Юрист - Джон Гришэм

Джон закурил сигарету, табачный дым медленно вытягивало в щель над боковым стеклом. По утрам отец редко бывал разговорчивым. Как человек, чьи дни проходили в заполненной людьми юридической конторе маленького городка, под трели телефонных звонков и тяжкие вздохи секретарш, отец чрезвычайно ценил тишину утренних часов.

Так до конца и не стряхнувший с себя сон Кайл был поражен огромными пространствами, что открывались по обе стороны дороги, а также полным отсутствием следов человека и явственно ощущавшимся дыханием природы. Чем, интересно, манит людей город?

У деревянных ворот машина остановилась. Джон развел створки, и сын тронул пикап с места. Дорога все дальше уходила в холмы. На востоке небосклона пока ничего не предвещало скорого восхода солнца.

– Как продвигается твой роман? – спросил Кайл, желая нарушить тяготившую его тишину. В разговоре по телефону отец упомянул о новой подруге, весьма серьезно настроенной даме.

– С переменным успехом. Сегодня вечером она приготовит для нас ужин.

– А зовут ее…

– Зоя.

– Зоя?

– Зоя. Это греческое имя.

– Она гречанка?

– Ее мать – гречанка. Отец – наполовину турок, наполовину англичанин. Зоя, извини за выражение, – помесь, как и большинство нормальных людей.

– Но она хоть умна?

Джон выбросил окурок в щель.

– Полагаешь, я бы с ней общался, будь она дурой?

– Да. Я хорошо помню Роду. Вот уж крайне недалекое создание.

– Рода была горяченькой пышкой, ты просто не мог оценить ее красоту.

Форд подбросило на ухабе: какой-то забуксовавший грузовик оставил в гравии глубокую яму.

– Откуда Зоя приехала в город?

– Из Рединга. К чему все эти вопросы?

– Сколько ей лет?

– Сорок девять, и она чудо как хороша.

– Собираешься взять ее в жены?

– Пока не знаю. Но разговор об этом у нас с ней был.

Гравий на дороге сменился обычной глиной. На краю кажущегося бесконечным в темноте поля Джон предложил сыну остановиться и выключить габаритные огни.

– Это наверняка чья-то собственность, – сказал Кайл, вытаскивая из машины ружья.

– Поле принадлежало семье бывшего мужа Зои. При разводе земля отошла к ней. Двести акров, вместе с оленями.

– Брось, не верю.

– Чистая правда. Все законно, никто не подкопается.

– Развод, конечно, оформлял ты.

– Да, пять лет назад. Но встречаться мы стали лишь в прошлом году. Ну, может, в позапрошлом, не помню.

– Значит, мы будем охотиться на собственность Зои?

– Именно так. Ее это не беспокоит.

Вот вам преимущества юридической практики в маленьких городках, подумал Кайл. Минут двадцать отец и сын без слов двигались по опушке леса. Под ветвями раскидистого дуба они замерли, небо на востоке стало чуть светлее.

– На прошлой неделе Билл Хэнри убил великолепного самца, вон там, под холмом, – сказал Джон, указав рукой, где именно это произошло. – Быки здесь иногда попадаются просто огромные. Если повезло Биллу, может, повезет и нам.

В ветвях дуба на высоте футов двадцать от земли имелся дощатый настил, подняться на который можно было по прибитым к стволу шатким перекладинам.

– Забирайся, – бросил Макэвой-старший сыну. – Я буду в сотне ярдов от тебя, на другом. И запомни: бьем только самцов, ясно?

– Понял.

– Лицензия на отстрел у тебя еще не просрочена?

– Боюсь, уже.

– Не важно. Егерем тут по-прежнему старина Лестер. Месяц назад я спас его сына от тюрьмы. Мальчишка приторговывал метадоном. – Отец зашагал к группе деревьев неподалеку, из темноты донесся его голос: – Смотри не засни!

Перебросив ружье за спину, Кайл начал карабкаться по перекладинам. Настил оказался крошечной площадкой из четырех досок, примотанных к двум толстым сучьям алюминиевой проволокой. Человек, который его делал, нимало не беспокоился об удобствах. Кайл опустился на колени – они тут же затекли. Тогда он сел на доски, упершись спиной в могучий ствол и свесив ноги вниз. Еще пятилетним мальчишкой сопровождая отца на охоту, он уяснил, как важно для стрелка умение сохранять полную неподвижность. Едва ощутимый ветерок слабо шевелил немногие оставшиеся на дереве листья. Над горизонтом быстро вырастал ослепительно-желтый диск. Еще немного, и олени потянутся из чащи к полю на поиски корма.

Одностволку «ремингтон» тридцатого калибра Джон подарил сыну в день его четырнадцатилетия. Крепко прижав ружье к груди, Кайл не заметил, как погрузился в дрему.

Из сонного оцепенения его вывел резкий звук выстрела. Кайл упер приклад в плечо, готовый тоже послать пулю, бросил взгляд на часы: с закрытыми глазами он просидел сорок минут. Где-то слева, там, куда ушел отец, мелькнули несколько светлых пятен. Прошло минут десять, Джон молчал. Видно, промахнулся, решил Кайл.

Миновал еще час – никаких перемен. Кайл мужественно боролся со сном.

День благодарения. Официально «Скалли энд Першинг» по праздникам не работает, но в фирме наверняка сейчас кто-то есть: два-три зануды в кроссовках и джинсах, которым не терпится вписать в счет клиента еще десяток часов. Сидят на своих местах и несколько партнеров – те, на кого безжалостно давят сроки…

Кайл потряс головой.

Внизу послышались шаги. Тот, кто шел по покрытой сухими листьями земле, и не пытался сохранять тишину. Через какую-то минуту Джон был рядом.

– Слезай. За полем протекает ручей, я знаю, куда они любят приходить на водопой.

Кайл осторожно спустился по качающимся перекладинам, и когда нога его коснулась узловатого корня дуба, Макэвой-старший спросил:

– Ты видел серого быка?

– Нет.

– Заснул, что ли? Он промчался прямо под тобой.

– В которого ты стрелял?

– Да. С мощными рогами, отростков на десять.

– Но и ты послал пулю в небо.

Они вернулись к пикапу, Джон достал из сумки термос. Сделав пару глотков крепкого кофе и разделив с отцом плитку шоколада, Кайл сказал:

– Знаешь, у меня пропало всякое желание охотиться. Нам нужно поговорить.

Джон курил и внимательно слушал сына. Когда дело дошло до показаний в полицейском участке, Кайл решил, что сейчас отец взорвется, засыплет его ядовитыми вопросами о том, почему он молчал раньше. Однако Джон не проронил ни слова, как если бы история эта была ему уже известна и в данную минуту он слышал лишь горькое покаяние.

Вспышку гнева спровоцировал рассказ о Бенни Райте.

– Сукин сын! – Джон нервно закурил вторую сигарету. – Это же неприкрытый шантаж!

– Не перебивай, пожалуйста.

Кайл торопливо излагал детали; несколько раз ему пришлось поднять руку, чтобы предупредить град вопросов отца. Макэвой-старший смирился. Он внимал сыну с изумленным недоверием, но молчал. Видеозапись, Джой Бернардо, Бакстер, его гибель, «Трайлон», «Бартин», секретная комната на восемнадцатом этаже. Встречи с Бенни и Найджелом, задание выкрасть документы, слежка, контракт с Роем Бенедиктом и, наконец, выход на ФБР.

Несколько раз Кайл попросил у отца прощения за то, что не решился сообщить обо всем сразу же, признал свои ошибки – слишком их оказалось много, чтобы перечислять все. Когда камень с души упал (а это произошло, как показалось Кайлу, часа через три), солнце стояло уже высоко, кофе был выпит, а олени забыты.

– Думаю, мне нужна помощь, – закончил он исповедь.

– Прежде всего тебе нужна хорошая порка, – буркнул Джон.

– Не спорю.

– Господи, сынок, в какое же дерьмо ты вляпался!

– У меня не было выбора. Угрозы Бенни и перспектива нового следствия свели бы с ума любого. Если бы ты увидел ту запись, то понял бы меня.

Оставив ружья в машине, отец и сын двинулись по узкой тропке в чащу леса.

Обед – жареная индейка, хрустящий картофель и четыре вида салатов – был привезен из ресторана. Пока Джон накрывал в гостиной стол, Кайл отправился за матерью.

Распахнув дверь, Пэтти ласково улыбнулась сыну и заключила его в объятия. Выглядела она достаточно бодро, чему поспособствовала целая пригоршня пилюль. Матери не терпелось представить Кайлу свой последний шедевр. Когда с осмотром мастерской было покончено, он подвел Пэтти к машине; поездка до дома отца заняла четверть часа. Ради такого случая мать воспользовалась губной помадой и даже наложила косметику, облачилась в легкомысленное лимонно-желтое платье – то самое, что Кайл видел на ней, когда был еще подростком. Длинные волосы Петти, почти седые, были аккуратно уложены. В машине она говорила без умолку, делилась сплетнями о знакомых (тех, кого уже не было в живых), меняя темы с такой легкостью, которая в иных обстоятельствах вызвала бы добродушный смех.

Кайл почувствовал облегчение: вполне могло случиться так, что мать забыла бы выпить лекарства и оказалась бы сейчас не в себе.

Мимоходом обнявшись, родители завели неторопливый разговор о дочерях – те не показывались в Йорке уже более года. Одна жила в Санта-Монике, другая – в Портленде. Макэвой-старший позвонил обеим, обменялся с ними парой слов и передал трубку матери. На экране телевизора по футбольному полю бестолково метались игроки – звук был выключен. Когда семья уселась за стол, Кайл наполнил вином три бокала, хотя знал: Пэтти к своему не прикоснется.