Прощённые долги - Инна Тронина

– Эти подонки не представляют никакой ценности, даже для опытов. Что же касается должников, то тут надо быть суровым. Прости одному, другому – вообще все тебя кинут. Нет средств – расплатись натурой, чтобы впредь быть умнее. Уступи жену, ребёнка, если сам не хочешь подставляться. Это уж дело главы семейства, кому идти за всех на правёж. Вам ли не знать наших законов, Обер? Я должен быть уверен в эффективности применяемых средств. От жизни или смерти любого, кто мешает мне нормально жить, зависит очень многое. И потому я всегда хочу действовать наверняка. Нора рассчитывала досконально, сколько того или иного препарата нужно для мужчины и женщины, мальчика или девочки, полного или худого, старика или юноши. Ей требовались различные категории подопытных образцов, вот и всё. Вас это интересовало? Слушайте, Обер, вас будет полезно. Вы давали гарантию на свои препараты, но требовались некоторые уточнения. Вы просто говорили, как он действует, но в тонкости не вникали.

– Благодарю. – Филипп побарабанил пальцами по крышке сейфа. – С этим всё ясно. А теперь, Ювелир, покажите мне план. Объясните, по какому принципу устроена эта лаборатория. Какова численность персонала? Как давно она существует? Я не шучу насчёт того, что мы работали с Грачёвым. Вам, наверное, интересно будет узнать о том, что в течение почти двух лет я сливал на Литейный информацию. В том числе и о вас, Ювелир. Вы не уйдёте отсюда живым, поэтому я могу позволить себе роскошь назвать имя агента, исполнить ваше заветное желание. Ради достижения этой цели вы угробили столько народу, что грех не получить в итоге положительный результат. Если бы мы не помешали, случилось бы самое страшное. Но Андрей Озирский жив и, надеюсь, будет здоров. Сразу же двойной инъекцией Г-50 он получил антидот. Нора и Али сказали ему лишнее, считая Андрея уже мёртвым. Они неосторожно дали понять, что такая лаборатория существует. Ни я, ни Грачёв, ни его начальство ничего о ней не знали. Теперь же в руках ментов находятся записи вашей племянницы. В том числе там есть упоминания об опытах на людях. Вы проиграли по всем статьям, Ювелир. Надо уметь останавливаться вовремя – это правило многим спало жизнь. А вот вы с Элеонорой не остановились, чем погубили себя. Своими потугами вычислить агента ОРБ вы ускорили развязку. Если хотите, чтобы жил ваш внук, вы сейчас же предоставите данные о лаборатории Келль. Ещё две минуты, и всё. Больше времени у меня нет.

– Победителей не судят. – Уссер по-новому оглядел Готтхильфа с ног до головы, грустно усмехнулся и потёр свои обвислые щёки. – Когда-то приходится проигрывать – таков закон жизни. Чем позже, тем лучше, конечно. Мне Всевышнего гневить грех – фартило до сегодняшнего дня. Мне только интересно, Филипп, каким образом вас завербовали. Чего вам не хватало? Вас затошнило от собственного богатства? Ведь после августовской поездки в Штаты вы получили возможность довести своё состояние до полумиллиарда долларов. Тот же противораковый препарат Г-10!.. Как случилось, что вы предали своих? Вам угрожали? Вас хотели арестовать?

– Я бы всё-таки попросил открыть сейф. – Филипп поднял пистолет. – Мы непростительно долго разговариваем, а время идёт. Помните, что ваш внук и его нянька с того самого момента, когда увидят меня, будут обречены.

– Да-да, я помню. – Уссер снял с шеи связку ключей, с лязганьем открыл бронированную дверцу сейфа.

Филипп не знал устройства этого ящика, а потому вынужден был уламывать хозяина. Его насторожил слабый писк, доносящийся из сейфа, но так мог работать защитный механизм. Кроме того, были плохо смазаны петли, удерживающие металлические щитки, которые прикрывали многочисленные ячейки.

– Виварий мы организовали в конце восемьдесят седьмого года. – Ювелир вдруг заговорил охотно, даже весело. – Если мне не изменяет память, на данный момент там содержится около сорока человек. Но надо сказать, что численность всё время меняется. Многие не выдерживают, и их место поступают другие.

– Куда Элеонора девала трупы? – тихо спросил Готтхильф.

– А куда придётся. В крематорий оттуда не повезёшь – слишком далеко, да и опасно. Чаще всего в болоте топили. Это самый надёжный способ решить такую проблему. Никакие мусора уже никогда не найдут эти останки.

– И сколько же было жертв? – Филипп яростно тёр правую щёку, терзаемую нервным тиком.

– Я не считал. Думаю, тридцать-то дубарей точно было. Может, и больше. Бухгалтерия вся была у Норы. Остальные пока дышат, но некоторые уже спятили. Гнилой человеческий материал. Нора всегда на это жаловалась. Значит, вы убили её, Обер?

– Не я лично, но согласен ответить за это. Пришлось прикончить всех, кто там был, вплоть до прислуги. Вам ли, Ювелир, не знать об элементарных правилах безопасности?

– Я знаю! – Уссер вдруг стремительно обернулся от открытого сейфа и покачал головой. – Я-то знаю… А вот вы, Обер?!

Филипп даже не успел моргнуть, как со стены упал персидский дорогой ковёр, и за ним оказалась потайная дверь. Туда, с пистолетами наизготовку, влетели трое дюжих охранников. Тот писк из сейфа оказался ничем иным, как сигналом, прозвучавшим в рациях резервной группы куда громче, чем в комнате.

И вновь спасла форма, потому что «быки» замешкались доли секунды, которые оказались спасительными для Обера и роковыми для Ювелира. Последний сплоховал – уверенный в успехе, он не грохнулся вовремя на пол, не открыл своего врага для выстрелов. Готтхильф, левой рукой схватив Уссера да пояс халата, выставил его перед собой, пригнулся. А правой рванул из кармана «браунинг», царапнув палец о целик. Тут же пространство вокруг них оказалось под плотным огнём.

Одна из пуль расколола драгоценный вазон на резной полочке, другая отскочила от брони сейфа, несколько штук застряли в коврах и креслах. Автомат Тима огрызнулся из коридора, и тут один из вбежавших через потайную дверь рухнул замертво. Филиппу тяжело было стрелять, не видя цели. А Уссер вырывался, что-то надрывно крича, махая руками. Потом он вдруг захрипел и обмяк, потому что свои же продырявили боссу голову и шею.

Автомат Крафта снова взорвался очередью, скашивая оставшихся двоих молодцев, а потом всё стихло. Только оседала поднятая коротким, но яростным боем пыль, и с потолка сыпалась извёстка. Заплакал в дальней комнате мальчик, и Филипп опустил прошитый пулями труп Ювелира на ковёр. С хрустальной люстры посыпались отбитые пулями подвески.

Потом он сказал Тиму, разминая уставшую руку:

– Завяжи чем-нибудь лицо, и мне тоже дай тряпку. Ребёнок с нянькой могут нас увидеть. Этих в угол сложи, проходу мешают…

– Сейчас. – Крафт вытер кровь со щеки. На другой, вымазанной йодом, уже засохли коричневые корки.

Филипп начал лихорадочно обшаривать сейф, сгребая в мешок все бумаги. Для одной ночи неплохо – уничтожены и «банька», и «третья квартира». Семён Ильич лежал, в своём бесценном халате, раскинув руки. Кроме двух смертельных ран, Обер увидел его пробитый левый локоть и сорванный кусок скальпа.

Тим затянул узлом на затылке большой носовой платок, и Филипп продолжил свою работу. Документы по лаборатории должны были находиться здесь, нужно только как следует поискать. Ничего, даст Бог, на Литейном будут довольны. Ювелир оставил им весь свой архив, что случалось крайне редко. От Веталя Холодаева, например, в милиции не поимели ничего Его гражданская жена Дездемона Кикина то ли уничтожила, то ли забрала с собой бумаги Веталя, и бесследно исчезла сама.

Но время стремительно утекало, и в любую минуту их могли застать здесь нянька с мальчишкой. Тогда волей-неволей придётся их ликвидировать – без слюней и соплей, как положено. Кроме того, на квартиру к Ювелиру мог пожаловать кто-нибудь из «братвы», и непременно с охраной. В конце концов, автоматную стрельбу было слышно на улице и во дворе. Мало ли, кто там околачивался – работники ресторана, дворники, водилы. Так или иначе, нужно было торопиться, тем более что Грачёв на квартире Горбовского с нетерпением ждал результатов мероприятия.

Под пальцами Филиппа замелькали цветные фотоснимки, большей счастью семейные. Он узнал Элеонору в детстве, на торжественной линейке – с двумя тощими косичками и бантами-пропеллерами. Потом попался снимок, где молодая выпускница медицинского института произносила клятву Гиппократа, ещё не зная, как цинично и подло нарушит её. Следующий снимок был свадебный – прекрасная невеста в белом облаке из шёлка и кружев стояла рука об руку с низеньким лысым выжигой, который был намного старше по возрасту. Тонкими руками в блестящих перчатках Нора прижимала к себе букет флёр д'оранжа, и фата её водопадом низвергалась на ковёр. А это, похоже, последний снимок – красный «Понтиак» на набережной какого-то северного города. Рядом стояла Элеонора в собольей шубе, с чёрной бархатной бореттой-наколкой в волосах и в бриллиантовом колье. Тут же был и Али Мамедов – в пятнистой «тройке», в шляпе и с тростью.