Сказки старого Вильнюса IV - Макс Фрай

Мура горячо кивнула, соглашаясь со всем сразу: обязательно придем вечером! И может быть, действительно увидим и разведаем. И да, хорошо, очень хорошо, что мы тут на целую неделю! Хотя лучше бы вообще навсегда.

Мура и Настя пали жертвой очарования принца давным-давно, еще в шестом классе. Они и подружились-то благодаря Ариену Трийскому. Сперва просто обсуждали прочитанное, потом стали сочинять собственные истории о его похождениях, даже записывали что-то, но это занятие быстро забросили, им больше нравилось просто болтать. И не столько придумывать новые приключения, сколько обсуждать вкусы и привычки любимого героя, примерять на него окружающий мир: вот в этом кафе принцу наверняка бы понравилось, такую дурацкую шляпу с короткими полями он даже примерить не согласился бы, новый альбом «Ataraxia» заслушал бы до дыр, а толстую Соньку ни за что не стал бы дразнить и другим бы не позволил, он всегда за всех заступается, помнишь, как в «Новой истории спящей царевны» специально весь вечер танцевал с самой некрасивой девушкой, чтобы ей не было обидно? Ну и вот.

А когда стали постарше, оценивали потенциальных кавалеров, прикидывая, захотел бы Ариен Трийский с таким дружить? Нет? Ну и все, до свидания. И одевались с учетом его предполагаемых предпочтений, даже волосы перекрасили – Мура в малиновый, Настя в бирюзовый – после того, как в пятнадцатом томе эпопеи принц одобрительно высказался о парикмахерском искусстве и сказал, что модницы украшают мир ничуть не меньше, чем художники.

И – взрослые уже вроде бы девицы, давно пора выбросить из головы эту книжную дурь – продолжали сверять с ним свои поступки. И старались не делать ничего идущего вразрез с его благородными принципами. Даже будущую профессию выбирали с оглядкой на своего кумира. Не обнаружив в себе склонностей ни к медицине, вызывавшей у принца безграничное почтение, ни к математике, которую он считал лучшим отдыхом для ума, решили учить иностранные языки. Ариен Трийский, конечно, знал все языки, какие только могли понадобиться, за ним обычному человеку не угнаться, но все-таки хоть сколько-нибудь можно выучить, это гораздо лучше, чем ничего.

В Вильнюс подружки приехали, чтобы отметить удачное поступление в университет. Это было их первое настоящее путешествие. Не очень далеко от дома, но все-таки другая страна! И не с родителями, не с классом, не с туристической группой. Только вдвоем. От одного этого еще за несколько дней до отъезда ходили как пьяные, весь мир был словно в тумане и призывно звенел волшебными колокольчиками: сейчас, сейчас начнется ваша настоящая жизнь. И, похоже, не обманывал. Вильнюс оказался чудесным городом, словно бы специально придуманным лично для них. Даже удивительно, что в книжках принц Ариен ни разу не попал в Вильнюс. Или неудивительно? Возможно как раз потому, что у него тут главная тайная резиденция? Где можно спокойно подумать, спрятаться от врагов и отдохнуть от дел. Нельзя такие тайны сразу читателям выдавать. Особенно если он…

Особенно если он есть на самом деле.

Об этом Мура и Настя даже друг с другом почти не говорили. Но обе в глубине души надеялись, что истории – настоящие. Ну, почти настоящие, насколько это возможно. Предположим, автор познакомился с Ариеном Трийским где-нибудь в баре. Разговорились, подружились, чего только не бывает. И, например, автор предложил принцу свою кровь в обмен на разрешение записать его истории, до неузнаваемости изменив некоторые детали, чтобы получилось похоже на сказку. Здорово, если так и было! И даже не потому, что тогда появляется возможность встретиться с Ариеном Трийским на улице. Шансы на это, будем честны, все равно исчезающе малы. Но все равно пусть бы бессмертный принц был настоящим! Просто так, для увеличения общей прекрасности бытия. И для собственного удовольствия. Потому что гораздо лучше быть, чем не быть.

И теперь, увидев дом на Швенто Казимеро, вполне подходящий для постоянного проживания Ариена Трийского, Мура и Настя испытали удивительный душевный подъем. Как будто увидеть заброшенный старый дом с аккуратно разбитым окном и дать волю фантазии – все равно, что получить неопровержимые доказательства присутствия принца-вампира на земле.

Впрочем, в доказательствах они не нуждались. Иногда для счастья совершенно достаточно легкомысленного предположения, которое как-то незаметно превращается в уверенность, пока идешь по Швенто Казимеро к Барбакану, подпрыгивая от избытка чувств, непрерывно щелкая телефоном, заговорщически переглядываясь с подругой: «Прикинь, он тоже каждый день ходит здесь!»

Проснувшись, долго не мог поверить, что действительно сделал такую несусветную глупость: в нарушение всех писаных и непроизносимых правил совершил перемещение между реальностями во сне. Это я-то, с детства приученный контролировать течение мыслей, всякое свое движение, любой издаваемый звук, каждый выдох и вдох – даже в обмороке, не только в сновидении.

Немыслимо.

Как это произошло, почему, зачем? Вопросы остались без ответа, потому что роковые последствия безрассудного поступка не заставили себя ждать. Утрата памяти, как неоднократно предупреждала Старшая Наставница Хайя Омин. К счастью, не полная, а только частичная. Повезло. На самом деле, фантастически повезло. Могло быть гораздо хуже.

По крайней мере, ответы на обычные в таких случаях вопросы: «Кто я?», «Откуда?», «Где сейчас нахожусь?» – у него все-таки были. И довольно внятные, грех жаловаться. Впрочем, жаловаться вообще – грех. Даже когда у тебя нет ответа на вопрос: «Зачем я здесь?» И на другие, не менее важные: где я был вчера? Чем вообще занимался в последнее время? Что делал, чего хотел, о чем думал, с кем встречался и говорил? Кого любил, что считал смыслом? Был счастлив, или напротив, проклинал день знакомства своих родителей?

Понятия не имею.

Воспоминания детства оказались на месте, четкие, яркие, хоть и прошла с тех пор не одна тысяча лет. Годы юности и учебы тоже помнил вполне ясно. А вот события относительно недавних дней мелькали, как картинки, разрезанные для коллажей и тщательно перемешанные. Что действительно вспомнил, что выдумал, что просто когда-то приснилось – поди теперь разбери.

Впрочем, ладно. Это ждет. Для начала следует привести себя в порядок.

Сел на постели, огляделся. Вздрогнул, увидев свое отражение – вечная злобная мать, кто здесь?! Ах, ну да, это у нас я. Доброе утро. Удивительный я все же урод – бледная немочь с бесцветными волосами, глаза как у огненной жабы, зеленые, выпученные, и лицо совершенно непрозрачное, как табуретка, даже костей под кожей не видно; впрочем, внешность – это, как показывает практика, не очень важно, почти с любой можно жить. Я же живу.

Вспомнил: в этом доме зеркальная дверь ведет в ванную, белая – в коридор, там справа кухня, а слева проход в кладовую, ну то есть, в условную кладовую, на самом деле, ничего нужного там не хранится, только искривленные временем и сыростью доски и старые картинные рамы, остались с каких-то незапамятных времен, не стал убирать, потому что они не мешают пройти к окну. Окно – это очень важно; вспомнить бы еще, почему.

Ладно, попробую вспомнить. Но сперва надо умыться и… что еще делают, чтобы быстро привести себя в чувство? Так, погоди, в этой реальности совершенно точно есть некий специальный утренний напиток; дома я вспоминаю его с содроганием, очень уж горький, но всякий раз, попадая сюда, почему-то пью с удовольствием это, как его? – точно, кофе! И не «это», а «этот», если по-русски, «эту», если по-литовски или по-польски, напиток один и тот же, а пол меняет чаще, чем я домашние туфли, только знай переходи с языка на язык и делай глоток за глотком, то мужской, то женский. Я и полюбил-то ее, его именно по этой причине, за столь переменчивый нрав можно простить горький вкус.

И да, отличная новость: местные языки я все-таки не забыл. А то хорош был бы, лопоча здесь на трийском наречии, которое во всей Вселенной понимает примерно полторы сотни тысяч человек.

В кухне обнаружил не только смолотый с вечера кофе, но и три пирожных на белом фарфоровом блюде, и почти непочатую коробку шоколадных конфет, припас, значит, заранее, чтобы не бегать с утра по городу в поисках пробуждения и утешения одновременно, какой же я молодец.

Конфеты оказались странные: сверху шоколад, а внутри острый сыр и кусочек оливки. Подумал: «Добрая мать, какая же гадость!» – тем не менее, проглотил и сразу потянулся за второй. К четвертой по счету распробовал наконец это экзотическое сочетание, заодно вспомнил, что всякий раз привыкал к нему заново, первую конфету жевал, содрогаясь от отвращения, а ближе к финалу сожалел, что нельзя захватить пару центнеров домой. Живые люди и одухотворенные артефакты относительно легко воплощаются в иных реальностях, обычные вещи, вроде одежды, оружия или книг протащить гораздо трудней, но все-таки возможно, если знаешь специальные приемы, а вот еду – ни в какую. То есть, взять с собой ее можно, но съесть потом не получится, в лучшем случае, окажется гнильем, в худшем – смертельным ядом, причем никогда заранее не угадаешь, как выйдет на этот раз, лучше просто не связываться. В смысле, возвращаться домой без гостинцев.