Отпуск на двоих - Генри Эмили

Я никогда еще не была так уверена, что мы с кем-то всецело понимаем друг друга и хотим одного и того же.

Трей не убирал от меня рук и на вечеринке, и Дэвид решил нас подразнить.

– Ты ж не думаешь, что она сбежит, если ты ее отпустишь? – пошутил он.

– О, она определенно сбежит, – ответил Трей. – Эта девчонка не может и пяти минут на месте усидеть. За это я ее и люблю.

На этой вечеринке Алекс впервые за долгое время собрался вместе со всеми своими братьями. Они остались точно такими же шумными, но славными ребятами, какими я их запомнила с моих девятнадцати лет, когда видела всех вместе в последний раз. Мы с Алексом тогда вернулись домой из колледжа, и нам поручили подвезти их на машине, поскольку свой собственный автомобиль имелся только у Алекса, а их папа был очень милым, но забывчивым человеком, совершенно неспособным запомнить, кому нужно быть где и в какое время.

И если Алекс всю жизнь был тихим и спокойным, то его братья представляли собой полную противоположность – они всегда дурачились, шутливо боролись и подтрунивали друг над другом. Даже несмотря на то, что у некоторых из них уже имелись собственные дети, они ничуть не изменились.

Мистер и миссис Нильсен назвали своих детей согласно алфавитному порядку латинского алфавита. Сначала шел Алекс, затем Брюс, затем Кэмерон и Дэвид. Как ни странно, своими размерами братья тоже по большей части укладывались в последовательность. Алекс был самым высоким и широкоплечим, Брюс был примерно такого же роста, но выглядел посубтильнее, а Кэмерон – сантиметров на пять ниже, но очень коренастый. Потом, впрочем, шел Дэвид, который был на три сантиметра выше Алекса и сложен, как профессиональный атлет.

Все Нильсены-младшие были настоящими красавцами. Волосы у всех были русые, хоть и разных оттенков, глаза – одинаково каре-ореховые, но Дэвид снова выделялся своим видом сильнее всех. Выглядел он, как настоящая кинозвезда (и, как сказал Алекс чуть позже за ужином, в последнее время Дэвид все чаще заговаривал о том, чтобы переехать в Лос-Анджелес и действительно стать кинозвездой), у него были густые кудрявые волосы, вдумчивые глаза, но прекраснее всего он становился, когда начинал говорить и словно загорался изнутри внутренним светом. Как минимум половину предложений он начинал с имени человека, к которому обращался – ну или которому, как он считал, будет интереснее всего его послушать.

– Поппи, Алекс привез с собой домой кучу номеров «О + П», чтобы я мог почитать твои статьи, – сообщил мне Дэвид, и это был первый раз, когда я вообще услышала, что Алекс читал мои статьи. – Они очень хороши. Я прямо почувствовал, будто вживую там оказался.

– А было бы здорово, – сказала я. – Надо как-нибудь съездить в отпуск всем вместе.

– Черт возьми, да, – сказал Дэвид и тут же обернулся через плечо, чтобы проверить, не услышал ли папа, как он выругался. Ему было двадцать один год, но он все еще был самым настоящим ребенком, и я его просто обожала.

Потом Бетти попросила меня помочь ей на кухне, и я принялась зажигать свечки на немецком шоколадном торте, который она испекла для своего зятя.

– Твой молодой человек, Трей, выглядит милым парнем, – сказала она мне, не отвлекаясь от своего занятия.

– Он замечательный, – согласилась я.

– И мне нравятся его татуировки, – добавил она. – Они очень красивые!

Она не пыталась меня поддеть. Иногда Бетти была довольно саркастичной, но часто она заставала тебя врасплох довольно неожиданным мнением на тему определенных вещей. Она легко подстраивалась под новые реалии, и я за это ее очень любила. Даже будучи в довольно преклонном возрасте, Бетти часто завала такие вопросы, словно еще не нашла для себя всех ответов.

– Мне они тоже нравятся, – сказала я.

С самой нашей первой рабочей поездки (Гонконг) энергетика Трея привлекала меня больше, чем его внешность, и мне очень понравилось, что он предложил мне пойти на свидание, только когда мы вернулись в Нью-Йорк – он не хотел поставить меня в некомфортное положение, если я отвечу отказом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Впрочем, следовало признать, что я согласилась на свидание в том числе и из-за Алекса.

Он тогда только рассказал мне, что они с Сарой начали чаще разговаривать друг с другом на работе и что отношения у них наладились. В то время я все еще часто просыпалась от снов, в которых страдала от лихорадки, а он вдруг появлялся у порога моей двери: сонный, обеспокоенный, успокаивающий.

И не важно, что он ни словом не обмолвился, что собирается вновь встречаться с Сарой.

Будут они вместе или нет, рано или поздно у него бы кто-то появился, и я не была уверена в том, что смогу это вынести. Так что я согласилась сходить на свидание с Треем, и мы отправились в бар с чудесными хот-догами и бесплатным аркадным автоматом, и к концу вечера я уже знала, что смогла бы в него влюбиться.

Треей был для меня тем же, кем Сара была для Алекса. Кем-то, кто подходит.

Поэтому я продолжала соглашаться.

– Ты любишь его? – спросила Бетти, все еще не поднимая на меня взгляд.

У меня сложилось впечатление, что она позволяет мне сохранить определенную приватность. Дает возможность соврать и не быть вынужденной смотреть ей при этом прямо в глаза, если это было то, в чем я нуждалась.

Но мне не нужно было лгать.

– Да.

– Хорошо, милая. Это замечательно. – Ее руки замерли, удерживая две серебряные свечки в глазури, словно они могли в любой момент выпрыгнуть. – Ты любишь его так же, как любишь Алекса?

Я очень отчетливо помню, как мое сердце пропустило несколько ударов. Это был куда более сложный вопрос, но соврать я ей не могла.

– Не думаю, что я хоть когда-нибудь полюблю кого-то так же, как я люблю Алекса, – ответила я, но потом подумала: и может, я никогда не полюблю кого-нибудь так же, как люблю Трея.

Я должна была это сказать, но не сказала. Бетти покачала головой и впервые заглянула мне в глаза.

– Хотела бы я, чтобы он это понимал.

Она вышла за кухни, и мне оставалось только последовать за ней. Алекс и Сара привезли с собой Фланнери О’Коннор, и как раз этот момент она посчитала лучшим для своего драматического появления. Выгнув спину и вытаращив на меня глаза, она подошла ко мне, заглянула в лицо и оглушительно мяукнула. Мы с Алексом тогда называли ее «Хеллоуинская кошечка».

– Привет, – сказала я. Фланнери потерлась о мои ноги, но, когда я наклонилась, чтобы взять ее на руки, она зашипела и попыталась полоснуть меня когтями. Тут на кухню вошла Сара, неся в руках стопку грязной посуды.

– Ого! – рассмеялась она и добавила своим милым голосом: – Она тебя совсем не любит!

Так что, да, я понимала, почему Алекс нервничает по поводу предстоящей поездки, но отношения у нас с тех пор улучшились. Опять же, она мне даже лайки в соцсетях ставила. Да и когда Алекс в последний раз приезжал в Нью-Йорк и мы с ним и Треем пошли в бар, они отлично провели время. Не говоря уже о том, что пригород Тосканы с его чудесным выбором вина – совсем не то же самое, что один неловкий ужин в Огайо с последующим празднованием дня рождения шестидесятилетнего трезвенника.

– Они отлично поладят, – сказала я ему, закидывая ноги на перила балкона и зажимая телефон между плечом и ухом. Я услышала, как щелканье поворотного сигнала замолкло, и затем Алекс вздохнул.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что мы их любим, – объяснила я. – И мы любим друг друга. Так что и они полюбят друг друга. И мы все будем любить друг друга. Ты и Трей. Я и Сара.

Он рассмеялся.

– Жалко, ты не слышала, как сильно у тебя на последнем предложении изменился голос. Ты как будто гелием надышалась.

– Слушай, я все еще пытаюсь ее простить за то, что она тебя тогда бросила, – сказала я. – Но похоже, она осознала, что это была самая большая ошибка в ее жизни, так что я готова дать ей еще один шанс.

– Поппи, – сказал он. – Не так все было. Все было сложно, но сейчас дела наладились.

– Знаю я, знаю, – ответила я, хотя на самом деле ничего я не знала. Алекс никогда не рассказывал мне, из-за чего именно они расстались. Он всегда уверял, что не хочет об этом говорить, и находился он в настолько подавленном состоянии, что я решила не допытываться у него подробностей.