная Н. Н. Зинину мемориальная доска висит ныне на том же участке стены, что и доска, посвященная А. П. Бородину.

Наряду с увлечением наукой Бородина не оставляла и тяга к музыке. К началу 1850-х годов относится его знакомство с музыкантами-любителями и профессионалами, он участвует в камерно-инструментальном музицировании.

Однажды музыкальное собрание продолжалось двадцать четыре часа. Одно из наиболее посещаемых им квартетных собраний происходило у чиновника Ив. Ив. Гаврушкевича. Это был страстный любитель камерной музыки, виолончелист. В его доме близ Преображенского собора собирались в 1850–1860 годы многие музыканты из оркестра и любители. «Я очень часто и весьма тепло вспоминаю о Вас, уважаемый Иван Иванович, о Ваших вечерах, которые я так любил и которые были для меня серьезной школой… – писал ему Бородин. – С благодарностью вспоминаю я о Ваших вечерах и с удовольствием вспоминаю о Ваших пельменях, которые мы запивали “Епископом”, как Вы оригинально обозвали бишоф… Неизменно и душевно преданный Вам – скверный Violoncello II-do. А. Бородин»[222].

На четвертом курсе Бородин сочинил трио «Чем тебя я огорчила», которое было исполнено 1883 году в зале Демутова трактира. На четвертом же курсе он сочинил для певицы-любительницы Аделины Сергеевны Шашиной романс «Красавица рыбачка».

Но не раз он получает от Зинина предупреждения: «Смотрите, не гоняйтесь за двумя зайцами». По словам самого Бородина, Зинин даже заявил ему однажды: «Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами – на Вас я возлагаю все свои надежды, чтобы приготовить заместителя своего, а Вы все думаете о музыке и двух зайцах».

Однако Бородин был одним из лучших студентов и в 1856 году блистательно окончил курс.

По окончании академии Зинин устроил Бородина в качестве сверхштатного ординатора при 2-м военно-сухопутном госпитале. И тут судьба словно посмеялась над предупреждениями Зинина, подстроив здесь встречу Бородина с Мусоргским. «Я был, – пишет Бородин, – свежеиспеченный военный медик; Модест Петрович был офицер Преображенского полка, только что вылупившийся из яйца (ему было тогда 17 лет). Первая наша встреча была в госпитале, в дежурной комнате. Я был дежурным врачом, он дежурным офицером. Комната была общая, скучно было на дежурстве обоим. Экспансивны мы были оба; понятно, что мы разговорились и очень скоро сошлись».

Вечером того же дня они оба были приглашены на вечер к главному врачу госпиталя.

«Мусоргский – продолжает Бородин, – был в то время совсем мальчонком, очень изящным, точно нарисованным офицериком: мундирчик с иголочки, в обтяжку; ножки вывороченные, волоса приглажены, припомажены, ногти точно выточенные, руки выхоленные, совсем барские. Манеры изящные, аристократические; разговор такой же, немножко сквозь зубы, пересыпанный французскими фразами, несколько вычурными. Некоторый оттенок фатоватости, но очень умеренный. Вежливость и благовоспитанность – необычайные. Дамы ухаживали за ним. Он сидел за фортепиано и, вскидывая кокетливо ручками, играл весьма сладко, грациозно… Он играл отрывки из “Трубадура”, “Травиаты”, кругом, конечно, были восторги»[223].

Вскоре Зинин перевел Бородина ассистентом при кафедре общей патологии академии.

В 1857 году состоялась первая заграничная командировка Бородина – на Брюссельский конгресс врачей-офтальмологов в качестве секретаря лейб-окулиста и с индивидуальным заданием: осмотреть новейшее устройство химических и фармацевтических лабораторий и составить описание лучших из них. По возвращении из этой поездки Бородин начинает читать врачам химию и получает место ассистента при кафедре химии. В 1858 г. он защищает докторскую диссертацию.

Через год Зинин снова отправляет его за границу, на этот раз – для дальнейшего усовершенствования. В течение двух лет Бородин работает в лабораториях при различных университетах, оставаясь преимущественно в Гейдельберге. По рекомендации Зинина выбор его пал на этот старинный немецкий город с университетом, основанным в 1386 году и ориентированным на естественные науки. Ко времени приезда Бородина в университете работали такие выдающиеся немецкие ученые, как Р. Бунзен, который совместно с Р. Кирхгофом начал изучение спектров пламени, окрашенного парами различных солей, что заложило основы спектрального анализа, профессор Г. Гельмгольц, автор фундаментальных работ в различных областях теоретической физики и физиологии.

При Гейдельбергском университете находилась тогда и большая группа молодых русских ученых. Среди них были Менделеев, Сеченов, Савич. Все они дружили между собой и, сгруппировавшись вокруг Менделеева, составили так называемый Гейдельбергский кружок. К нему принадлежали и часто приезжавшие в Гейдельберг ученые С. П. Боткин, Э. А. Юнге, биолог А. О. Ковалевский, ботаник А. С. Фаминцын и другие. Примыкали к кружку и ученые других специальностей – историки, юристы, писатели, а также русские семьи, приехавшие в Гейдельберг для лечения.

«В Гейдельберге, – вспоминал Иван Михайлович Сеченов, – тотчас по приезде я нашел большую русскую компанию: знакомую мне из Москвы семью Т. П. Пасек… химика Савича… Дмитрия Ивановича Менделеева. Позже… приехал А. П. Бородин. Менделеев сделался, конечно, главой кружка».

Здесь читался вслух только что вышедший роман И. А. Гончарова «Обломов», публика слушала его с жадностью, и «с голодухи он показался нам верхом совершенства».

«Наш русский кружок жил здесь истинно по-товарищески, дружно, одолжая друг друга взаимно чем кто мог. Такого тесного и дружеского кружка вряд ли найдешь в другом месте», – писал А. П. Бородин матери 16/28 октября 1860 года