Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

лежит за домом.

– Живой?

– Да не сказать… Но это не мы!

Свенельд пошел посмотреть. Кузнец из Арки-Варежа оказался зарублен – ударили топором между лопаток. Судя по виду тела и следам на снегу, сюда его приволокли уже мертвым. Русы этого сделать и не могли: тело уже закоченело к тому времени, как они ворвались в Келе-бол.

Люди Арнора пытались расспросить женщин, но те ничего не знали. Одна сказала, что утром, еще в сумерках, слышала шум и брань перед избой Аталыка, но все быстро стихло.

– Видать, разозлил он кого-то, что драться идти не захотел, – сказал Велерад.

– Я ж ему предлагал – оставайся с нами. Он ушел.

– Заберем его?

– Заберем, – подумав, решил Свенельд. – Все-таки дочь у него… уже взрослая, пусть сама хоронит.

Остаток дня русы перевязывали раны и отдыхали. Вечером, зажарив барана, стали думать, что делать дальше. От Келе-озера обычный путь дружины лежал еще несколько на юг – к Южным Долинам, а потом по рекам возвращался на Валгу. Но теперь пришлось бы вести с собой здешний полон и скот, что замедлило бы и затруднило продвижение, а задерживаться Свенельд не хотел.

Ночь и утро поразмыслив, он за завтраком объявил решение:

– Забираем отсюда все и уходим на запад. Дани мы не добрали, но поднесем вместо нее Олаву полон. И лучше ему будет побыстрее узнать, какие тут дела. А что не добрали, возьмем на следующую зиму.

Теперь нашлось время вспомнить о Самуиле. Того держали вместе с пленными женщинами, и Свенельд велел привести его в избу Аталыка, где ночевал сам. Объясняться им пришлось по-славянски; Самуил этот язык знал довольно плохо, но Свенельд надеялся догадаться, что старик имеет в виду.

– Ты что-нибудь знаешь о Гриме? Если вы из Итиля, вы там должны были знать, что произошло. Вы нашли тело Грима?

– Он и правда погиб? – задал вопрос Велерад.

За время пути домой в войске утвердилось мнение, что Грима нет в живых. В Хольмгарде приняли это мнение, не имея возможности достать никаких других сведений. И вот впервые перед русами оказался человек с той стороны, способный рассказать что-то еще.

Самуил медлил, раздумывая.

– Вы видели тело? – повторил Свенельд.

– Я стан молвить… – наконец начал Самуил, – станет молвить Олав. Его лишь… для.

– Ётуна мать! – Свенельд в ярости хлопнул по столу. – Ты играть со мной вздумал! Я тебя говорить заставлю! И живо!

– Ты что-то знаешь, старче? – обратился к Самуилу Велерад, предостерегающе положив руку на руку брата. – Ты что-то знаешь о Гриме?

– Мы толко… вати… молвити… ино… – забормотал Самуил и разразился речью на родном языке, из которой никто не понял ни слова.

– Глядь! – рявкнул Свенельд. – Говори толком! Вы видели его тело?

– Постой! – вмешался Халльтор. – Спроси, а они Грима в лицо знали? Они могли его опознать среди прочих?

– Откуда этому хрену-то знать? – воскликнул Арнор. – Он-то в той битве не был!

– Хавард был! – повернулся к нему Свенельд. – Он почти признался! А ты его насмерть зарубил, глядь!

– А что я мог сделать! Я хотел повредить только, а конь дернулся…

– Конь у него дернулся! А с этого хрена толку, как с козла молока!

– Не орите! – Велерад встал и поднял руки. – Может, старик что и знает. Дайте я с ним поговорю.

Но толку он не добился. Вместо ответа Самуил нес околесицу, мешая случайные славянские слова с хазарскими. К тому же русы сомневались: а могли ли хазары, у которых осталось на берегу две сотни изрубленных тел, опознать среди них Грима? Иные из них видели его до битвы, но, как русам смуглые темноволосые хазары казались похожими, так и тем русы были на одно лицо. Да и мертвое тело могло иметь такой вид, что его и свои узнали бы с трудом.

– Может, у вас остались пленные? – допытывался Велерад. – Ну, полон! Раненые! Были?

– Рано… Пылен… есмь…

– Пленные есть? У вас, в Итиле? У хакан-бека? Пленные русы есть?

– Есмь…

– Кто эти люди? Сколько их?

– Повидати Олав… не ведати тебе…

– Дед, ты меня утомил! – Свенельд подошел к Самуилу, взял за грудки и встряхнул; тот показался ему совсем легким. – Кончай выёживаться! Я с тобой нянькаться не буду, сейчас велю тебе твои седые яйца подпалить, сразу все вспомнишь!

Самуил забормотал что-то по-своему, обвисая у него на руках.

– Логи… – Свенельд глянул на оружничего, потом на огонь в очаге из валунов, осмотрелся, отыскивая что-нибудь подходящее.

– Па-га-ди! – Велерад обнял его за плечи и развернул. – Он старый и слабый. Он у тебя сейчас кончится, и что дальше?

– Ётунов брод, мне плевать!

– Его надо везти к Олаву.

– Хрена с два! – Свенельд вывернулся из рук младшего брата. – Сейчас он у меня заговорит.

– Подожди! – Велерад встал так, чтобы заслонить собой старика. – Если он что-то знает о Гриме, то его надо передать Олаву. Живым и целым, способным разговаривать. Если он тут кончится, мы загубим все, что он мог бы сказать. Этого нам Олав не простит. Грим был его зятем, это его дело, и раз уж нам такой лешак достался, пусть Олав с ним толкует.

– Да и как мы с ним столкуемся? – поддержал Велерада Тьяльвар. – По-нашему он ни слова. По-славянски – «через пьень на колоду валит», – выговорил Тьяльвар, который сам говорил на славянском, но плохо. – Если его еще прижечь, он забудет и все, что знал. Ты только понапрасну убьешь его, а с ним все, что он может сказать.

– А дома у тебя сидит Мамалай! – с торжеством напомнил Велерад. – Тот с ним преотлично объяснится. Куда лучше, чем мы. И Ольрад, кузнец. Он по-хазарски знает.

– Пусть Олав решает, как с ним обходиться, – добавил Тьяльвар. – Это его дело.

– Это мое дело! – Свенельд слегка взял брата за кафтан на груди. – Велько! Это наше с тобой дело! Эти ётуновы твари убили Годо.

– Годо убили на Упе. – Велерад накрыл его руку своей. – А этот хрен – из Итиля. Тех он даже не видел никогда. Был бы кто из тех… я б с тобой не спорил. Не горячись. Если до Олава дойдет, что у нас был в руках человек, который мог что-то знать о Гриме, но мы дали ему умереть под пыткой – Олав нас не простит.

Арнор слушал их, не встревая в разговор и испытывая смутное неудобство, будто за ним была вина. Какая? С Хавардом нехорошо вышло – вот из кого имело бы смысл тянуть сведения любым способом, тот и молод, и знает северный язык. Но, неуверенно владея боевым конем и хазарским мечом, Арнор понимал, что в сутолоке боя у него просто не будет случая нанести другой удар. А упустить Хаварда он не хотел ни за что на свете.

Мысль о том ударе причиняла Арнору и досаду, и упрямое удовлетворение. Хаварда он ненавидел сильнее, чем Самуила и остальных. Те были чужие, а Хавард почти свой – по виду, по языку, но стремился отдать Мерямаа под власть хазар. Арнор помнил, что Хавард с первых дней внушал ему глухое раздражение, даже пока не было причин подозревать «найденышей» ни в чем дурном.

И он еще подкатывал к Арнэйд! Хорошо, что у нее хватило ума не поддаться обольщениям смазливой внешности, лести и пылких взоров. Да только нравилась ли она Хаварду на самом деле? Или он так явственно стремился ее обольстить, чтобы отвлечь ее родичей от опасных для пришельцев размышлений?

Сыновья Дага уже не раз пытались вспомнить свои первые разговоры с «булгарами». Да если бы они сразу поняли, что перед ними хазары! Их можно было запереть до приезда сборщиков и передать Свенельду всех, девять человек. Допрашивать по одному, потом сравнивать сказанное. Даже если бы пришлось для толкового допроса везти всех в Хольмгард, где есть булгарин Мамалай и кое-кто из пленных с Упы, все равно вышло бы больше толку, чем теперь, когда на руках остался старик, с которым только Свенельд с Велерадом способны объясняться. И то он со страху позабыл и те слова, что знал.

Но нет. В Силверволле эти «найденыши» тщательно скрывали, что они не из Булгарии. Ямбарс, пожалуй, был настоящий булгарин, но это ничего не значит – как и сами русы, булгары могли служить любой стороне.

А наиболее важное сам Арнор им сказал еще при первых встречах. Они не знали, что на Итиле русы потеряли своего верховного вождя. Он им и сообщил. Но с чего бы Арнору стоило это скрывать? «Несчастье, какое несчастье»… – бормотал тогда этот Самуил. На самом ли деле он не знал или только притворялся? Или он теперь притворяется, будто что-то знает о Гриме, чтобы оттянуть свою смерть? Поди пойми, ётуна мать. Пусть в самом деле Олав с ним разбирается.

Одно Арнор знал твердо: не выпусти он хазар из Силверволла, вчерашней битвы бы не было и по всей Мерямаа не пошло бы это опасное, чреватое большим кровопролитием брожение. Но в то время он