От Анны де Боже до Мари Туше - Ги Бретон

Эта новость в первый момент несколько оглушила м-м д'Этамп, но затем она взяла себя в руки и обдумала новый план по избавлению от дофина. План этот вполне можно назвать макиавеллическим: под любым предлогом Карлу Пятому объявляется война, и на эту войну посылается принц Генрих, причем именно на тот участок сражения, где французских войск будет явно недостаточно. После этого сообщить военную сводку императору с тем, чтобы он как бы вопреки всем ожиданиям нанес сокрушительный удар по участку, где сражается принц.

Это предательство могло вовлечь Францию в беспрецедентную катастрофу, но это мало волновало фаворитку. Для нее имело значение лишь одно: уничтожение покровителя той женщины, которую она ненавидела.

Осуществление первой части плана, однако, застряло, потому что у Франции не находилось ни малейшего повода для объявления войны Карлу Пятому. Герцогине Этампской пришлось с этим смириться, тогда как лицо вдовы Великого сенешаля осветила улыбка торжества и презрения.

Был, момент, когда фаворитка, казалось, нашла подходящий предлог для войны: на Ассамблее электоров в Аугсбурге Карл Пятый обвинил Франциска I в том, что он клятвенно пообещал Султану Сулейману впредь отрицать божественность Христа и непорочность Девы Марии, убивать свинью в купели и заниматься блудом в алтаре.

Но это обвинение было настолько смехотворно в своем преувеличении, что король отказался принять его во внимание.

И все-таки случай, о котором грезила герцогиня, представился несколько месяцев спустя, когда в Италии по приказу императора были убиты два французских посла, Фрегос и Рэнкон.

В иные времена король, возможно, ограничился бы тем, что выразил «своему брату» недовольство по поводу случившегося в письменной форме. Теперь же, подталкиваемый фавориткой, Франциск I объявил Карлу Пятому войну.

И тут же были поставлены на ноги две армии: одной из них должен был командовать лично дофин, другой — герцог Орлеанский. Первому предстояло осадить Перпиньян, второму — Люксембург.

Не успела начаться война, как сразу стало ясно, что дела у братьев складываются по-разному. Если принц Карл одерживал блестящие победы, то Генриху осада Перпиньяна давалась нелегко. Бедняга уже знал, что враг, предупрежденный герцогиней Этампской, бросил против него десять тысяч человек.

В течение нескольких дней он мужественно пытался взять город штурмом, но любое его усилие сводилось на нет предательством. Историк Дре дю Радье сообщает, что маршал д'Аннебо, связанный с герцогиней Этампской, «доходил до того, что приказывал разобрать батарею, удачно расположенную кем-то из старших офицеров, и установить ее так, чтобы не было никакой пользы…».

В конце концов дофин был вынужден снять осаду. С чувством стыда он покинул Перпиньян и вернулся в Монпелье, где его очень холодно встретил Франциск I.

Бедный Генрих был, конечно, опозорен, но он остался жив, и раздраженная герцогиня Этампская подумала, что придется все начинать сначала.

А начинать сначала было непросто, поскольку дофин, почувствовав отвращение к войне, с облегчением вернулся к двум своим женщинам.

Любимый одной и обожаемый другой, он расслаблялся рядом с ними, обволакиваемый атмосферой мягкости, тепла и семейного уюта.

Это верно, что все определенней можно было говорить о супружеской жизни втроем. Гифре говорит, что «Диане удалось так основательно встроиться в интимную жизнь высочайшей четы, что постепенно она превратилась в некотором роде в вершину супружеского треугольника, доводя его тем самым до полной гармонии».

Можно не сомневаться, что Екатерина Медичи вполне обошлась бы без этого третьего измерения, которое придавала ее семейной жизни вдова Великого сенешаля, но она прятала свою ревность под любезной улыбкой, делая вид, что ничего странного не замечает в поведении дофина. Он же не особенно церемонился с ней. После визита Карла Пятого он приказал жене перестать разговаривать с герцогиней Этампской:

— Я желаю, мадам, чтобы вы публично продемонстрировали презрение женщине, которая постоянно вредит нашему другу!

И тогда, пряча сжигавшую ее ненависть, Екатерина покорно встала в ряды сторонников любовницы своего мужа.

Диана со своей стороны проявляла всяческое благородство.

Иными вечерами, когда дофин начинал раздеваться в ее комнате, она, принимая серьезный вид, говорила:

— Нет, Генрих, на этот раз доставьте мне удовольствие, отправляйтесь спать с вашей женой.

Дофин пытался по возможности отсрочить эту тяжкую обязанность, но Диана в таких случаях была непреклонна.

— Так надо, Генрих! Подумайте о своем потомстве. Вам необходимо иметь наследника.

Дофин снова натягивал на себя одежду, отправлялся с мрачным видом в апартаменты своей жены и там яростно на нее набрасывался, стараясь сделать ей ребенка, которого так ждала вся Франция <Мишле: «Генрих II спал со своей женой только тогда, когда этого хотела и на этом настаивала Диана».>.

Но как это ни печально, все его усилия оказывались тщетными, и Екатерина была безутешна.

В конце концов, она попросила врача Фернеля осмотреть ее. Тот, посмотрев куда следует, обнаружил серьезное нарушение внутреннего устройства, не позволявшее принцу Генриху довести до благополучного результата свои усилия.

Дофина была в отчаянии. Но, к счастью, Фернель был хорошим врачом. Он отвел дофина в сторону и, по свидетельству Диониса в его «Трактате о родах» <«О потомстве человека или картина супружеской любви» (1696).>, научил его некоему хитрому приему, возможно чуточку акробатическому, но зато весьма эффективному, поскольку Екатерина Медичи впоследствии имела десять детей.

Как ни странно, несмотря на обследование Фернеля, легенда о том, что в бесплодии Екатерины Медичи виноват дофин, продолжала носиться в придворных кругах. Утверждали, что он «ущербен по своей природе», и эта мнимая ущербность служила, как водится, поводом для многочисленных насмешек.

Брантом пересказывает одну из таких шуточек, которая всех рассмешила при рождении первого ребенка Екатерины.

«Одна придворная дама, входившая в кружок знатных дворян и известная своим острым язычком, обратилась к дофину с двусмысленной просьбой подарить ей „аббатство Сан-Хуан, которое никем не занято“. Это его крайне удивило. Но тому была причина. При дворе тогда говорили, что произнесенная двусмысленность относилась только к дофину, которого все считали виновником отсутствия наследника. Полагали, что его „штучка“ не в порядке, что ей не хватает прямизны, и потому семя не попадает куда следует. Когда же ребенок все-таки родился, никто не сомневался, что он не от дофина., хотя тот и заявил, что его „;штучка“ нормально работает. Поэтому просьба вышеупомянутой дамы к дофину вызвала взрыв смеха, и тогда она сказала, что он „оставил свободным аббатство Сан-Хуан“, намекая этими словами на такое, о чем я предоставляю возможность догадываться самим читателям без дополнительных пояснений…».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});