Rucciя - Шамиль Идиатуллин

– Вот так, – сказал Магдиев. – Мы виноваты. Ладно. Как вы? – Он по очереди заглянул в лица пилотов. Все выдержали взгляд не шевельнувшись. Зайнуллин сказал:

– Готовы, товарищ президент.

Магдиев кивнул, не обращая больше внимания на репортаж (журналистка говорила про перебои со светом, газом, водой и связью в центральных районах Казани), полез в карман пиджака, достал сложенный лист, полез в карман снова, в другой карман, ничего не нашел, махнул рукой, развернул лист, отодвинул его подальше от глаз и принялся читать:

– Указ президента Республики Татарстан номер УП-383, 4 августа этого года. В связи с началом масштабной агрессии против Республики Татарстан, повлекшей за собой массовую гибель граждан республики, и во избежание дальнейших жертв среди мирного населения постановляю. Первое. Объявить на территории республики военное положение. Второе. На время действия военного положения в соответствии с законом Республики Татарстан «О режиме особого и военного положения» вся полнота власти на территории республики сосредотачивается в руках президента и уполномоченных им лиц и институтов. Третье. Создать силы самообороны республики на базе кадровых, организационных, технических и инфраструктурных ресурсов, мобилизованных на территории Республики Татарстан и за ее пределами. На период военного положения все ресурсы, находящиеся на территории Республики Татарстан, вне зависимости от их принадлежности, объявляются достоянием Республики Татарстан и используются в ее интересах. Выразителем интересов выступает президент республики и уполномоченные им лица и институты. Компенсация возможных издержек владельцам ресурсов будет произведена после отмены военного положения. Отказ подчиняться настоящему указу расценивается как акт агрессии против республики и карается в соответствии с законом РТ «О режиме» и так далее. Указ вступает в силу с момента подписания. Уже вступил, значит, – объяснил Магдиев, на секунду оторвавшись от бумаги, и тут же продолжил:

– Теперь, значит, указ номер 384. Секретный. Утечку мы, Alla birsä25, обеспечим какую надо. Преамбула такая же, только еще ссылка «в соответствии с указом 383» идет. С предыдущим, значит. А дальше так: пункт первый. Привлечь военную технику, находящуюся на территории Татарстана и мобилизованную в силы самообороны, к акции возмездия агрессорам, направленной на предупреждение следующих бесчеловечных актов. Второе. Провести первую акцию возмездия в соответствии с разработками оперативного штаба сегодня, 4 августа. Третье. Гарантировать всем участникам акции и их семьям пожизненную защиту от возможного судебного и несудебного преследования, с чьей бы стороны они не исходили. Вот, в принципе, все.

Магдиев встал и хотел подойти к пилотам, но, видимо, застеснялся, что получится как в кино. Летчики тоже медленно поднялись с мест, выжидающе глядя на Танчика. Тот помолчал, что-то соображая, затем решительно спросил:

– На Савватеевку кто идет?

– Мы, – сказал Наиль. Сережа и Дима встали чуть плотнее к нему, показывая, какой он из себя – экипаж, идущий на Савватевку.

– Мужики. Вы сами вызвались, но приказ все равно от меня идет. Это надо сделать. Мне самому, tege, погано, потому что как бы наши там…

– Наших там нет, – сказал Зайнуллин.

– Mäytäm26, обслуга, на радарах, – принялся уточнять чуть растерявшийся Магдиев. Наиль так же скучно повторил:

– Наших там нет.

– А, – сказал Магдиев. – Ну да. Ладно, что я в самом деле… Александр Петрович, чего говорить-то положено?

– Ничего, – сказал Латышев, который, похоже, нервничал больше всех. – Ребята, просто сделайте как надо. Чтобы никто и никогда, ни одна сука…

– Ладно, Петрович, – оборвал его полковник Зайцев. – Все понятно. Танбулат Магдиевич (местные пилоты чуть скривились, но поправлять не стали, а Магдиев не шелохнулся), я сам полслова скажу. Я вас три месяца назад презирал, два месяца назад ненавидел, а теперь сам сюда приехал. Потому что я русский офицер. А никто, кроме вас, мне не дает делать то, что должен русский офицер. Мы все сделаем, как надо – и для татар, а для русских, и для девочки этой Юли. И для тех, кто ее убил. Езжайте, Танбулат Магдиевич, мы дальше сами. Пошли, мужики.

4

Тот, кто умеет обороняться, зарывается в самые глубины Земли. Тот, кто умеет нападать, обрушивается с самых высот Неба. Так они могут сохранить себя и достичь полной победы.

Суньцзы

Окрестности Йошкар-Олы.

11 августа.

Пит Маклоски был старожилом Савватеевки – он прибыл сюда еще три недели назад и застал времена, когда миротворческая бригада обедала вместе с русскими солдатами в их столовой. По счастью, эти времена не продлились более полутора суток – познакомившись с местным рационом, и вертолетчики, и радиотехники поняли причину агрессивности и неистовства российской армии, но сочли, что грубые желудки летунов столь утонченной пищи не вынесут. Полковник Коули лично распорядился распатронить по такому поводу продуктовый НЗ и до своего отъезда успел убедить начальство в необходимости обеспечить экспедиционному корпусу автономное питание. Скоропостижный крах карьеры полковника, по счастью, не сказался на обещании начальства: вместе с 8-м авиакрылом из Ирака прибыла бригада поваров и полевой модульный ресторан. Маклоски, которого несколько напрягали иронические возгласы русских по поводу гастрономической несостоятельности гостей, мечтал привести этих симпатичных, хотя грубоватых, грязноватых и совершенно не знающих английского солдатиков, в нормальное заведение, где можно бросить в кишку нормальную еду, не окунаясь в жар и вонь подгоревшей пшенки. Не получилось: практически весь личный состав русской воинской части был по договору между Москвой и Вашингтоном срочно передислоцирован в другую крохотную национальную республику, название которой Маклоски пытался запомнить трижды, но так и не преуспел – так что Савватеевка оказалась полностью американской частью. Исключение составляли заместитель командира части майор Беглов, выполнявший при американцах роль Вергилия, а также восемь военных диспетчеров и специалистов радиолокационной службы. Они номинально несли боевое дежурство, в котором явно никакого смысла не видели. И в самом деле, зачем пасти свои самолеты и выслеживать самолеты потенциального противника, если свои самолеты в Савватеевке больше не садятся и вообще обходят этот квадрат стороной (все по тому же соглашению Москвы и Вашингтона), а потенциальный противник, занявший базу целиком, сидит чуть ли не за левым плечом за собранной в дальнем углу расширенного (пришлось сломать пару стен) диспетчерского зала аппаратурой и что-то дундосит в микрофоны, время от времени добродушно улыбаясь аборигенам? Несмотря на это, русские специалисты держались подчеркнуто строго и официально, с американцам старались не общаться, воспринимая их соседство на рабочем месте как визит неприятного инспектора, которого замечать не положено. Соответственно, и в полевой ресторан они не ходили – и даже не пользовались установленными в диспетчерском зале кофеваркой и бутылью с водой, предпочитая таскать на службу цветастые китайские термосы времен Мао Цзедуна. Ребята отнеслись к этому спокойно, а Маклоски попытался расположить местных к себе, объясняя коллегам, что как ни крути, мы здесь все-таки гости. Эта идея вызвала взрыв хохота у Нормана и Клинтона, с которыми Пит успел погостить в Сербии, Афганистане и Ираке, но Маклоски был тверд в своих убеждениях.

Сегодня поддерживать разговор было невозможно. Русские, правда, практически не работали. Они слушали радиоприемник, принесенный с утра одним из диспетчеров и включенный на полную громкость. Пит русского не понимал, но даже если бы ему не удавалось разобрать в возбужденной словесной каше комментаторов «Казань», «Магдиев», «бомба» и «Бьюкенен», было бы нетрудно догадаться, о чем идет речь. Всегда прохладная атмосфера в итоге сгустилась до антарктической. Русские не обращая внимания на показания радаров и выскакивающие на экранах кириллические надписи, вовсе не шевелясь сидели на своих неудобных стульях (сменить их на американские кресла, с запасом доставленные из Басры, они отказались – видимо, из той же туземной гордости). Норман, которого сменил Пит, вполголоса сообщил, что так русские сидят с того момента, как по радио прошла первая информация о бомбежке Казани – и русские, не будь дураки, соотнесли ее с суетой на базе и массовым взлетом эскадрильи бомбардировщиков. Норман пожаловался, что за смену поседел и заработал пожизненную диарею. Пит рад был бы ему посочувствовать – каково участвовать в войсковой операции против русских – пусть татар, но все равно русских, – сидя в одном помещении с русскими солдатами? Но сочувствие следовало приберечь для себя. Во-первых, Питу предстояли четыре не менее веселых часа. Во-вторых, отсидевшие утреннюю вахту русские, дождавшись смены, не разошлись по казармам в обычном резвом темпе, а остались тут же – лишь пересели с колченогих стульев на обшарпанные столы и тумбочки. В-третьих, начало смены Пита ознаменовалось-таки массовым шевелением туземцев. Они отреагировали на бравурную песнь, вслед за которой в распахнутую дверь проник Малколм Хьюз (позывной Кабель), безумный видеолюбитель, добрейшая душа, любимец женщин и пилот от бога, летавший на «Дикой ласке»– истребителе прорыва F-16CJ Wild Weasel. Кабель, похоже, едва приняв душ, схватил камеру и бросился обходить базу с тут же увековечиваемым веселым рассказом о том, как татары раскидали по всему городу какие-то слабосильные обманки, совершенно не попытавшись прибегнуть к активной обороне. Вместо боевого вылета получилась веселая прогулка. Кислые мины собеседников ему, похоже, ничего не сообщили – и он весело водил объективом, оживленно болботая, как звено, которое он сопровождал, вышло на цель, отгрузилось – но тупой Майки решил положить кассету поточнее, сбавил высоту – и сначала чуть не воткнулся в здоровенную, под облака, кирпичную трубу, с испуга открыл бомболюк – и едва не получил в брюхо собственными осколками и взрывной волной. И тут какая-то шушера под городом, не иначе самодельный пост ПВО, выдала себя радиовспышкой, свидетельствующей о захвате воздушной цели – и тут же получила от него, Кабеля, пару ракет Maverick. А подоспевшие бомберы вдолбили так и не успевшего выстрелить балбеса в нефтеносные слои татарской земли. При этом Кабель не только смеялся взахлеб, но еще и показывал ладонью, а иногда и камерой, фигуры высшего пилотажа и взрывы.