Бабушка, которая хотела стать деревом - Маша Трауб

как Тамара пробует хурму, орехи, откусывает инжир, ей снова поплохело. Как можно есть не пойми что и немытое? Тамара ей объяснила, что тут все чище, чем в больнице, в операционной. Потому что ни одному продавцу не нужно, чтобы покупатель отравился. Но Настя продолжала падать в обморок.

– Как она будет выбирать еду для моего Берти, если такая нервная? – спросила саму себя Тамара. – Берти умеет на рынке, он со мной с детства ходил. За него я спокойна. Но разве не женщина должна решать, что брать, а чего не брать? Мужчина на любом рынке, сама знаешь, – носильщик. Отнести, принести. За выбор женщина отвечает.

Да, это историческое правило, которое работает во всех городах, селах, странах. Когда на рынок приходит супружеская пара, продавец всегда обращается к женщине. И с ней ведет диалог, помогает с выбором. Она же платит за продукты. Но все пакеты с купленными продуктами продавец передает мужчине, который должен стоять рядом, кивать, если к нему обращаются, и быть готовым подхватить пакет с незапланированным арбузом или дыней размером с дирижабль. Потому что супруга вдруг решила это купить. Никто на рынке не спорит с женщиной. Так что волнения Тамары я могла понять. Женщина, неспособная выбрать мясо на суп… О, что она тогда будет делать в овощах?

– Ладно, что она делает хорошо? Ведь не может быть, что все плохо? – Я решила хоть немного переключить Тамару.

– Посуду в посудомойку складывает. Меня это пугает. Она будто в тетрис играет. Минут по сорок все устанавливает – ровненько, тарелка к тарелке, вилочка к вилочке. Я же просто засуну и уйду, других дел полно. Вот с ней так же – уходила, чтобы не видеть процесс. Совсем не быстрая девочка.

«Совсем не быстрая девочка» – так говорила еще одна моя знакомая, Карина, про собственную дочь, которая очень долго шла за памперсом, долго шла на кухню за смесью. Карина переживала, что ее любимая и пока единственная внучка умрет от перегрева в памперсе или от голода, пока ее неразумная и «совсем не быстрая» мать дойдет из комнаты на кухню и обратно. Карина готовила, опасаясь, что ее любимый зять отощает, пока дождется ужина от жены. Карина приезжала к дочери и переглаживала детское белье, костюмы зятя, потому что опасалась, что дочь будет гладить так долго, что вещи опять испачкаются и сами пойдут в стиральную машинку.

Пока дочь Карины медленно ходила из комнаты в комнату, зять успевал проголодаться несколько раз и заказать наконец еду из ближайшего ресторана. Внучка умудрялась устроить потоп в ванной и каток в коридоре, вылив на пол банку с мыльными пузырями. Карина обычно приезжала следом за сантехниками и скорой помощью – любимый зять падал в коридоре на мыльном растворе и ломал ногу. Внучка успевала откусить острый перец, который прилагался к ресторанному блюду, а потом бегала, кричала и дышала ртом, как огнедышащий дракон. Карина каждый день готовила для зятя и внучки, отмывала квартиру, чтобы уже никто нигде не поскользнулся, и уезжала счастливая. Все были накормлены, дочь могла медленно передвигаться из комнаты на кухню. Да, есть женщины быстрые, как Тамара, – она не умеет долго что-то делать, ей становится скучно и неинтересно. А есть совсем медленные – и в этом их счастье. Они долго думают, медленно ходят, не спешат принимать решения. Но пока они думают, все как-то решается само собой – как правило, благодаря таким женщинам, как Карина или Тамара, которые не могут медленно, им надо сейчас, немедленно. И они берут на себя ответственность за все. Я бы хотела быть дочерью Карины, но Тамара однажды сказала, что я – ее сестра по натуре. Пришлось согласиться и продолжать бегать по жизни в быстром темпе.

– Но Берти с ней хорошо? – спросила я у Тамары.

– Да, хорошо, – будто на автомате подтвердила она. – Мне кажется, он счастлив. Такой умничка. Только ей это все не надо, и я не знаю, как ему это сказать. Ей нужна общага, студенческая свободная жизнь, а Берти – он так привязан к дому, семье. Ему хочется уюта, заботы. Они разные, понимаешь?

– Понимаю, мой муж тоже считал, что мы разные в быту, потому что я не мыла и не чистила его ботинки, как делала его мама. Я в детстве начистилась. Ты же знаешь, в осетинских селах девочки всегда перемывают обувь. И домашних, и гостей. Намылась на всю оставшуюся жизнь, – призналась я.

– Да, а я нагладилась. Терпеть не могу. Бабушка требовала, чтобы я проглаживала наволочки с двух сторон, она вшей боялась. И чтобы углы стрелами стояли на подушке, – рассмеялась Тамара.

– А я полы должна была промыть так, чтобы между половицами земля не оставалась. А как промыть, если дом без фундамента, на этой самой земле и стоит, – пустилась в воспоминания я.

– Моя свекровь появлялась на пороге утром и ходила за мной тенью. Смотрела, как я мою, убираю, готовлю. Молча. Потом делала страшно недовольное лицо и уходила. Через полчаса все соседки знали, как я неправильно приготовила мясо, как неправильно сварила суп и как я все остальное сделала тоже неправильно. Слушай, я так плакала! Мне было обидно! Я ведь старалась! Я не хотела быть плохой свекровью. Мечтала, чтобы Берти радовался, что мне нравится его избранница.

– Да, понимаю. Сейчас это редкое качество – заполучить такую свекровь. Если Настя не подойдет, можно меня в невестки взять? Я очень, очень хозяйственная. – Я пыталась пошутить, понимая, что Тамаре плохо.

– За две недели я так устала, что сейчас ничего не могу. К плите не хочу подходить. Я их кормила, на рынок сама ходила, шу им пекла и наполеон. – Соседка опять расплакалась.

Да, это уже было серьезно – Тамара пекла такие пирожные шу, которые никто не пек. Секретный рецепт. Я пробовала – это с ума можно сойти. Шу она пекла только на юбилей мужа, годовщину собственной свадьбы и каждый год на день рождения сына. То есть это было не просто пирожное, а знаковое событие. Наполеон Тамара пекла в ночь, не меньше двенадцати коржей, никакого покупного теста. Дать пропитаться, выстояться. Она испекла для меня наполеон и появилась на пороге через сорок дней после рождения моей дочери. Такая традиция – раньше нельзя ребенка показывать, хотя я была не против. Еще один наполеон соседка принесла, когда мой сын поступил на бюджет в МГУ. И еще один – когда дочь поступила в знаменитую художественную школу. А тут, на отдыхе, без всяких событий…

– Ох, –