В небе Ленинграда - Александр Новиков

На допросе он сообщил об одной детали, которая для нас тогда была ценнее всех иных его откровений. Вероятно, сам того не ведая, он позволил нам заглянуть в тайную тайных немецких ВВС. Мы уже знали, что во фронтовых авиачастях вермахта появилось много молодых летчиков выпуска 1940 г. и даже 1941 г. Понимали, что это вызвано большими потерями в опытных летных кадрах. Но что значили эти потери для противника и как они сказались на боевом состоянии фашистских военно-воздушных сил, мы достаточно четко себе не представляли. Неожиданное сообщение немецкого летчика внесло в этот вопрос ясность и позволило нам внести соответствующие поправки в действия нашей авиации. Оказалось, что в отряде было лишь два мастера "слепого" самолетовождения. Одного ленинградские летчики сбили в ноябре, вторым сбитым стал он сам, а замены им нет. Теперь в отряде одна молодежь, недавно выпущенная из летных школ. Молодые пилоты прошли курс ускоренной подготовки и летать в сложных погодных условиях не умеют, не владеют искусством бомбометания по расчету времени, даже при бомбежке таких крупных целей, как город или железнодорожный узел, выводят самолеты из облаков. То же самое показал и штурман экипажа.

Сообщения пленных впоследствии были подтверждены документами. Потери фашистских ВВС в людях превзошли все наши ожидания. Оказалось, что уже к лету 1942 г. противник лишился 13 тысяч летчиков{176}. Подготовка же летчиков дело дорогостоящее и длительное. Гитлеровская Германия начала войну с нами, имея всего 12,5 тысяч боевых летчиков (без учета инструкторов летных школ){177}. За какой-то год, в основном за первые шесть месяцев войны, мы истребили почти весь цвет фашистской авиации. Это оказался такой урон, качественно восполнить который гитлеровцы так и не смогли до конца войны.

Об успешной борьбе советских летчиков свидетельствует еще один документ. В июле 1942 г. ко мне (я тогда уже командовал ВВС Красной Армии) поступило донесение от командующего ВВС Юго-Западного фронта Ф. Я. Фалалеева.

"Воздушные бои,- писал он,- показывают, что противник бросает в бой свой слабо подготовленный летный состав. В числе сбитых и взятых в плен немецких летчиков имеются недоучки, совершившие после окончания школы всего по 1 - 2 боевых вылета. Из показаний пленных установлено, что прослойка этой недоучившейся части летных кадров в частях и подразделениях фашистских военно-воздушных сил, действующих против нашего фронта, очень высокая - до 50 - 60%. Можно сделать вывод, что нам противостоит численно превосходящий нас воздушный противник, но качественно значительно уступающий нам, потерявший уже значительную часть опытных летчиков. Опираясь в воздухе на количественное превосходство (в самолетах.- А. Я.), противник, напрягая усилия, стремится возместить утерянное качество своих летных кадров"{178}.

Резкое снижение качества подготовки летчиков признавали и сами гитлеровцы, в том числе Геринг в своей директиве от 13 июня 1942 г.{179}, генерал-фельдмаршал Кессельринг и другие высшие руководители вермахта{180}.

Вот как обернулся для немецко-фашистских ВВС первый же год войны против Советского Союза. И хотя к моменту наступления на Сталинград гитлеровцы путем переброски с западных театров войны и из авиационных школ опытных летных кадров сумели несколько укрепить свои авиасоединения, действующие на советско-германском фронте, но полностью вернуть своей авиации былую силу и мощь не смогли.

Подвиг ведомого

Воздушные защитники Ленинграда не только жестоко били врага, но и умели крепко постоять друг за друга, никогда не оставляли в беде товарища, всегда выполняли неписаный закон боевого содружества - сам погибай, а товарища выручай. Это прибавляло сил "рыцарям ленинградского неба", как их назвал поэт Н. Тихонов, помогало увереннее чувствовать себя в бою. Об одном из таких случаев воинской взаимовыручки я и расскажу.

19 августа я сидел у себя в кабинете над сводкой боевых донесений. Они были нерадостными: командиры частей и соединений жаловались на большие потери, становилось труднее и труднее маневрировать авиацией. К тому времени большинство аэродромов к западу и югу от Ленинграда оказались в руках противника, а новые, которые мы начали строить за рекой Волхов, еще не были готовы для эксплуатации. Пользуясь скученностью советской авиации и близостью к фронту наших аэродромов, противник часто бомбил их.

Я сидел и ломал голову, где найти хотя бы две-три новые точки для базирования авиации и как быстрее восполнить потери в людях и технике. Раздался телефонный звонок, я снял трубку. Меня срочно вызвали к главкому Северо-Западного направления Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову. Прихватив с собой необходимые документы, я отправился в Смольный.

Совещание уже было в полном разгаре. Я сел на свободный стул и стал ждать, когда понадоблюсь главкому. Но ему пока было не до меня: обсуждалось положение на фронте. Оно было очень тяжелым. Враг захватил Кингисепп, теснил наши войска к Финскому заливу и на рубеж Красное Село - Гатчина, головные части 28-го армейского корпуса противника подходили к Чудово и вот-вот могли перерезать Октябрьскую железную дорогу. На этом направлении наш фронт, как я уже писал, никаких укреплений не имел и не готовил их, и движение противника по Московскому шоссе на Любань и Тосно грозило тяжелыми последствиями. Фланги Лужской оборонительной полосы за 12 дней немецкого наступления оказались смятыми, и над войсками центрального сектора ее нависла угроза полного окружения. Ленинград уже готовился к уличным боям и противодесантной обороне: на улицах возводились баррикады, противопехотные и противотанковые заграждения, строились разные ловушки, узлы сопротивления, доты и дзоты. Шло формирование новых частей народного ополчения.

Гитлеровцы настолько уверовали в быстрый захват Ленинграда, что заранее приготовили за подписью "коменданта Ленинграда" специальные пропуска для въезда в город автомашин. За полевыми войсками, едва не наступая им на пятки, двигались специально отобранные полицейские и эсесовские части, которым было приказано навести "порядок" в городе. Офицеры готовились к банкетам на невских берегах.

Тяжко было все это осознавать. Но я, слушая выступавших, думал не о наших неудачах, а о том, как нам, авиаторам, лучше помочь наземным войскам. Я совсем погрузился в свои мысли, как вдруг резко распахнулась дверь и в кабинет быстро вошел кто-то из командиров. Он сразу направился к Ворошилову и стал что-то говорить ему на ухо. Климент Ефремович вскинул голову и посмотрел в мою сторону. Посмотрел строго и будто бы недовольно. "Что еще случилось?" встревожился я.

По мере того как командир докладывал, лицо маршала все более мрачнело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});