Выдумщик (Сочинитель-2) - Андрей Константинов

На такие вот невеселые темы Обнорский и размышлял в самолете во время короткого перелета до Стокгольма, а после приземления подумал о том, что он — вовсе конченный псих: его ждет красивая женщина, наступает Новый год, а он профпроблемами обеспокоен… Андрей и впрямь очень устал, потому что последние два месяца уходящего года ознаменовались для него чудовищным нервным напряжением. Серегин понимал, что ему необходим отдых, иначе он просто свихнется — понимал, но остановиться самому ему, наверное, было не под силу…

Когда Катя увидела вышедшего из таможенного коридора Андрея, она невольно охнула — журналист выглядел так, будто заболевал или, наоборот, только-только оправился от тяжелой болезни — осунувшееся лицо, неуверенная походка и глубоко запавшие глаза сделали Обнорского непохожим на самого себя… После первых объятий и поцелуев Катерина потащила Серегина в машину — взятый напрокат «СААБ-9000». Андрей, оглядев автомобиль, присвистнул:

— Солидная «тачка»… Порулить дашь?

— Дам, — кивнула Катя. — Но только не сегодня.

— Почему? — удивился Обнорский. — Я в самолете ничего не пил.

— Лучше бы ты выпил, — грустно улыбнулась Катерина, садясь за руль «СААБа». — Андрюша… Ты в зеркало давно смотрелся в последний раз?

— Утром, когда брился… А что такое? — Андрей встревожился и, повернув к себе зеркало заднего вида, начал разглядывать свое лицо. Не заметив ничего необычного, Обнорский пожал плечами: — Чего-то я не понимаю… Лицо, как лицо… Возможно, я и не Ален Делон, возможно… Но почему мне за руль-то садиться нельзя? Ведь не настолько же страшен, чтобы люди со встречной полосы в кювет сигали от нервного потрясения… Грустно, конечно, что вам, барышня, мой хохотальник не нравится. В народе-то говорят, что с лица — не воду пить…

— У тебя лицо смертельно уставшего, вымотанного до крайности человека, — абсолютно серьезно сказала Катя, запуская двигатель и выруливая со стоянки. — В таком состоянии пускать человека за руль нельзя — слишком опасно…

Андрей вымученно улыбнулся:

— Неужели так в глаза бросается?

— Бросается, бросается… У тебя взгляд стал — как у маньяка… Знаешь, нехорошая такая одержимость на лице отпечатана…

Катерина уверенно вывела «СААБ» на шоссе и утопила педаль газа в пол так, что Обнорского, пытавшегося наклониться к ней, швырнуло на спинку кресла. Катя хмыкнула:

— Вот видишь — и реакция замедленная… Что с тобой, Андрюша? Ты словно с лесоповала вернулся…

Обнорский закурил и засмеялся нервным, не очень естественным смехом:

— Ну, на лесоповале я не был… Пока… Но работы действительно хватало — и в газете, и по нашим делам… И, знаешь, Кать — есть кое-какие сдвиги… Я, кажется, высчитал участок приложения наших с тобой сил — сейчас расскажу тебе…

— Нет, — решительно покачала головой Катя, внимательно следя за дорогой.

— Что «нет»? — удивился Серегин. — Почему «нет»?

— Потому что пока ты не отдохнешь, как следует, ни о каких делах мы с тобой разговаривать не будем. Вот так. И вообще — Новый год наступает, нужно о хорошем думать и говорить… Все-все, не спорь… Я, как руководитель нашей «концессии», принимаю решение о твоем добровольно-принудительном отпуске и накладываю мораторий на все служебные разговоры — до Рождества… Ты же на две недели прилетел? Вот и чудесно — неделю отдохнешь, а потом, с новыми силами, за дело… Вопросы есть?

— Есть, — обалдело кивнул Андрей, слушавший Катю с открытым ртом. — Вы меня, конечно, извините, барышня, но хотелось бы узнать: кто это вас руководителем «концессии» назначил? Я-то полагал, что мы — компаньоны-сопредседатели с одинаковым правом голоса…

— Правильно думал, — лукаво глянула на журналиста Катя. — Голоса у нас с тобой равноценные, только «концессионеров»-то — трое…

— Как трое? — Серегин даже подскочил на кресле. — Ты что, Кать, еще кому-то нашу «тему» рассказала? Кому?! Да ты понимаешь, это…

— Спокойнее, коллега, спокойнее, — невозмутимо перебила Андрея Катерина. — Не кричите, я не глухая… А что касается числа концессионеров, то тут все очень просто: номер первый — это, безусловно, Андрей Викторович Обнорский, чьи заслуги перед предприятием трудно переоценить. Номер второй — Екатерина Дмитриевна Званцева, она же — Гончарова, она же — Шмелева в девичестве. А номер третий…

Катя сделала эффектную паузу, и Андрей не выдержал:

— Кто?! Ну, Кать, ну, не тяни! Ну, что за глупые игры в серьезном деле… Катя!!

— Номер третий — это гражданка Израиля Рахиль Даллет, между прочим — генеральный спонсор «концессии». Да вы ее, мне кажется, хорошо знаете, Андрей Викторович… Вот Екатерина Званцева и Рахиль Даллет посовещались, подумали и приняли решение о предоставлении недельного отпуска концессионеру Обнорскому — большинством голосов это решение было утверждено… А потом — заодно, так сказать — назначили еще и гендиректором предприятия Званцеву Екатерину Дмитриевну, с упразднением этой должности по истечении периода временной нетрудоспособности Обнорского Андрея Викторовича… Я доступно излагаю?

— Вполне, — глубокомысленно кивнул Андрей. — Стало быть ты у нас — наподобие двуликого Януса: ты и Катя, ты и Рахиль — «генеральный спонсор»… На денежки намекаешь… Мол, кто спонсирует, тот и музыку заказывает… Это же — звериный закон капитализма!

— А ты как хотел? — удивилась Катя. — Социализма в нашей «концессии» не будет, это уж извините… Какие-нибудь существенные возражения имеются?

— Имеются! — Андрей выкинул окурок сигареты в окно и повернулся всем корпусом к Званцевой-Даллет. — Ты у нас двуликая, но ведь и я — тоже… Мне кажется, что помимо концессионера Обнорского есть еще и концессионер Серегин… А значит, и голосов — не три, а четыре… Согласна?

— Нет, — спокойно ответила Катя. — Можете жаловаться. Лучше — в ООН или ЮНЕСКО. Там рассмотрят и помогут — сочувствием и международной поддержкой.

— Да это же бандитизм! — возмутился Серегин, и Катя с ним легко согласилась.

— Естественно… Я же говорю — можете жаловаться…

Искоса глянув на растерянное лицо Обнорского, Катерина не выдержала, повернула руль вправо, выехала на обочину и затормозила, а потом, отстегнув ремень безопасности, в одно движение запрыгнула к Андрею на колени и начала его целовать, шепча при этом:

— Ну, не спорь, Андрюшенька, не спорь… Ты же должен хоть немного отдохнуть… Ладно? Ну, ради меня… И Новый год наступает, потом — Рождество… Ну, пожалуйста, сделай мне подарок… Я тоже ведь не железная… Знаешь, как я тебя ждала…

Ну, как в такой ситуации Серегин мог упираться дальше? Тем более, что Катя, действительно, говорила разумные вещи — даже машинам нужен отдых, а Обнорский был всего-навсего человеком… Андрей крепко обнял Катерину, зарылся носом в ее волосы и пробормотал:

— Никакая ты не Катя и даже не Рахиль… Ты — лиса Алиса из сказки про Буратино, — такая же хитрая… Катюшка… Я… Я тоже очень ждал… Катя…

Они целовались настолько исступленно, что даже не заметили, как к их «СААБу» подъехала полицейская машина — шведские стражи порядка неторопливо «изучили обстановку» внутри замершего на обочине автомобиля, потом «оценили» ее и «приняли решение» — переглянувшись, полицейские рассмеялись и поехали дальше по своим делам.

Обратно на водительское кресло Катя перелезла лишь минут через пятнадцать — дрожащими пальцами она достала из пачки длинную ментоловую сигарету, прикурила, сделала несколько жадных затяжек и, покачав головой, выдохнула:

— Матерь Божья, помоги до дома без аварии доехать…

— Присоединяюсь! — поддержал ее просьбу растерзанный Обнорский, обессилено лежавший в пассажирском кресле.

Наверное, Непорочная Дева услышала их — до Стокгольма они добрались без приключений. Катя ехала со средней скоростью девяносто километров в час, позволяя себя обгонять всем подряд. Она попросила Андрея рассказать о последних питерских новостях — и Серегин начал ее добросовестно информировать. Правда, новости, излагаемые им, имели весьма специфический оттенок — Обнорский, сам того не замечая, все время сворачивал на «криминальную» тему: когда кого «загасили», где кого задержали, какие перестановки пошли в правоохранительных структурах и городских группировках… Даже если начинал Серегин «за здравие», то заканчивал все равно «за упокой». Скажем, принимался рассказывать об открывшейся новой выставке в Русском музее — и тут же переключался на дело о попытке подмены подлинников рисунков Филонова, Маковского и Репина на копии… Катерина ничего не говорила — лишь качала головой и грустно улыбалась.

По мере приближения к Стокгольму, бормотание Обнорского становилось все глуше и глуше, а потом оборвалось вовсе — Катя посмотрела на Андрея и поняла, что он спит, привалившись лохматой головой к окну в дверце. Это была нормальная, естественная реакция человека, переместившегося из нервной и напряженной обстановки в спокойную и безопасную среду…