Креститель - Александр Прозоров

Середин, подавив разочарование, склонил голову. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: просьбы сильных мира сего ничем не отличаются от приказов. И если не хочешь нажить сильные неприятности, лучше эти просьбы исполнять. Ссориться с князем ведун пока что не собирался. А раз так — приходилось подчиняться.

Креститель

Невольница, переступая под звуки кифары, мелко-мелко потряхивала бедрами, отчего кисточки на ее повязке весело раскачивались, а небольшие колокольчики, прицепленные к некоторым из шнурков, ритмично позвякивали. Пышнотелая, смуглая, с огромными миндалевидными глазами, она закинула руки вверх, соединив их над головой и, несмотря на танец, ни на миг не отрывала своего взгляда от лица базилевса.

Василий с каждой минутой испытывал всё большее желание покинуть малую залу и уединиться с ней в одной из комнат, но пока поддаваться зову плоти не спешил, полулежа на широком римском кресле из черного дерева. Перед ним на низком столике стояли вазы с изюмом, инжиром, нугой, курагой, черносливом и халвой. В бледно-розовом кубке из матового стекла темнело разбавленное сицилийское вино.

Танцовщица, продолжая играть бедрами, закрутилась вокруг своей оси, при этом продолжая непрерывно смотреть на повелителя. Плавный оборот тела, потом стремительное движение головы — и она опять преданно созерцает императора. Вновь плавный поворот тела, стремительное движение головы…

Внезапно в соседней комнате послышался стук, громкие голоса. Базилевс насторожился, рука его скользнула к отдыхающему возле подлокотника мечу. Мгновение спустя занавеска отдернулась, в малую залу вошел розовощекий Юстиус в скромном лавровом венке, прикрывающем обширную лысину, и в безупречно белой тоге. Ключник поклонился, а следом в залу ворвался тяжело дышащий, запыленный центурион в царапанном нагруднике, короткой латной юбке, с алым плащом за плечами. Воин сделал несколько шагов и упал на колено, почтительно склонив голову.

— Что там? — отпустил рукоять меча император.

— Никифор Фока наголову разгромил Барду Склира в решительной битве у Трапезунда, базилевс. Половина бунтовщиков пала на поле брани, прочие сдались на милость. Варда Склир найден мертвым.

— Ха! — восторженно воскликнул император, вскочив с кресла. — Наконец и ко мне поспешили радостные вести! Да здравствует Фока и моя мудрость!

Он схватил кубок, осушил его наполовину, затем сдернул с одного из пальцев перстень с большим изумрудом, протянул гонцу:

— Вот, возьми за благую весть и порадуйся вместе со мной!

Однако легионер продолжал стоять на колене, не поднимая головы.

— Что? — с подозрением поинтересовался император.

— Никифор Фока, разгромив Варду Склира и приняв покорность от остатков его войск, объявил себя базилевсом Византии и ныне идет северным берегом Хазарского моря на Константинополь. Мыслит он до осени соединиться с ратями кагана болгарского и прийти сюда, дабы на трон имперский сесть.

— Проклятье! — Василий швырнул в зажатый в руке перстень легионеру в голову, но промахнулся. Драгоценная безделушка ударилась в панцирь, отлетела и с жалобным звяканьем укатилась под кресло. — Ну, почему, почему каждый… Пошла вон отсюда!

Базилевс схватил кубок и швырнул им в танцовщицу. На этот раз удар пришелся точно в лоб — невольница вскрикнула, кинулась прочь, а стекло вдребезги разлетелось об пол. Вино растеклось в стороны липкой кровавой лужей.

— Проклятье! Фока одной третью моих легионов разгромил другую треть моих же легионов, а теперь шагает сюда. Проклятье! Я не могу снять войска с юга: проклятые арабы тут же отберут Сирию. На севере армия сдерживает болгар, в Италии… Там уже никого нет, в Италии. Ты слышишь, Юстиус? Я остался без войск! Совсем без войск! Мне некого поставить против нового самозванца! Проклятье! Да и кому доверить командование? Стоит дать легион даже самому преданному из слуг — и он тут же объявляет себя базилевсом! Не хватит ли с Византии новых базилевсов?

Император пробежал по зале, на ходу подхватил вазу с черносливом, швырнул о стену. Сухие плоды мягко застучали по полу, серебряная ваза звякнула и отлетела под ноги кифаристам. Музыканты испуганно втянули головы. Василий остановился у окна, с силой потер пальцами виски.

— Войска, войска… Где взять еще хотя бы пять легионов. И командира, который не станет воевать моими же силами за мой трон? Ну, Юстиус, скажи хоть что-нибудь? Для чего я тебя держу, проклятый бездельник?!

— Нужно нанять варваров, — вздрогнул ключник.

— У меня в казне есть золото?

— Нет, базилевс. Но если ввести новые налоги…

— Меня скинут в море еще до тою, как я успею их собрать!

— Нужно обвинить кого-нибудь из богатых патрициев в измене, конфисковать и продать их земли, а все их серебро и золото переплавить в монеты.

— Варвары, варвары, — опять потер виски Василий. — Варвары. Я посылал в Киев Ираклия с приказом войти в доверие к дикарскому правителю и организовать там хаос и распри. Коли монах выполнил свое дело хоть наполовину, тамошний князь должен уже любить меня и доверять Ираклию. Отпиши ему, пусть убедит русских вывести свои войска против Фоки. Пусть наплетет что-нибудь о высших ценностях, любви, взаимопомощи и доверии, пусть чего-нибудь пообещает. Пора бы русским пролить свою кровь во имя великой Византии, нечего отсиживаться по лесам и углам медвежьим.

— Прости, мудрейший, но в последней грамоте Ираклий отписал, что князь Владимир запросил себе в жены твою сестру Анну. Ему будет трудно уговаривать русских после нашего отказа.

— Так пусть пообещает ему Анну!

— Но… Прости, великий, но ведь твоя сестра — порфирородная, самая знатная из женщин мира! О прошлом годе ты отказал в ее руке самому Оттону Великому, христианину, императору Священной империи, сочтя его недостойным! А теперь готов отдать ее русскому варвару?!

— Это же дикари, Юстиус! — поморщился базилевс. — Какая разница, что мы им обещаем? Пусть они истребят Фоку, а потом мы скажем, что передумали! Скажем, что христианкам нельзя выходить замуж за язычников, или что она уже замужем, или еще чего изобретем. Сейчас надобно, чтобы русские остановили самозванца, — а там посмотрим, как от них отделаться. Пусть Ираклий обещает что угодно от моего имени, пусть клянется, изворачивается, хитрит — но не позже, чем через месяц выведет русские рати к Хазарскому морю! Раньше Фоке туда всё равно не поспеть.

— Проклятье! — не выдержал Ираклий, прочитав грамоту, и торопливо перекрестился, повернувшись к красному углу. — Прости, Господи, язык мой поганый и помилуй мя за мысли грешные.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});