Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? - Михаил Делягин

Поэтому после того, как провокации разной направленности, масштаба и изощренности становятся нормой и основным содержанием государственной политики, они весьма быстро приобретают аналогичное значение и во всей общественно-политической жизни как таковой. Последняя в результате этого извращения начинает напоминать вальс, в котором партнерша остается неуверенной в искренности отношения к себе своего кавалера до тех пор, пока он не уронит ее или, по крайней мере, не отдавит ей ногу.

Как ни печально, описанная ситуация в полной мере характерна и для современной России, хотя безусловными лидерами по использованию провокаций в политической сфере, насколько можно понять, остаются представители правящей бюрократии. Соответственно, именно их усилия и станут, по всей вероятности, основным фактором дестабилизации общественной жизни нашей страны.

Прежде всего, среди потенциальных организаторов государственных провокаций следует выделить силовых олигархов, хотя бы из-за одной только принадлежности к структурам, наиболее склонным к использованию провокативных методов. Ситуацию усугубляет то, что они отнюдь не едины, но раздроблены на множество непримиримо воюющих друг с другом групп, крайне неохотно объединяющихся лишь перед лицом совершенно бесспорных общих угроз. Эта в прямом смысле слова военно-феодальная раздробленность представляет собой кипящий котел внутренних дрязг и склок, в котором каждый воюет с каждым (не исключая собственных руководителей и подчиненных) и готов использовать сколь угодно масштабные и разрушительные для общества провокации для достижения сколь угодно мелких собственных целей.

Единственным общим политическим мотивом этих группировок является ненависть к либеральным фундаменталистам, осознаваемым в качестве главного и непримиримого противника. По мере укрепления оппозиции и развития протестного движения силовая олигархия начинает воспринимать как врага и его, однако и здесь основные эмоции направлены на социально и идеологически чуждых либералов, по-простому расцениваемых если и не как «агенты мирового империализма», то, во всяком случае, как «агенты Запада».

При этом силовые олигархи, все более настороженно относясь к оппозиции и ненавидя ее либеральное крыло, буквально с наслаждением используют ее (конечно, в той степени, в которой они в силу снижающейся эффективности способны организовывать, в том числе провоцировать, чужие действия) в качестве оружия против своих главных конкурентов – либеральных фундаменталистов.

Хрестоматийным примером, по крайней мере, попытки такого использования стала реакция целого ряда представителей силовой олигархии на многочисленные предупреждения о разрушительных последствиях монетизации льгот. Самые разные люди, зачастую пораженные в отношении друг друга не только клановой, но и личной нетерпимостью, реагировали на эти предупреждения практически с одинаковым восторгом. Силовые олигархи впадали в состояние, близкое к трансу, предвкушая, как массовые протесты или просто очевидная неразумность разработанных законов вынудят президента отправить в отставку устроивших «на ровном месте» политический кризис либеральных фундаменталистов. Попытки апеллировать к разуму, указание на колоссальный вред для общества, неизбежное разочарование людей в президенте и снижение его рейтинга, и даже на то, что «в конце концов вам же все это разгонять придется», не воспринимались в принципе: любые негативные представления были вытеснены из сознания силовых олигархов сияющим видением попрания и изгнания с высот политической власти ненавистных либеральных фундаменталистов.

Весьма вероятно, что для решения других, в том числе и совершенно незначительных корпоративных проблем представители силовой олигархии способны привлечь колоссальные и всеразрушающие резервы контролируемых ими как государственных, так и коммерческих структур. И в принципе, как представляется, нет ничего невозможного ни в инициировании нового (и при этом по понятным причинам смертельно опасного для России) обострения ситуации на Северном Кавказе ради дискредитации того или иного действующего там либерального фундаменталиста, ни в разжигании межнациональной розни или создания мощных оппозиционных групп ради подрыва позиций конкурирующей силовой группировки или перехвата у силовых либо либеральных конкурентов контроля за значимыми финансовыми потоками.

Потенциально весьма существенной, хотя пока никак не проявляющей себя силой могут быть еще сохранившиеся относительно честные силовики, которым «за державу обидно». Несмотря на их преимущественную вовлеченность в коррупционную политику силовой олигархии, возникающую иногда, насколько можно понять, просто «по долгу службы», мотивация этой части силовых структур носит относительно бескорыстный и подлинно патриотический характер. Не располагая в силу преобладающей честности сколь-нибудь значимыми финансовыми ресурсами, представители этой категории не являются в настоящее время значимыми субъектами российской политической жизни. В то же время не стоит полностью сбрасывать со счетов возможность самоосознания этого социального слоя и начала использования им своих служебных возможностей (в том числе и в области организации провокаций) для достижения общественно значимых, с их точки зрения, целей.

Учитывая девственное политическое сознание (да и простую неграмотность в вопросах общественной жизни) большинства «честных силовиков», крайне упрощенное восприятие действительности, а также профессиональную привычку к решительным действиям и склонность к окончательным решениям, последствия этого могут быть весьма разрушительными. (Понятно, что даже до попытки государственного переворота в силу ничтожности и разрозненности указанного социального слоя дело не дойдет, но дров может быть наломано изрядно – в том числе и исподтишка, при сохранении организаторов тех или иных событий в полной тайне.)

Значимым фактором является и естественное для чиновника стремление к обострению («мультипликации», по выражению В. Иноземцева) курируемых им проблем для того, чтобы максимизировать свои полномочия и, что является для России исключительно важным, контролируемые им финансовые потоки.

В условиях полного отсутствия ответственности перед страной и доминирования стремления к достижению личных корыстных интересов подобное массовое стремление может стать фактором провоцирования самых разнообразных и в принципе не поддающихся прогнозированию кризисов, с легкостью выходящих из-под контроля государства.

Нелишне вспомнить, что кризису в Нальчике в октябре 2005 года предшествовали, по многочисленным сообщениям СМИ, длительные усилия местных силовых структур по раздуванию угрозы терроризма – по-видимому, для расширения своих полномочий. Жестокость и произвольность этих действий, насколько можно понять, объективно способствовали росту недовольства и сами по себе создали питательную почву для разразившегося кризиса.

Наконец, весьма существенным направлением деятельности представителей «силовой олигархии», причем входящих в ближайшее окружение Путина, может стать осознанное провоцирование недовольства им со стороны все более широких слоев российской и зарубежной общественности. Причина этого странного с точки зрения обыденного здравого смысла поведения весьма проста: чем уже социальная база Путина, тем объективно выше значение для него его ближайшего окружения, заложником которого он станет после достижения некоторого критического уровня отторжения своей персоны.[56]

Для ближайших «друзей» Путина, насколько можно понять, идеальной является ситуация полной дискредитации его и в России, и в мире: тогда они становятся его единственной опорой и единственным (хотя и коллективным) гарантом сохранения его власти, а он превращается в простую марионетку, ничуть не отличающуюся по сути от, например, руководителей «Единой России».

В этой логике нет ничего принципиально нового: она имманентно присуща спецслужбам, по крайней мере, современным российским. Именно в соответствии с этой логикой весной 1996 года силовики в окружении Ельцина готовили разгон Госдумы: узурпировав власть, Ельцин автоматически стал бы их заложником. Именно в понимании этого заключалась и главная причина того, что Ельцин на переворот, несмотря на все колебания, в конечном итоге не пошел, дав себя убедить разумной части силовиков во главе с Министром внутренних дел А.С. Куликовым. Однако при всех недостатках Ельцина сравнивать его как государственного лидера с Путиным просто смешно – поэтому весьма вероятно, что гипотетические усилия окружения последнего увенчаются-таки успехом.

Понятно, что провокации, на которые им придется пойти для достижения этой цели, неизбежно будут масштабными и разрушительными и в силу этого – способными сами по себе, даже без учета остальных дестабилизирующих общественную жизнь факторов столкнуть Россию в пропасть системного кризиса.