Политические режимы и трансформации: Россия в сравнительной перспективе - Григорий Васильевич Голосов

которыми оно неизбежно столкнется. Исходить эти угрозы будут не столько со стороны массового движения, возглавляемого оппозицией (такая вероятность есть, но выглядит пока сугубо гипотетической), сколько со стороны силовых фракций, которые почувствуют себя обойденными при формировании нового режима.

Военный переворот (в чистом виде или в виде дворцового путча, который обязательно включает в себя силовую составляющую) часто запускает череду других переворотов. Неконсолидированная диктатура по определению не может включить в себя все силовые фракции, но и не может отобрать у обделенных те ресурсы, которые необходимы и достаточны для перехвата власти. Поэтому ключевой задачей такого рода режимов является реализация неких формальных процедур, которые достаточно убедительно оправдали бы нахождение данной группы у власти как в глазах потенциальных соперников, так и населения, а также международного сообщества.

Факт состоит в том, что в современном мире такой долей убедительности обладает лишь одна процедура – выборы. Военные диктатуры вообще и неконсолидированные диктатуры в особенности обычно и начинают с того, что обещают провести свободные выборы в тот самый момент, когда это «позволят условия». Иногда условия не наступают очень долго, но это не вполне типичный вариант, который раньше обычно позволяли себе лишь консолидированные диктатуры. Чаще бывает, что если режиму удается продержаться какое-то время без нового переворота, то выборы действительно проводятся, но по полностью авторитарным лекалам, то есть без участия сколько-нибудь реальной оппозиции, с полным букетом политических ограничений и фальсификациями при подсчете голосов.

Это – не особенно эффективный вариант, полностью открытый лишь для режимов, которые чувствуют себя в целом весьма уверенно. Но и они решаются на такой вариант не очень охотно. Скажем, военная хунта, оказавшаяся у власти в Мьянме после переворота 2021 года, давно уже собирается провести выборы по своему сценарию, подавив оппозицию жестокими репрессиями и подготовив избирательный закон, гарантирующий победу. Но «выборы» все откладываются и откладываются. Режим остается в международной изоляции и ведет войну против собственного народа, не опасаясь действий со стороны других силовых фракций, потому что в Мьянме их просто нет. Силовики настолько боятся масс, относятся к ним с таким недоверием, что конфликтовать между собой им не с руки. Однако и проводить выборы в таких условиях бессмысленно, это ничем не улучшит положение хунты.

Именно то, что выборы могут оказаться полезными для правительственного лагеря, создает первоначальный, довольно слабый – но не ничтожный – стимул к тому, чтобы власть пошла на взаимодействие с оппозицией. Для самой оппозиции такой вариант развития событий открывает окно возможностей. Но воспользоваться окном для того, чтобы куда-то войти, – непростая задача. Выдвигать скорейшее проведение свободных выборов в качестве первоочередного требования будет, видимо, нецелесообразно. Этот не совсем очевидный тезис нуждается в детальной аргументации.

4.6.3 Переговоры как торг

Переговоры – это ситуация торга, а в любом торге важно, с одной стороны, не продешевить, а с другой стороны – не заломить слишком высокую цену. Баланс найти трудно, но можно попытаться. Сосредоточимся на том, как не продешевить. Продолжая рыночную метафору, продешевить можно двумя способами – заплатить высокую цену за добротный товар, который, однако, ее не стоит, или купить, пусть и не особенно дорого, некачественную вещь. В качестве примера добротного товара, торговаться по поводу которого не стоит, я бы привел свободу слова, понимаемую в первую очередь как отсутствие препятствий к существованию и работе независимых СМИ. Свобода слова не только относится к числу базовых прав человека, но и гарантирована конституционно. В современной России эта гарантия, очевидно, не соблюдается. Однако любой неконсолидированный режим, который придет на смену нынешнему, будет иметь собственную заинтересованность в том, чтобы снять многие из имеющихся ограничений на движение информации.

Дело в том, что свободное движение информации служит средством политической борьбы, причем это средство – эффективное, но сравнительно безболезненное для ее участников. Неконсолидированный режим – потому и неконсолидированный, что баланс сил внутри политического руководства будет динамическим, обремененным серьезными внутренними разногласиями. Для разрешения этих разногласий их стороны могут прибегать не только к «борьбе бульдогов под ковром», из которой участники всегда выходят сильно покусанными. Есть другой способ. Они могут обратиться к информационным войнам, то есть, называя вещи своими именами, апеллировать к общественному мнению и массовым настроениям с целью укрепления собственных позиций. О том, как это делается, в России никому рассказывать не надо – на этот счет есть обширный опыт 1990-х, но и на новейшем этапе истории страны относительно независимые СМИ широко использовались в этих целях.

Только в прошлом году сложилась ситуация, когда эти СМИ стали недоступными даже в Сети без использования VPN (то есть перестали быть общедоступными), а всякого рода, пользуясь российским политическим лексиконом, «сливы и вбросы» остаются в поле зрения лишь у узкого слоя политизированных пользователей. Для любого режима, который придет на смену нынешнему, даже при полном отсутствии у него демократических устремлений такая ситуация будет нетерпимой. Новые правители сами будут заинтересованы в том, чтобы ее устранить. Соответственно, оппозиции не то чтобы не следует требовать восстановления свободы слова – конечно, следует, – но нет никакого резона рассматривать это требование в качестве серьезного переговорного пункта.

Однако в качестве основного примера лежалого товара, который выторговывать не следует, я бы привел скорейшую организацию свободных выборов. Казалось бы, что может быть демократичнее и радикальнее? Однако в понимании российских правящих кругов выборы, искусство проводить которые они усвоили в совершенстве, и так являются свободными. Принять такое требование они могут не только легко, но и с колоссальной радостью, потребовав взамен лишь того, чтобы оппозиция признала результаты проведенных властями выборов отражающими волеизъявление народа. Ведь в этом и будет состоять главная цель переговорного процесса с точки зрения властей. В интересах оппозиции – не понижать ставки в этой игре.

Моя позиция может показаться парадоксальной, если учесть, что я считаю участие оппозиции в авторитарных выборах оправданным даже сейчас, при имеющихся политических ограничениях, которые новые власти, конечно же, пообещают смягчить – и наверняка в чем-то смягчат. Однако парадокс этот – лишь видимость. В той мере, в какой участие в авторитарных выборах оценивается оппозицией адекватно, как одна из паллиативных тактик легального политического действия, оно остается вполне разумной формой активности. Однако признавать такие выборы свободными, в каком бы то ни было смысле отражающими волю народа – значит впадать в опасный самообман.

Я могу всерьез рассматривать лишь одну ситуацию, в которой проведение выборов станет абсолютным приоритетом. Это – полный коллапс старого режима, когда правящая группировка будет стремиться к тому, чтобы как можно скорее избавиться от власти и либо просто разбежаться, покинуть страну, желательно