Расстояние - Хелен Гилтроу

– Я попытаюсь.

У него не получилось.

Все прошлую ночь я следила за камерами видеонаблюдения Программы, пытаясь отыскать Йоханссона. Четыре секунды истошного вопля мужчины до сих пор в моей памяти. Я уверена, что он мертв. Мертв или покалечен настолько, что не сможет выжить.

В шесть раздается звонок секретного телефона.

Клянусь, я не сразу смогла узнать его голос.

Сейчас я на кладбище Тауэр-Хамлетс среди мертвецов Ист-Энда Викторианской эпохи: владельцы чугунных заводов, купцы, мелкие торговцы и их жены, викарии, врачи и учителя. Памятники на их могилах мелькают между голыми деревьями и покрытыми инеем кустарниками: плиты, обелиски, готические башенки, открытые Библии и ангелы над многочисленными: «НАВЕКИ В НАШЕЙ ПАМЯТИ» и «ВЕЧНО ЛЮБИМЫЙ». Здесь больше не хоронят, это место созерцания, общественный парк и даже класс под открытым небом – ученики начальных классов близлежащих школ приходят сюда летом искупаться в пруду и половить бабочек. Однако сегодня в одиннадцать утра в среду в начале февраля здесь нет никого, кроме меня и человека, сидящего на скамейке с опущенной на грудь головой.

Я не очень люблю встречи в общественных местах. Слишком много камер и любопытных глаз.

Я намеренно оделась так, чтобы походить на служащую благотворительной организации или церкви: благодетельница с сумкой сэндвичей и адресом местного приюта.

Я останавливаюсь в нескольких метрах от мужчины на скамейке. Он может быть пьян, под кайфом или просто спит.

– Здравствуйте.

Мужчина не шевелится, но глаза его открыты.

– С вами все в порядке? – спрашиваю я, подходя ближе, и понимаю, что это не так.

С ним не все в порядке.

– Я не буду этого делать.

Он выходит из игры? Но так не бывает. Внезапно память прорезает крик мужчины.

– Тебе было больно?

Я присаживаюсь на край скамейки. Йоханссон поворачивает голову и смотрит так, словно я говорю на другом языке.

– Нет.

– Вчера я пыталась тебе дозвониться, звонила по тому номеру, кто-то снял трубку, и… я слышала.

– Это был не я.

Мы замолкаем на несколько мгновений.

– Винни, – наконец произносит Йоханссон. – Его звали Винни.

И ты знал его.

– Он мертв?

– Да.

– Из-за тебя?

– Да. – Йоханссон медлит и говорит: – Они заставили ее смотреть.

О господи!

Улыбающийся человек с ангельской внешностью, чьей специальностью были пытки, – Терри Канлифф возвращается снова. И все из-за Йоханссона. Он понимает, что должен отказаться от работы, поэтому он здесь. Сейчас Йоханссон слишком подавлен и совсем не в форме, а риски слишком велики. Однако он шатается под тяжестью этого решения. Он знает, что у него есть заказ, который надо выполнить. Отвернуться – значит проявить слабость, верно? На него давят стыд, чувство вины и несостоятельности одновременно.

– Филдинг в курсе?

Йоханссон отворачивается и смотрит на убегающую вниз тропинку.

– Пока нет.

Я глубоко вдыхаю, позволяя холодному воздуху освежить легкие, и добиваюсь просветления в голове. Оно приходит медленно. Вскоре я уже знаю, что надо делать. Вернуть Йоханссона на квартиру на юге Лондона. Поговорить с Филдингом – он будет в ярости, но ничего не поделаешь, ему придется найти другого исполнителя. Человека с ножом… Завтра предстоит избавить Йоханссона от груза судьбы Райана Джексона и постепенно вернуть к собственной жизни, а потом отвести и от нее.

– Хорошо, – говорю я, – мы вытащим тебя.

– Нет. Мне нужно вернуться. – Он поворачивается и добавляет как-то очень легко: – Я должен вытащить ее оттуда.

Господи, теперь ты на ее стороне. Вы сблизились, и теперь ты за нее.

На тропинке появляется пожилая пара и направляется к нам. Они смотрят на нас с любопытством: бродяга и женщина с сумкой.

Возможно, им удается уловить возникшее между нами напряжение. Пара проходит мимо, но через пять шагов женщина оглядывается. Я киваю ей. Все нормально, не волнуйтесь.

Но это вовсе не так.

Перед глазами кадры с камер наблюдения: Йоханссон и Кэтрин Галлахер в мастерской, они разговаривают. Я смотрела на них и радовалась, так ведь? Думала, это хорошо, значит, она ему доверяет, так мы сможем докопаться до истины. Я не понимала, что она затягивала его в свой мир.

Не важно, как близко он подошел к цели, пока существуют другие расстояния, то промерзшее психологическое пространство, позволяющее ему исполнять работу и не просыпаться от крика. Это расстояние сейчас слишком велико. Она заманила его в свои сети.

– Кэтрин знает, что тебя отправили за ней?

– Нет.

– Она сама попросила ее вытащить?

– Нет.

– Но ты сказал ей, что сделаешь это?

– Нет.

Кэтрин умна и честолюбива, она готова на все, чтобы добиться желаемого. Она никогда не была жертвой и не собирается сейчас примерять на себя эту роль.

– Мы даже не знаем, что произошло.

Молчание. Йоханссон сидит и смотрит в пространство остекленевшими глазами. И я понимаю: «Она сказала тебе».

– Его звали Дэниел, – начинает он. – Фамилии она никогда не знала. Моего возраста, может, моложе. Темноволосый. У него были сломаны ноги, множественные раны. Ее наняли лечить его. Держали в комнате, из окна она видела только драконов на воротах. Кэтрин была рядом с ним четыре дня. Полагаю, тогда этого парня пытали.

– Она?

– Не знаю.

– И потом она его убила?

– Да. – Йоханссон опускает глаза. – Он сопротивлялся. Это было кошмаром. Повсюду кровь.

– Она рассказала, почему так поступила?

– Потому что была на это способна.

Я не свожу с него глаз, и он отводит взгляд.

– Она сказала, что ее пациенты, возможно, были другими.

Шесть лет, столько дел, его жертвы никогда не мучились и не страдали, вне зависимости от того, в каком были состоянии и что совершили. Он был способен это гарантировать. Но эта женщина… Не понимаю.

– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем ты хочешь ее вытащить?

Йоханссон не отвечает, лишь пожимает плечом.

– Ее преследуют кошмары, – наконец говорит он.

Я не знаю, что сказать. Полагаю, Йоханссон тоже. Он качает головой, словно объяснить это выше его сил, словно он сам себя не понимает.

В мою голову прокрадывается мысль: она ему небезразлична.

– Я должен это сделать, – произносит он и поворачивается ко мне. – Ты все можешь, Карла. Помоги мне ее вытащить.

Они теперь вместе, так? Йоханссон любит ее и готов рискнуть всем ради нее – своей жизнью, репутацией, идеальным послужным списком за последние шесть лет – всем, чтобы вытащить ее. Чтобы подарить ей жизнь.

Он любит ее. Это удар: он любит ее.

Я хочу встать и уйти. Скорее туда, за кладбищенские ворота, где меня ждет «мондео», и потом обратно, в гараж… Но я не могу бросить его здесь. Что он будет делать? Вернется в Программу? Постарается защитить Кэтрин? А тем временем Брайс…

Я не могу этого допустить.

– Хорошо, – говорю я. – Я постараюсь все уладить. – Часть моего мозга продолжает работать, не обращая внимания на то, что я чувствую. Мое состояние похоже на то, которое бывает после ДТП, – удар, и я отхожу в сторону, понимая, что внутри меня что-то надломилось, я все еще под воздействием шока, но могу держаться на ногах и даже ходить. Иногда лучше не думать слишком много. Если я смогу идти дальше, это уже будет хорошо.

– Ты сможешь, Карла?

Правда в том, что я и сама этого не знаю.

Вчера мы могли бы действовать с помощью Гамильтона. Он поместил ее в Программу, у него есть связи, возможно, у него получилось бы вернуть ее обратно. Но он все еще вне поля досягаемости: мы ищем его. Пустившись в бега, люди часто возвращаются в места, где провели детство, туда, где когда-то чувствовали себя в безопасности. Или пытаются затеряться в хаосе больших городов. Гамильтон был директором «Хоупленда», у него мог остаться ключ от корпоративной квартиры. Финн сейчас пытается получить информацию откуда только возможно. Крейги послал людей проверить все имеющиеся у нас адреса. Я даже позвонила Эллису и назвала имя. А это еще кто такой, черт возьми? Или вы и этого не объясните? Черт вас всех подери. И все же пока ничего.

Что, если мы его не найдем?

Случай Кэтрин Галлахер аномальный. О ней нет сведений в системе. Это может стать поводом для властей выпустить ее. Но как потом обеспечить ей безопасность – вопрос именно в этом. Мы не знаем имени клиента, но у него есть связи и свои источники: через час он будет знать, что Кэтрин покинула Программу, это развяжет им руки.

– Возвращайся. Сделай так, чтобы с ней ничего не случилось. Не покидай клинику и жди звонка. Я сообщу сразу, как только разработаю план. Возможно, будем действовать через Уитмана. Ему понадобится встретиться с тобой. Воспользуемся предоставляемыми возможностями для свиданий в Программе. Вытащим ее так быстро, как только сможем. Но после… – Мне больно. Нельзя обращать внимания. – Вам обоим надо будет исчезнуть. – Произнести тяжелее, чем я полагала. – Мы сделаем все необходимое, это наша работа. – Новая жизнь вдали от всех. Вдвоем. Ты должна справиться. – Тебе захочется быть рядом с ней, но какое-то время потребуется быть в разлуке…