От Анны де Боже до Мари Туше - Ги Бретон

ДУЭЛЬ ЖАРНАКА — ДЕЛО РУК ЖЕНЩИНЫ

Когда двое мужчин испытывают желание убить друг друга, почти всегда в деле замешана женщина.

Альфред Савуар

После смерти Франциска I герцогиня Этампская, укрывшись в Лимурском замке, проводила дни в страшной тревоге. Она постоянно ждала ареста по приказу Дианы де Пуатье, публичного суда, жестокого обращения и заточения в тюрьму.

Но она плохо знала вдову Великого сенешаля. Женщина в высшей степени осторожная, Диана не желала создавать опасный прецедент, жертвой которого она сама могла стать в один прекрасный день.

Ее снисходительность, смысл которой разгадали лишь немногие близкие ей люди, удивляла простой народ, надеявшийся, что после смерти короля фаворитка лишится всех своих владений, а, возможно, будет осуждена за ересь и сожжена на площади.

— После того как дофин взойдет на трон, — часто перешептывались люди, — мадам д'Этамп долго не протянет.

Но народ, как всегда, ошибался. Все дело в том, что Диана де Пуатье очень радовалась, видя свою соперницу поверженной, считала, что за нее отомстила судьба, и потому отказалась от мысли преследовать ее еще и за ересь.

Вот ничему, сидя в Лимурском замке, м-м д'Этамп имела возможность совершенно безбоязненно исповедовать избранную ею религию.

Но очень скоро из-за болтливости слуг стало известно, что король Генрих II завладел драгоценностями бывшей фаворитки с тем, чтобы подарить их Диане де Пуатье, и это немного обнадежило простой люд, которому немало пришлось претерпеть от капризов прекрасной Анны.

В Париже в те дни ходила песенка об одной даме, которая когда-то высоко вознеслась, а теперь так низко упала.

К сожалению, герцогине предстояло упасть еще ниже.

Жан де Бросс, герцог Этампский, ее муж, живший в Бретани, однажды утром появился в Лимуре, полный решимости настоять на своих супружеских правах, а также востребовать причитающиеся ему по должности деньги, которые в течение пятнадцати лет до него так и не доходили по вине экс-фаворитки.

М-м д'Этамп была очень рассержена этим визитом, а первую претензию мужа нашла просто ошеломляющей.

— Прошло столько времени! — сказала она.

— Да, прошло двадцать лет, — сухо отозвался Жан де Бросс, — и все эти годы вы постоянно наставляли мне рога с королем. Сегодня король мертв, и ничто не может помешать мне лечь в вашу постель.

М-м д'Этамп подумала, что в сложившейся ситуации есть жертвы, на которые просто необходимо идти, и что вообще жизнь — это вечная долина слез.

Она согласилась.

Жан де Бросс, побуждаемый неутоленным желанием, которое за двадцать лет превратило его в человека несколько апоплексического, едва не опозорился, как пишет историк, потому что «сначала не мог показать себя достойным партнером, каким его знали бретонские девицы и дамы, так сильно он разволновался и ослабел»… Но потом он «взял себя в руки», и м-м д'Этамп на какое-то мгновение даже забыла, что рядом с нею муж…

<Потому что Франциск I назначил его губернатором Бретани вместо монсеньера де Шатобриана, мужа первой своей фаворитки! Один рогоносец сменил другого…>

Реальность, с которой она столкнулась придя в себя, оказалась, однако, удручающей: Жан де Бросс, быстро натянув на себя одежду, с посуровевшим взглядом положил перед ней бумаги, которые ей следовало подписать.

Она попыталась ему втолковать, что он выбрал для разговора о делах не совсем подходящий момент, но он возмутился:

— Вы моя жена и обязаны меня слушаться!

Бедняжка, еще «не остывшая от любовных ласк», подписала бумагу, по которой передавала мужу принадлежавшие ей поместья Шеврез, Дурдан и Лимур. После этого он приказал ей одеться:

— Вы скоро отправитесь в Бретань, где впредь будете жить.

Через несколько часов носилки, сопровождаемые вооруженными всадниками, доставили герцогиню в мрачный замок Ардуинэ, где ей предстояло пробыть в заточении восемнадцать лет.

* * *

Едва прибыв в Бретань и несмотря на плотную слежку, которую установил за ней муж, экс-фаворитка поручила нескольким верным людям наладить постоянную негласную связь с королевским двором, чтобы быть в курсе того, что там происходит.

А в это время в Сен-Жермене все были взволнованы событием, связанном с молодым сеньором Ги Шабо де Жарнака, деверем герцогини Этампской.

Этот, как всем было известно, очень бедный дворянин давно уже обращал на себя всеобщее внимание своей утонченной элегантностью и тем, что жил на широкую ногу.

Однажды дофин, подстрекаемый Дианой, которая не упускала ни одного случая запятнать семью своей соперницы, спросил молодого человека, на какие средства он «ведет столь блистательное существование».

Жарнак ограничился тем, что, улыбаясь, напомнил дофину о своем отце, который только что вторым браком женился на очень богатой даме, Мадлен де Пюи-Гюйон.

— Она меня поддерживает <Во французском языке этот глагол имеет два значения: «поддерживать» и «содержать».>, — добавил он, неосторожно произнеся двусмысленное слово.

Придя в восторг от этого промаха, дофин тут же рассказал всем, кто пожелал послушать, что Ги Шабо, оказывается, любовник своей мачехи. Злые языки разнесли эту новость по всему двору, и в конце концов она достигла ушей молодого дворянина. Придя в неописуемую ярость, он с негодованием воскликнул, что «злобен и труслив тот, кто распустил эту клевету, кем бы он ни был».

Оскорбление, разумеется, адресовалось наследнику престола. Последний же, не имея возможности потребовать удовлетворения, потому что его сан запрещал ему сражаться с простым дворянином, поручил одному из своих верных друзей, Франсуа Вивонну, сеньору де Ла Шатеньре, признать себя оскорбленным словами Жарнака и вызвать его на дуэль.

Ла Шатеньре, по-солдатски грубый и в то же время отзывчивый парень, согласился на это и тут же начал всех уверять, что Жарнак ему лично говорил такие ужасные слова: «Я сплю с моей мачехой».

Однако Франциск I, уступая нажиму м-м д'Этамп, которая боялась за жизнь своего деверя, воспротивился дуэли.

Но уже через неделю после смерти короля-рыцаря Ла Шатеньре, направляемый Дианой де Пуатье, мечтавшей покончить со всеми родственниками м-м д'Этамп, обратился к Генриху II со странным письмом:

«Сир, в споре, возникшем между Шабо и мною, я до настоящего времени думал лишь о защите своей чести, не касаясь чести дам, в „том числе и той, о которой идет речь. Учитывая, однако, что в доказательство своей правоты я вынужден был сказать, что Шабо поступил со своей мачехой как ему хотелось и что он сам сказал мне, что спал с нею, я покорно прошу вас разрешить мне драться на дуэли до победного конца, во время которой я надеюсь своим оружием доказать ему правоту того, что я сказал“.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});