Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский

Весь зал, заполненный монахами от стены до стены, превратился в один распахнутый рот, все смотрят с вытаращенными глазами, но и горящими в непонятном… вообще-то мне понятном, восторге глазами.

Аббат нахмурился, смотрит строго, но я вижу на его лице понимание, зато приор снова начал беспокойно подергиваться. Старшие братья за их спинами смотрят бесстрастно, мне даже показалось, что большинство думает о своем, каждого из них оторвали от важного дела ради всего лишь ритуала.

Я повернулся к Целлестрину. Он поднял голову и смотрит на меня с испугом и надеждой.

— Целлестрин! — сказал я. — Ты понимаешь, что тебе повезло?

Он проговорил хрипло и с душевною болью:

— Повезло? Меня изгоняют…

— Создатель, — заверил я, — посылает тяжкие испытания тем, на кого рассчитывает! Остальные ему просто неинтересны. Величайшее испытание мужества — потерпеть поражение и не пасть духом. А ты даже не потерпел поражение!

— Брат паладин?

Я сказал с подъемом:

— Это изгнание — дорога к твоей настоящей славе! Только там, в подлинном жестоком мире, который мы должны облагородить и превратить в Божий Сад, ты и покажешь свою настоящую мощь… если выдержишь испытание несправедливостями жизни.

Он прижал руки к груди.

— Брат паладин!

— Помни, — сказал я торжественно, — тебя не изгоняют, а отпускают… Отпускают в мир. Даже, можно сказать, направляют… ну, неофициально. Не афишируя. Как Создатель послал Адама, далеко послал, но подано было так, будто выгнал… Но мы-то знаем! Мы смотрим, что получилось из этого изгнания, и потому прозреваем великую мудрость Творца, который тоже якобы изгнал… ну да, изгнал!.. Так что тебе оказаны великая честь и доверие. Ибо ты показал себя в монастыре, покажешь и в миру.

Отец Хайгелорх быстро зыркнул на меня, сказал Целлестрину:

— А про то, что случилось… Будь ты занят мирскими делами и мирскими заботами, ты бы никогда не выпустил из себя темную часть.

Отец Леклерк добавил, как он обычно делал, проясняя мысли слишком уж возвышенного Хайгелорха:

— Да, как брат паладин речет, это не наказание, как ты думаешь и как могут подумать некоторые. Да, это доверие! И осознание твоей силы, которая на открытых просторах совершит больше великих дел, чем взаперти.

Отец Хайгелорх сказал житейским тоном:

— В мирской жизни и так простые люди каждый день выпускают из себя темноту каждый день… Но понемногу. На жену накричит иной, собаку пнет, с соседом полается, а здесь от тебя требовалось слишком много.

Хайгелорха прервать не решился даже Кроссбрин, все-таки претендент на кресло настоятеля, вдруг да победит, потому Кроссбрин молчал и лишь теребил серебряный крест на груди.

К Целлестрину начали подходить, осмелев, монахи, одни просто кланялись и крестили его, другие обнимали, хлопали по плечам и спине, сняли с его спины суму, дескать, еще натрет себе ею спину, а пока они помогут донести хотя бы до ворот.

Отец Хайгелорх проводил взглядом провожающих, целая толпа двинулась с Целлестрином, затем развернулся и совсем не старческой походкой направился ко мне, за ним еще несколько священников, как за лордом верные вассалы.

Я насторожился, но на лице изобразил предельное смирение и предельную кротость, все мы, дескать, белые овечки.

Он посмотрел мне в лицо, покачал головой.

— И все-таки, брат паладин…

Я спросил смиренно:

— Вы чем-то недовольны, отец Хайгелорх?

Он вздохнул.

— Любезный брат паладин… Надо ли было это говорить брату Целлестрину?

— Простите, — сказал я крайне почтительно, даже перепочтительно, — я что-то сказал неверно?

Он поморщился.

— Я имел в виду, надо ли было говорить именно так?.. Да, это верно, жестокие и несправедливые люди побеждают в жизни, они сильнее, однако это… это…

— Тупик, — подсказал я.

Он взглянул остро и с некоторой неприязнью.

— Вы, похоже, что-то понимаете, брат паладин. Даже странно. Так вот, чтобы из тупика выбраться, нужно растить в себе доброту и милосердие. Только так все общество станет выше и сильнее! А вы говорили так, словно Адам и Каин — лучшие люди на свете, которым мы обязаны всем.

Я ответил миролюбиво:

— Вообще-то так и есть.

— Брат паладин!

— Разумеется, — уточнил я, — верно не то, что лучшие люди, а что им мы обязаны всем… что так ценится в мирской жизни.

Он остро взглянул мне в глаза, но промолчал, как промолчал и я. Конечно же, он, как и я, прекрасно знает, что начало миру, в котором теперь живем, дали сыновья Каина, а не кроткого и богобоязненного Сифа. Каин выстроил первый на земле город, и теперь всюду города, его внук Тувалкаин освоил выплавку меди и железа, и вот теперь живем в железном веке, научился ковать не только доспехи и оружие, но и дивные по красоте украшения, что категорически отвергает церковь, однако простой народ жадно украшает себя ими, другой внук Ювал сделал первую свирель и научил людей играть, потом придумал лиру, а Явал показал всем, как строить шатры, и усовершенствовал кочевое скотоводство… а что сделали за это время потомки Сифа? Пасли скот и усердно молились.

— В мирской, — повторил он с нажимом, — всего лишь в мирской!

— Это наш мир, — напомнил я. — Мы отгородились в монастырях не для того, чтобы уйти от мира, как многие думают по неразумению своему.

— Брат паладин?

Я поинтересовался с изумлением:

— Что, и вы так думаете, брат Хайгелорх?.. Не-е-ет, мы в монастырях потому, чтобы мир не размыл нас, не поймал в свои сети по отдельности. Здесь мы поддерживаем друг друга, помогаем один другому устоять против излишней каиноизации. Отсюда, из монастырей, мы забрасываем в мир зерна грамотности, учености, лучшего устройства общества, милосердия, запреты на войны и на оружие… Но сами монастыри оставляем, как крепости! Наш главный враг — мир!.. И его мирские суеты.

Он помолчал, затем перекрестил меня.

— Ты мудр, брат паладин.

— Не я, — признал я честно, — это все усвоенное из хороших книг и от хороших учителей. Ни один человек не может быть мудрым без хороших книг и мудрых учителей.

Он кивнул.

— Говоришь мудро, брат паладин…

Я покосился на остальных, большинство смотрит все еще с непониманием, умности с ходу воспринимаются только умными, остальным нужно время и долгие размышления, разговоры на эти темы.

— Отец Хайгелорх, — сказал я, — с этим вопросом закончили, надеюсь. Ведь закончили?.. Теперь пора бы нам всем поговорить о главном и даже самом главном…

Брат Жак, стоя смирно в сторонке с молодыми монахами, услышал и сделал жест, дескать, о главном? Наливай!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});