Я болею за «Спартак» - Михаил Ромм

Итак, самая трудная часть пути — скалистое ребро — осталась позади. Все альпинисты, станция, оборудование для последнего лагеря и продукты были наверху. Но продуктов мало. Их могло хватить только в том случае, если бы удалось закончить восхождение без всяких непредвиденных задержек. На это, однако, нельзя было рассчитывать. Стрелка анероида беспокойно металась по шкале, предсказывая неустойчивую погоду. Можно было опасаться тумана и шторма.

Николай Петрович взял на учет все продовольствие и ограничил порции. Альпинисты были переведены на голодный паек.

Начался «великий пост» штурмовой группы, едва не сорвавший восхождения.

На другой день утром Нишан и Ураим Керим, страдавшие горной болезнью, пошли вниз. Последние носильщики выбыли из строя.

Абалаков и Гущин взвалили на себя двухпудовую радиостанцию и понесли ее дальше к вершине. На высоте 6400 метров, где каждый килограмм кажется пудом, это было настоящим подвигом выносливости. Связанные веревкой, они осторожно шли по узкому фирновому гребню.

Миновав его, поднялись по фирновым полям до высоты 6900 метров, оставили там радиостанцию, наметили место для последнего лагеря и вернулись на «6400».

28 августа Гетье и Цак спустились к пятому «жандарму» за продуктами, оставленными там носильщиками, и снова поднялись на «6400». Горбунов и Шиянов сделали попытку пройти туда, где Абалаков и Гущин оставили станцию, и установить последний лагерь. Но Шиянов, все еще не оправившийся от отравления, почувствовал себя плохо, и им пришлось вернуться.

29 августа, в тот самый день, когда по плану альпинисты должны были, совершив восхождение, вернуться в ледниковый лагерь, они покинули, наконец, лагерь «6400» и продолжили свой путь к вершине. Связавшись попарно, они начали подъем по фирновым полям. Местами снег был рыхлым, и они проваливались по колено. Стрелка анероида медленно ползла по шкале, приближаясь к 7000 метров. Каждый шаг стоил неимоверных усилий.

...К вечеру альпинисты достигли места последнего лагеря. Две маленькие палатки возникли в белой фирновой пустыне.

12

Как спускались Цак, Гущин и Шиянов. — Дудин поднимается в лагерь «5600». — Победа: «Вершина взята, станция поставлена». — Спуск штурмовиков в лагерь «4600».

Вершина была близка. Всего на шестьсот метров надо было подняться по перекатам фирновых полей, чтобы ступить на высочайшую точку СССР, чтобы вписать славную страницу в историю советской науки и советского альпинизма.

И все же трое из шести вынуждены были отступить. Уже шесть дней прошло с тех пор, как Гущину разбило камнем руку. Она распухла и сильно болела. Гущин почти не спал. Шиянов так и не оправился от отравления консервами. У Цака шекельтоны[21] оказались слишком тесными: ноги зябли, их легко можно было отморозить.

Гущин, Шиянов и Цак решили спускаться.

Маленькая подробность. Шиянов пришел к этому решению ночью. И утром, незаметно для товарищей, он не принял участия в трапезе, чтобы сэкономить продукты для тех, кто продолжал восхождение.

А экономить продукты было необходимо: предсказание анероида начало исполняться. У вершины клубился туман.

Уходившие вниз видели, как Абалаков с одной частью радиостанции в спинном мешке стал медленно подниматься к вершине. Вслед за ним двинулся в путь Горбунов. Последним шел Гетье, несший вторую часть радиостанции. Он сгибался под непосильной тяжестью и каждые десять-пятнадцать шагов в изнеможении падал в снег.

Туман спускался все ниже, и вскоре фигуры трех подымавшихся наверх альпинистов расплылись в нем неясными силуэтами.

Гущин, Цак и Шиянов спустились в лагерь «6400».

Шиянов согрел воды, промыл Гущину рану и переменил повязку. Сам Шиянов тоже чувствовал себя слабым. Он и Гущин решили ночевать на «6400».

Между тем Цак должен был спускаться дальше. Он получил задание как можно скорее добраться до нижних лагерей и вновь подняться с носильщиками наверх, на «6400» или «6900», чтобы доставить штурмовавшей вершину группе продукты. Медлить нельзя было ни минуты. Погода портилась, могла возникнуть необходимость отсиживаться в палатках, а для этого нужно было продовольствие.

Но как спуститься одному по скалистому ребру, когда и в связке с опытным товарищем спуск был труден и опасен?

Выручили старые навыки.

Есть альпинисты, ходящие по горам в одиночку. Они любят оставаться одни лицом к лицу с величавым миром вершин и ледников. Ради этого они готовы подвергаться любому риску и любым опасностям.

Цак, австрийский рабочий-коммунист, у себя на родине был альпинистом-одиночкой. Много глетчеров прошел он один, без товарищей, осторожно прощупывая впереди себя ледорубом снег, много вершин в Альпах и Тироле он взял, не связанный ни с кем веревкой. И теперь он не отступил перед труднейшей задачей — спуститься по скалистому ребру. Он надел спинной мешок, взял ледоруб и исчез в скалах шестого «жандарма». Поздно вечером он достиг двух палаток на краю трещины на фирновом обрыве — лагеря «5900». Одинокий огонек походной кухни зажегся в одной из них...

На другой день Гущин и Шиянов решили продолжать спуск. Но когда они высунулись из палатки, они были поражены происшедшей за ночь переменой. Сильный снегопад покрыл скалы и ледяные склоны толстым пушистым слоем. В рассеянном свете, пробивавшемся сквозь туман, снег слепил глаза.

Снег и туман... Даже для здоровых альпинистов спускаться в таких условиях было бы безумием. Однако другого выхода не было: в лагере продукты были на исходе, да и этот скромный запас надо было оставить для группы, штурмовавшей вершину.

Альпинисты связались на всю длину веревки и тронулись в путь.

Мучителен и опасен был этот спуск по окутанным снегом скалам и льду в густом тумане. В прорывах тумана выступали очертания каких-то огромных утесов. Под снежной пеленой нельзя было различить, где скалы переходят в ледяной склон. В сущности, это был спуск ощупью. Каждый метр приходится прощупывать ледорубом, почти на протяжении всего пути рубить ступени

Когда альпинисты преодолели шестой «жандарм» наступили сумерки. Жестокий мороз сковывал все движения, штурмовые костюмы и рукавицы оледенели

Начали спуск по пятому «жандарму».

Это был самый опасный отрезок пути: крутой обледенелый гребень обрывался с обеих сторон бездонными пропастями. С шуршанием падали с него лавины свежевыпавшего снега. В прорывах тумана временами появлялся в небе неполный диск луны. В его свете перед альпинистами вырастал гигантский пик. Он казался очень близким, но это был мираж в неверном лунном свете...

Гущин, как более слабый, идет первым. Он спускается на длину веревки и забивает в скалу крюк, чтобы страховать Шиянова, когда тот начнет спускаться.

Шиянов следил за каждым его движением. Потом внезапная слабость охватила его. Ледяной карниз, смутно чернеющая фигура Гущина — все это исчезло, расплылось в нахлынувших видениях другого мира. Шиянов увидел себя в Москве, в своей комнате. За стеной слышались голоса родных. Потом кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — сказал Шиянов.

Никто не входил. Стук продолжался все сильнее все настойчивее...

Шиянов очнулся и увидел Гущина, сильными ударами молотка вгонявшего в скалу крюк.

Шиянов похолодел от ужаса. Жизнь товарища зависела от его внимания, силы и быстроты, а он позволил себе забыться...

Заночевали на маленькой площадке у подножия пятого «жандарма». Светила луна, и туман проплывал густыми рваными хлопьями, открывая запорошенные снегом вершины и отвесные скалы.

Разложив на площадке спальные мешки, альпинисты с трудом залезли в них.

Снег перестал. Ветер гнал по небу разорванные тучи. Где-то внизу взошла луна и залила все вокруг неверным сиянием.

Гущин и Шиянов следили за фантастической игрой лунного света. Они забыли и безмерную усталость, и опасность предстоявшего на другой день пути. Ночь затопляла их потоком тревожной и причудливой красоты. Были те мгновения, которые навсегда порождают тягу в горы.

Потом тучи сгустились, и снова пошел снег. Большие хлопья запорошили спальные мешки с неясными очертаниями двух человеческих фигур...

Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин.

— Пойдем, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдет.

Шиянов вылез из мешка и помог вылезть Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галету, которую он сберег. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части.

С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по веревочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолен, еще одна ступень к спасению пройдена. Двинулись дальше. Гущин по-прежнему шел впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам.