Ариэль. Другая история русалочки - Брасвелл Лиз

Птица постаралась скрыть, как гордится тем, что использовала такие учёные слова, но её попытка с треском провалилась.

– Блестящие пуговицы... а! Солдаты. Да. Именно поэтому я... Постой, как ты меня узнала?

Ей пришлось откинуть край платка с лица, чтобы видеть чайку отчётливо.

– Я могу заприметить полтушки сардины, торчащей из цветочного горшка, на расстоянии в четверть мили, – ответила Джона. – Я чайка.

Ариэль улыбнулась. Она осторожно вскарабкалась на камень рядом с птицей. Взбираться куда-то всё ещё было рискованной затеей: русалка испытывала боль, падая в этом мире, где всё было тяжёлым, твёрдым и предрасположенным к падению. Необычайно лёгкий бриз пощекотал её лоб, когда девушка привстала на цыпочки, чтобы перед ней открылся вид на город... И этот бриз принёс с собой один из самых тошнотворных запахов, которые она когда-либо вдыхала. Запах падали, разлагающейся плоти. Смерти и гниения в ужасающих объёмах. Ариэль чуть не упала с камня.

– С тобой всё в порядке? – вежливо поинтересовалась Джона.

– Что это за... жуткая... вонь?..

– Ты имеешь в виду огромные кучи мёртвой рыбы, которую люди оставляют на верфи?

– Скаттл сказал... Я не думала... Почему они не... – Русалка попыталась унять подкатывавшую к горлу тошноту. – Почему эту рыбу хотя бы не съели?

– Не знаю, – ответила Джона, пожимая крыльями. – Но это нововведение снискало большую популярность среди нас, а также среди крыс и котов.

Ариэль не удалось что-либо разглядеть, стоя на цыпочках, а запах был так ужасен, что она слезла с камня обратно на землю, всё ещё ощущая в животе тяжесть, словно внутри его тоже был камень. «Ты царица». – Она изо всех сил постаралась совладать с собой.

– Я... собираюсь взглянуть на это, – сказала русалка, стараясь не дышать через нос. Эрик, даже её отец могли подождать. Она должна была выяснить, по какой причине её погибшие подданные оставались гнить, брошенные в кучи. Джона кивнула и взмыла вверх над головой девушки.

Дойдя до главной улицы, Ариэль заметила, что даже люди, для которых рыба была постоянной частью рациона, закрывали лица и носы тряпками; она не выделялась в толпе тем, что на ней был платок. Вонь стояла невыносимая. Некоторые люди выглядели угрюмо и с горечью сетовали на происходящее. Другие же выглядели радостно-взволнованными, они сновали туда-сюда, чиня сети, увлекая за собой друзей, беззаботно болтая и издавая ликующие возгласы.

И здесь, в доках, как ей и сказали чайки, всевозможные морские создания гнили сотнями и тысячами. Начиная с тех видов, которые люди обожают ловить и есть, и заканчивая теми, яд которых представляет для них смертельную опасность. Кальмары, осьминоги, угри, акулы, лавраки, скаты, морские щуки, ремень-рыбы, по крайней мере один маленький дельфин – все они были представлены в этих кучах мёртвых тел, преющих и разлагающихся на солнце.

Морская царица просто стояла там и смотрела на эту картину, охваченная чувством отвращения и скорби.

Наконец, она приступила к тому единственному, что могла для них сделать: стала шептать молитву. Снова и снова, желая, чтобы их души отыскали вечный океан, где находят покой герои, и обрели в нём вечное счастье и свободу.

Ариэль повторила её двенадцать раз, не собираясь на этом останавливаться, когда девушку прервал знакомый голос:

Мне так жаль.

Ариэль подняла глаза. Перед ней стояла Аргента, рисовальщица чернилами. На лице женщины читалось нескрываемое омерзение. Она положила ладонь на плечо русалки:

– Я надеялась встретиться с тобой вновь, чтобы поблагодарить за оставленные для меня монеты и самоцветы, но это не тот повод для встречи, на который я рассчитывала.

– Что здесь происходит? – требовательно спросила Ариэль.

Пожилая женщина скривила лицо, ямки и морщины на её коже сложились в гримасу презрения:

– Принцесса объявила награду за поимку «волшебной рыбы». Сундук золота, имение и титул любому рыбаку, кто её принесёт.

– «Волшебной рыбы»? – медленно повторила Ариэль, надеясь, что неправильно расслышала её слова.

– Принцесса Ванесса окончательно потеряла рассудок – по крайней мере, так говорят некоторые, – пояснила Аргента, фыркнув. – Возможно, его у неё и изначально-то не было. Возможно, она скрывала его отсутствие до настоящего момента. Но людям это всё равно – и чего удивляться? Целый сундук золота и титул за одну рыбу. Кто её знает, волшебная она или нет. Но я думаю, поскольку ты-то существуешь, разумеется, есть шанс, что и рыба – волшебная...

– В чём должна заключаться волшебная сила этой рыбы? Как она выглядит?

– Понятия не имею, в чём должна заключаться её сила. Что-то мне подсказывает, если это способность исполнять желания, её, вероятно, не станут отдавать принцессе, если ты понимаешь, о чём я. Говорят, она не похожа на обычную рыбу, которую мы здесь ловим. Она медленно плавает, у неё толстое тело жёлтого цвета в синюю полоску.

Во второй раз за день Ариэль почувствовала подкатывавшую к горлу тошноту.

«Разумеется, – ей следовало бы догадаться. – Флаундер».

Урсула назначила награду за поимку её лучшего друга.

В этот момент в Ариэль что-то изменилось.

Всего за один вдох тошнота отступила, а вместе с ней скорбь, дурнота и беспомощность. Что-то гораздо более твёрдое – и страшное – заняло это место.

– Советую тебе и всем, кто тебе дорог, держаться подальше от океана во время следующего прилива, – произнесла она так спокойно, как только могла.

– Что?.. – Аргента заглянула в глаза Ариэль: два больших аквамарина, чистых, как моря Гипербореи. Должно быть, она там что-то увидела. Холодную ярость? Или, возможно, простую уверенность, которой преисполнилась русалка: спокойное предположение, что она может подкрепить безумные слова ещё более безумной действительностью. Глаза настоящей царицы. – Да, спасибо. Разумеется, я их предупрежу, – быстро произнесла пожилая женщина. – Спасибо. – Она практически поклонилась русалке. Серьги Аргенты зазвенели, когда она бросилась бежать на своих старых, но ещё сильных ногах.

Повернувшись кругом, Ариэль взглянула на кучи рыбы, на мужчин и женщин – и на тех, что смеялись, и на тех, что злились, – на лодки, плавающие в море, – в последний раз.

Не беспокоясь о том, что её могут видеть, она спрыгнула с пирса и нырнула под воду, взбив воду в пену своим хвостом ещё прежде, чем полностью под неё погрузилась.

Ариэль выплыла на поверхность сразу же за заливом. Девушка была вне себя от ярости из-за стольких вещей: брошенной в кучи мёртвой рыбы; случая с каретой, когда Урсула обвела её вокруг пальца; собственной неспособности отыскать отца; потери той, кем она была до того, как отдала свой голос.

Вокруг тела русалки образовалась волна. Она поднимала её всё выше и выше – или, возможно, это сама царица росла и росла, было сложно сказать наверняка. Над головой Ариэль держала трезубец. Грозовые тучи слетались к ней со всех сторон, словно потерявшийся косяк мальков цихлиды, заплывающих в рот своего отца-рыбы, ища у него защиты. Молнии сверкали в небе и танцевали между зубьями её трезубца.

Царица Атлантики запела песнь ярости.

Ноты, то высокие, то низкие, звучали нестройно. Её голос местами переходил на визг, напоминавший вой банши с дальнего севера.

Она пела, и ветер пел вместе с ней. Он расплетал косы русалки и превращал пряди волос в щупальца, извивавшиеся вокруг её головы. Она пела о несправедливости судьбы Эрика и той, что выпала ей самой, о страданиях своего отца, заключённого в теле полипа, даже о смертной жизни Скаттла, которая медленно, но заметно угасала.

Но в основном она пела об Урсуле.

Она пела обо всех жизнях, затронутых и разрушенных злом: об убитых и обесцвеченных кораллах, о смертельно опасных участках океана, заросших водорослями, о чешуйчатой гнили. Она пела о том, что сделает со всяким, кто посмеет угрожать тем, кто ей дорог и находится под её защитой.

А затем, на последней ноте, она сделала быстрое движение рукой, как если бы собиралась бросить трезубец в сторону стоявших в заливе лодок, но удержала его.