От Анны де Боже до Мари Туше - Ги Бретон

Помимо бесконечных мелких неприятностей, которые она ему причиняла, фаворитка сделала даже попытку уничтожить его с помощью наемных убийц. К счастью, Бенвенуто ускользнул от засады здоровым и невредимым.

Тем не менее, измученный бесконечным противоборством, Челлини решил покинуть Францию, предварительно насолив м-м д'Этамп так, как она того и заслуживала. Скандал разразился в тот день, когда король лично объявил открытие галереи, где находился знаменитый Юпитер.

Франциск I и весь двор, столпившись вокруг статуи, расточали щедрые похвалы автору.

Вдруг кто-то спросил:

— А что это за покрывало, которое Бенвенуто накинул на статую?

М-м д' Этамп ответила язвительным тоном:

— Да просто чтобы скрыть дефекты своей работы!

Бенвенуто только того и ждал.

— Я не из тех мужчин, кто скрывает свои недостатки, — сказал он, — и покрывало наброшено мною из простого приличия; но раз уж вы этого не желаете, пусть его не будет!

Быстрым движением он срывает ткань, и взору всех открывается чуть ли не у самого лица стоявшей рядом фаворитки громадный, гигантский, феноменальный мужской член Юпитера.

— Как вы находите, его размеры достаточны? — воскликнул скульптор.

Перепугавшись, м-м д'Этамп отшатнулась, в то время как весь двор с удовольствием усмехался. Сам король с огромным трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Тогда фаворитка, бормоча проклятья, взяла короля под руку и повлекла к двери.

Прежде чем выйти из галереи, Франциск I, которого разыгравшийся фарс вознаградил за множество пережитых им неприятностей, воскликнул:

— Я похитил у Италии самого великого из когда-либо существовавших на земле.

Все вокруг зааплодировали, а м-м д'Этамп возвратилась в свои апартаменты вне себя от злости. Вечером она явилась к королю и потребовала, чтобы Бенвенуто был повешен.

— Я согласен, — сказал Франциск, — но при условии, что вы найдете мне равноценного художника.

Несмотря на дружеское отношение короля, Бенвенуто Челлини почувствовал, что над ним нависает опасность, и погожим весенним днем 1545 года, уложив свой багаж, отправился в свою родную Италию.

Вот так Франция лишилась одного из выдающихся художников эпохи Возрождения.

<Жюль Альваротто, посланник Феррары во Франции, письмо, отправленное из Мелона 29 января 1545 года.>

ВИНОВАТА ЛИ ПРЕКРАСНАЯ ФЕРОНЬЕРКА В СМЕРТИ ФРАНЦИСКА I?

Иногда как давать оказывается важнее того, что давать…

Народная мудрость

Чрезмерное увлечение женщинами сильно сказалось на физическом состоянии Франциска I, отчего в свои пятьдесят два года он выглядел настоящим стариком.

Однако он по-прежнему любил показать себя весьма галантным кавалером, если, конечно, подворачивался случай, и все при дворе сходились во мнении, что в постели он еще за себя постоять может…

Разумеется, не было в нем уже той бурной энергии, которая когда-то позволяла ему по восемь-десять раз кряду доказывать даме сердца свое особое расположение. Теперь он утешался тем, что слушал или сам рассказывал более чем фривольные истории, из-за чего присутствующие начинали чувствовать себя не во дворце, а в казарме. Сохранился анекдот того времени, вполне подтверждающий это. Однажды вечером канцлер Гайяр сидел на самом краю длинной скамьи в большом зале дворца, а король на своем королевском месте, и оба они стали вспоминать многочисленные беспутные приключения одного рыцаря.

— А, кстати, — воскликнул неожиданно король, — почтенный монсеньор канцлер, скажите мне, пожалуйста, велико ли расстояние между весельчаком и распутником? <Игра слов во французском языке; «гайяр» (gaillard) — весельчак, «пайяр» (paillard) — распутник.>

Канцлер встал:

— Ровно столько, сколько от моей скамьи до вашего места, Сир, — ответил он.

Этот смелый ответ необычайно понравился Франциску I, и он долго смеялся.

* * *

Непристойный образ жизни самого суверена привел к тому, что если при дворе и были кое-какие признаки сдержанности, в основном проявляемые дамами, то теперь и они исчезли. В Фонтенбло можно было услышать массу прелюбопытных вещей. Достаточно привести один пример. Стала очень модной песенка под названием «На моем газончике появилась блошка» <Все семнадцать куплетов этой песни включены в сборник Лотриана, опубликованный в 1543 году.>, которую все принцессы без тени смущения распевали целыми днями.

Из-за этой блошки, а может, из-за какой-то другой, все дамы страдали таким зудом, что только и думали, как бы его заглушить. Усилия, которые они для этого предпринимали, заставляли думать, по словам историка тех лет, «что в дам этих вселился какой-то бес».

А Брантом рассказывает еще более поразительный факт:

«Мне говорили об одной красивой, порядочной и, главное, умной даме веселого и доброго нрава, которая однажды, приказав комнатному слуге снять с нее панталоны, спросила, не вызовет ли это у него искушения и вожделения; она сказала другое, более откровенное слово. Слуга подумал, как лучше ответить, и из уважения к ней решил сказать „нет“; тогда хозяйка неожиданно взмахнула рукой и дала ему увесистую пощечину. „Убирайтесь, — сказала она, — вы больше у меня не будете служить; вы — настоящий глупец, и я вас увольняю…“

Бесстыдные, испорченные, жадные до наслаждений, эти дамы были в вечном поиске все новых и новых средств, которые бы могли придать побольше остроты их любовным развлечениям. Соваль говорит, что придворные дамы пользовались специальными притирками, которые способствовали росту волос в сокровенном месте до такой длины, чтобы можно было «их завивать и подкручивать подобно усам какого-нибудь сарацина». То-то, наверное, было зрелище…

«В 1546 году Франциск I впервые в своей жизни почувствовал настоятельную потребность в уединении. Вечно деятельная и взвинченная м-м д'Этамп его утомляла, и время от времени король отправлялся на несколько дней в Шамбор, „где две сотни человек могли жить, ни разу не встретившись друг с другом, если к тому не было желания“. Шамборский замок был построен по планам короля в густом лесу, в том самом месте. где он, как некоторые утверждают, еще семнадцатилетним юнцом стал любовником одной не менее юной особы из Блуа.

Шамбор, эта усыпальница юношеской любви, был замком роскошным, но мрачным. Именно тут он сочинил полные горькой печали стихи («Подруги юных лет, куда исчезли вы…»). И здесь же запечатлел, но не на оконном стекле своей комнаты, как обычно рассказывают, а на стене, то ли с помощью головешки, то ли куска упавшей с потолка штукатурки, три слова: «Любая женщина непостоянна». Да, именно три слова, а не двустишие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});