В небе Ленинграда - Александр Новиков

Только тогда Свитенко сообразил, что задумал Слонов. Подбежав к самолету, он взобрался на нижнюю правую плоскость и ухватился за металлические расчалки.

- Держись крепче, командир! - прокричал Алибек и дал газ.

"Чайка" тронулась с места и, все убыстряя бег, помчалась по полю. Гитлеровцы открыли по самолету автоматный огонь. Краснозвездный ястребок взмыл над их головами и исчез.

Полет продолжался недолго - минут десять: но дался он Слонову труднее, чем самая отчаянная штурмовка противника. Он боялся, что командир не выдержит напора ветра, силы покинут его и он сорвется с крыла. Когда они отрывались от земли, струя ветра от винта сорвала с головы Свитенко шлем, очки и теперь яростно трепала его волосы, больно стегала по глазам, парусом надувала кожаный реглан. Под тяжестью человека на плоскости центр тяжести самолета переместился, и машину все время тянуло вправо. Слонов взмок, работая рулями и стараясь не дать "чайке" свалиться на крыло.

Но вот впереди показался Финский залив. Где-то здесь у Стрельны аэродром моряков, Алибек повернулся к Свитенко и рукой показал вниз. Командир кивнул головой и грудью навалился на расчалки. Силы покидали его, совсем закоченели пальцы, а острые края расчалок врезались в ладони до мяса.

Еще секунды - и земля. Наконец дробно застучали о сухой грунт колеса, машину сильно встряхнуло, и мотор тут же заглох, только со свистом крутился винт. Свитенко с трудом разжал затекшие пальцы и почти плашмя свалился на землю. Слонов, успевший выскочить из кабины, подхватил командира на руки.

По полю бежали люди в морской форме. Это были свои. И Алибек, поддерживая старшего лейтенанта, сказал:

- Все в порядке, батя: мы у своих.

Свитенко негнущимися пальцами благодарно пожал руку боевому товарищу. Только сейчас он понял: то, что совершил Алибек, двадцатитрехлетний парень из Осетии, по плечу не каждому даже опытному, закаленному воздушному бойцу.

Николай Иванович так и сказал мне при встрече о своем ведомом. Я спросил, решился бы он сам на такой поступок? Свитенко несколько удивленно ответил:

- А как же, товарищ командующий! Алибек не только мой боевой товарищ, но и друг.

Эта история вскоре облетела весь мир. В американских газетах подвиг Алибека Слонова назвали

"...небывалым, превосходящим все, до сих пор известное нам в анналах мировой авиации".

Конечно, это не совсем так. Подобные случаи товарищеской взаимовыручки были у нас и раньше, правда, в ситуациях, менее сложных. Мне памятен, например, подвиг летчика 44-го скоростного бомбардировочного авиаполка капитана М. Т. Трусова, совершенный во время войны с Финляндией. 10 февраля 1940 г. девятка СБ бомбила финские укрепления на "линии Маннергейма". На обратном пути вражеским зенитным снарядом был подожжен самолет лейтенанта М. Ф. Мазаева. Командир экипажа посадил машину на лед озера в тылу противника. Капитан Трусов первым заметил подбитый бомбардировщик и поспешил на выручку. Он приземлился рядом с горевшим самолетом, забрал экипаж и благополучно взлетел. За самоотверженный поступок Трусов был удостоен звания Героя Советского Союза{181}.

В финскую кампанию советские летчики, рискуя жизнью, 11 раз подобным образом спасали своих попавших в беду товарищей. Такой случай был и во время войны с японцами на Халхин-Голе летом 1939 г. В воздушном бою с вражескими истребителями японцы сбили самолет командира авиаполка В. М. Забалуева. Забалуев выбросился из горящей машины с парашютом. Приземлился он на территории противника. От плена командира спас известный летчик Герой Советского Союза С. И. Грицевец. Он посадил Забалуева за бронеспинку своего И-16 и, несмотря на большую перегрузку, сумел довести машину до аэродрома. Если мне не изменяет память, то это первый случай спасения летчика на истребителе. За этот подвиг Грицевец был вторично удостоен звания Героя Советского Союза{182}.

Словом, американские журналисты ошиблись, назвав подвиг Алибека Слонова небывалым. Однако эта неточность не умаляет значения поступка ленинградского летчика. В истории спасения Свитенко еще раз с особой силой проявились те высокие моральные качества советских воинов, которые помогли нам выстоять в самую трудную пору войны, перетянуть чашу весов на свою сторону и разгромить врага.

Ночной аккорд

Я знал многих летчиков, которых можно смело назвать не просто асами, а блистательными асами. Немало таких было и в рядах воздушных защитников Ленинграда. Недаром многие из них стали Героями Советского Союза. О некоторых я рассказал в предыдущих главах. В этой расскажу еще об одном Герое Советского Союза - Василии Антоновиче Мациевиче.

Осенью 1941 г. старший лейтенант Василий Мациевич командовал эскадрильей 26-го ночного истребительного авиаполка. Уже тогда он слыл незаурядным воздушным бойцом.

Кстати, среди непосвященных бытует мнение, будто искусство больших мастеров воздушного боя что-то исключительное и неповторимое. Это не совсем верно. В определенной степени искусство асов равнозначно, ибо сама природа воздушного боя не позволяет до бесконечности при данной неизменной технике развивать и совершенствовать его формы и приемы. Конечно, у каждого такого пилота есть излюбленные приемы, которыми он владеет виртуозно, что и создает его индивидуальный почерк. Но в целом воздушный бой даже мастеров высшего класса состоит из различных комбинаций уже известных элементов и фигур.

Даже искусство такого аса из асов, как трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, за исключением отдельных нюансов, причем чисто психологического свойства, в принципе ничего нового в себе не таит. Например, такие сложнейшие в бою фигуры, как "бочка" с зарыванием, уход от атаки скольжением или "горкой" с переходом в вираж, атака с управляемой восходящей "бочки" и с восходящей спирали, полупереворот с выходом в боевой разворот (нечто вроде обратной петли Шевиара) и некоторые другие, со временем с большей или меньшей степенью совершенства были освоены многими советскими летчиками.

В этом отношении Мациевич, пожалуй, не очень выделялся среди остальных летчиков. Как воздушный боец он был интересен в другом плане. Несмотря на свою молодость, Мациевич имел, если можно так выразиться, свою воздушную философию, свои взгляды на профессию летчика. Он поднимался в воздух не просто для того, чтобы вогнать в землю еще один "мессершмитт", "хейнкель" или "юнкерс". Каждый вылет, каждый бой были для него целым миром, в котором он старался открыть для себя что-то новое, такое, что еще больше утвердило бы его не только как летчика и воина, но и как Человека, вновь принесло бы ему то непередаваемое словами чувство полноты жизни, без которого он не мыслил себя в кабине самолета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});