Креститель - Александр Прозоров

— Постой, ведун. Ты сказываешь, страны разные, а слушать все Рим должны, пусть и враждуют даже. А если князь местный подданным своим одно сказывает, а из Рима другое говорят?

— Ну, — усмехнулся Середин и отхлебнул изрядно из кубка. — Тогда у князя, мягко выражаясь, начнутся длительные неприятности.

— Стало быть, все святилища под одной рукой?

— Да.

— И слушать главного общего волхва обязаны.

— Да, — кивнул Олег. — Отсебятины, как у нас, где каждый волхв при своей деревне, там нет. Священники вообще назначаются, а не на месте из общины при святилище растут. Получают общее образование, а потом, одинаковые, как монетки чеканные, в разные концы рассылаются.

— Но церкви Византии Рим не слушают?

— Нет, базилевс их на своего митрополита завязан.

— Это добре…

Великий князь очень долго и подробно расспрашивал Середина про устройство и иерархию различных церквей, потом про ислам, про буддизм. Олег, куда больше интересовавшийся в своей жизни магией и язычеством, отвечал как мог, исходя из курса школы и отрывочных знаний, нахватанных случайно из популярной литературы. Иногда он начинал путаться, иногда просто разводил руками — но Владимир расспрашивал и расспрашивал, пока не выдавил всё без остатка. И пока не кончился кувшин с вином.

К тому времени, когда правитель отпустил его из своей светелки, за окнами окончательно стемнело. Лампы князь не зажигал — слушать можно и в темноте, — а потому масляные светильники в коридоре показались Олегу ослепительно яркими.

— Просто электрическая сила! — удивленно покачал он головой, поднимаясь по лестнице. В голове сильно шумело, но чувствовал он себя достаточно бодрым и готовым на подвиги. — Рада, ты?

Служанка, что несла сложенные стопкой простыни, обернулась, радостно вскрикнула:

— Боярин Олег? Ты здесь?

— Куда же я денусь? — подошел ближе ведун. — Это ты запропастилась, и не видно совсем.

— Нас, вестимо, с боярами не селят. Внизу я, в людской со всеми обитаю.

— Похорошела-то как, щеки вон розовые. В пути бледная совсем была.

— Ужели помнишь меня, боярин? — тихо ответила девушка и опустила стопку на пол. — И я тебя забыть не могу.

— Чего забыть?

— Как ты за меня на чудищ кидался…

Олегу внезапно показалось, что конопушки на ее лице побежали в разные стороны, быстро перемещаясь вокруг вздернутого носика. Он зажмурился, тряхнул головой.

— Э-э, как тебе тут хмельно живется, — принюхалась Рада, приблизилась еще на шажок, закинула руки ему на шею, и Олег ощутил прикосновение мягких горячих губ.

— Вот, стало быть, каковы его дела княжьи!

Он неожиданности Олег вздрогнул, шарахнулся назад.

— Мне, понятно, басни сказывает, а сам по углам блазится?! Холопки слаще, да? Слаще?

Только теперь Середин сообразил, что слабое, мимолетное прикосновение к нему служанки Пребрана наблюдала во всей красе, выйдя на голоса из его комнаты.

— А ты, мерзавка… — Бедная Рада схлопотала звонкую оплеуху. — Куда пялишься?!

— Боярыня! Боярыня! — подхватив с пола белье, ринулась за хозяйкой служанка.

Из-за закрытой двери послышались новые шлепки, жалобный вой.

— Ква… — подвел итог оставшийся в одиночестве ведун. Задумчиво потер крест, способный спасти от колдовской опасности, но совершенно бесполезный в обычной жизни. — Похоже, я действительно наступил где-то Ладе на любимую мозоль…

Он вздохнул и побрел к себе.

* * *

Латиняне прибыли только на четвертый день. Четверо монахов в черных рясах и один — в красной суконной мантии, небольшой шапочке, с внушительным крестом на груди и четками в руках. Даже не склонившись перед киевским правителем, глава посольства, перебирая четки, торжественно произнес:

— Дошло до святейшего престола, великий князь, что посылал ты доверенных людей в разные страны, дабы о вере истинной узнать, коей следовать стране твоей надлежит. Посему посланы мы к тебе по воле наместника истинного бога на земле. Так говорит тебе папа: «Земля твоя такая же, как и наша, а вера ваша не похожа на веру нашу, так как наша вера — свет; кланяемся мы богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц, и всё, что дышит, а ваши боги — просто дерево». Нет истины ни в вере иудейской, великий князь, ни в вере магометанской, а единственная вера божия — так это наша, Спасителем людям принесенная…

— Не вам, латиняне дикие, о богах наших судить! — перебил католика Владимир, в гневе хлопнув ладонью по подлокотнику. — Не вам, символу смерти и муки дары приносящим, богов наших хаять, ибо древнее любой из стран ваших наши идолы! Повидали купцы наши города латинянские и донесли, что самые великие из них мельче усадьбы боярской, и что закона в них нет никакого, а люд — дик и грязен. Что короли ваши не пределами, а угодиями малыми правят. Не страны — норы лисьи. Голытьба! Гонор и спесь престола вашего, власти над сильными и свободными жаждущего, на деле уха мышиного не стоит. Это вам, в дикости и грязи растущим, надлежит у соседей мудрости искать, а не о своей вере столь гордо сказывать. Ступайте, увозите кресты ваши из пределов земли русской. Не любы вы мне, и народу вольному не любы!

— Коротко и доходчиво, — подвел итог Середин, глядя, как убегают покрасневшие от злости католики. — Ты даже не спросил, в чем их закон, Владимир Святославович.

— А о чем спрашивать? — пожал плечами великий князь. — Ты же сам мне про их законы поведал. Желают они мимо правителей земных народами чужими управлять. А разве пристало людям русским иноземцам спесивым кланяться? Не будет такого вовеки! Опять же, любви чужой ищуще, негоже богов иных поносить. Не пристало.

— Я преклоняюсь перед твоей мудростью, княже, — улыбнулся Середин, — но должен признаться, что рассказал тебе почти всё, что знаю. Пожалуй, не будет более к тебе делегаций с подобными предложениями. Увы, но некому больше своей верой хвастаться. Так что не нужен я тебе более, князь. Загостился. Дозволь дальше ехать.

— Не дозволяю, — качнул головой Владимир. — Ужели плохо тебя здесь привечают, голодом морят, непоеным спать кладут?

— Привечают хорошо, благодарю, — поклонился Олег. — Да только не привык я на одном месте долго сидеть. Дорога манит.

— Посиди, сделай милость, — поднялся князь. — Привык я, чтобы по левую руку от меня завсегда волхв мудрый стоял, а по правую — воевода верный. Боярин Радул для меня опора, а ты, ведун, хоть и странен, но слова зачастую мудрые глаголешь. Посему, пока смута средь волхвов не осела, погостюй у меня, ведун, еще маленько. Очень тебя прошу.

Середин, подавив разочарование, склонил голову. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: просьбы сильных мира сего ничем не отличаются от приказов. И если не хочешь нажить сильные неприятности, лучше эти просьбы исполнять. Ссориться с князем ведун пока что не собирался. А раз так — приходилось подчиняться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});