Николай и Александра - Роберт Масси

Ни в одной стране мира не существовало столь разительного контраста между кричащей роскошью аристократии и беспросветным существованием народных масс, как в России. [(К сожалению, автор то и дело попадается на удочку недобросовестных статистиков. Теперь мы знаем, что если в 1913 г. "отсталая" Россия по жизненному уровню занимала 5-13 места, то в 1985 году "передовой" Советский Союз занимал 68 место в мире по производству валового внутреннего продукта на душу населения и 77-е место по уровню личного потребления. Эти данные приведены еженедельником "АиФ". В декабре 1991 года, согласно "Юридической газете", страна переместилась на 150-е место.)] Между знатью и крестьянством лежала пропасть невежества. Стена взаимного презрения и ненависти отделяла знать от интеллигенции. Каждая сторона была уверена: чтобы сохранить Россию, противная сторона должна быть ликвидирована.

В такой вот атмосфере уныния и взаимной подозрительности и начались национальные празднества по случаю 300-летия Дома Романовых, первый представитель которого был послан на царство в 1613 году. Возрадив в памяти народа образы великих государей прошлого, император и его советники рассчитывали устранить классовые разногласия и объединить нацию вокруг престола.

И, удивительное дело, это удалось. Огромные толпы народа - в том числе рабочие и студенты - заполнили улицы, приветствуя императора и его свиту. Крестьяне выходили к тракту, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на государя. Никому и в голову не приходило, что это закат самодержавия, что после трех веков царствования династии Романовых русскому царю не суждено будет пройти этим путем.

К празднованию 300-летия Дома Романовых государь и императрица начали готовиться с того, что вместе с детьми в феврале 1913 года перебрались с Александровского дворца в Зимний. Они не любили это огромное мрачное здание, где постоянно гуляли сквозняки, а сад, находящийся во внутреннем дворе, был для детей слишком тесен. К тому же, "все в Зимнем Дворце напоминало ей императрице прошлое, когда, молодая и здоровая, она с государем весело отправлялась в театр и по возвращении они ужинали вместе у камина в его кабинете. "Теперь я руина", - говорила она грустно", писала А.А.Вырубова.

Официальные торжества начались с благодарственного молебна в Казанском Соборе. Утром того же дня, когда должна была состояться служба, весь Невский, по которому должны были проехать кареты с членами Императорской фамилии был запружен толпами народа. Прорывая шпалеры войск, выстроившиеся вдоль проспекта, люди с радостными возгласами бросались к карете, в которой ехали государь и императрица.

Увенчанный золотым куполом собор был набит до отказа. Большинство присутствующих стояли, но впереди были зарезервированы места для членов царской семьи, послов иностранных держав, министров и депутатов Государственной Думы. Незадолго до прибытия царя по поводу мест, предназначенных для депутатов Думы, Михаил Родзянко, с большим трудом добился их выделения.

"В день открытия романовских торжеств, которые начались с литургии молебна в Казанском соборе, прибежал старший пристав и доложил, что какой-то человек в крестьянском платье и с крестом на груди встал на впереди Г. Думы и не хочет уходить, - вспоминал Родзянко. - Я направился в собор... и там, действительно, застал описанное лицо. Это был Распутин. Одет он был в великолепную темно-малинового цвета шелковую рубашку-косоворотку, в высоких лайковых сапогах, в черных суконных шароварах и в такой же черной поддевке. Поверх платья у него был наперсный крест на золотой художественной цепочке". Родзянко велел ему убираться, но "Распутин начал бегать глазами: сначала по лицу, потом в области сердца, а потом взглянул мне в глаза... Я встретил непонятную силу огромного действия. Я почувствовал закипающую во мне чисто животную злобу, кровь отхлынула мне к сердцу, и я сознавал, что мало-помалу прихожу в состояние подлинного бешенства. Я, в свою очередь, начал прямо смотреть в глаза Распутину и говоря без каламбуров, чувствовал, что мои глаза вылезают из орбит... "Ты известный обманщик", - заявил Родзянко - уходи вон". Тот опустился на колени и начал бить земные поклоны. Возмущенный Родзянко толкнул его в бок и велел перестать ломаться, не то он велит приставам вывести его из храма. С глубоким вздохом и со словами: "О, Господи, прости его грех" - Распутин тяжело поднялся и направился к выходу".

После торжественного молебна праздничные церемонии продолжались несколько дней. Со всех концов империи прибывали одетые в национальные костюмы депутации, которых представляли царю. В честь государя и императрицы и всех великих князей и княгинь, принадлежавших фамилии Романовых, петербургская знать дала бал, на котором присутствовали тысячи гостей. Августейшая чета присутствовала на праздничном оперном спектакле. Шла опера Глинки "Жизнь за царя".

"В партере было полно офицеров, - писала Анна Вырубова. - Они были в парадных мундирах, а в ложах - дамы, увешанные драгоценностями. Когда появились Их Величества, все поднялись и устроили им бурную овацию".

После событий в Спале прошло уже четыре месяца, и нагрузка для государыни оказалась непомерно большой. Во время приемов в Зимнем дворце ей пришлось выстаивать часами среди толпы, наполнявшей парадные залы. "Государыня была поразительно красива в голубом бархатном платье с высоким кокошником и фатой, осыпанной жемчугами и бриллиантами", - вспоминала А.А. Вырубова. Так наряжались русские царицы до того, как Петр I заставил знать одеваться на западный манер. На великих княжнах были сверкающие белые платья с алой Екатерининской лентой через плечо и бриллиантовой звездой. Но здоровье императрицы было подорвано. Во время одного бала, вспоминала баронесса Буксгевден, "она почувствовала такое недомогание, что едва стояла на ногах... Ей удалось привлечь внимание государя, который беседовал в противоположном конце зала. Когда император подошел к государыне, то едва успел подхватить ее, прежде, чем она успела упасть в обморок".

Однажды императрица появилась в Мариинском театре, бледная и молчаливая, в белом бархатном платье, на ней была голубая Андреевская лента. Находившаяся в соседней ложе Мериэль Бьюкенен внимательно наблюдала за ней: "Ее красивое, трагичное лицо было бесстрастно... в глазах застыло загадочное серьезное выражение; казалось, поглощенная какой-то тайной мыслью, она витала где-то вдали от переполненного театра... Видно, не в силах больше вынести чувства печали, она что-то прошептала на ухо государю, встала и ушла... По залу пронесся неодобрительный ропот".

На Пасху император подарил супруге изготовленное фирмой Фаберже яйцо с миниатюрными портретами, в рамках с двухголовыми орлами, всех царей и императриц Дома Романовых. Внутри был сюрприз - глобус из вороненой стали, на котором золотом были инкрустированы две российские империи, одна в границах 1613 года, другая 1913 года. В мае 1913 года императорское семейство отправилось по стране тем же маршрутом, каким следовал от родовой вотчины до престола юный Михаил Романов, первый царь династии. В районе Верхней Волги, там, где великая русская река поворачивает к северо-западу от Москвы, царская семья села на пароход и отправилась в Кострому, на родину Романовых, где в марте 1613 года шестнадцатилетнего Михаила уведомили об избрании его царем. А.А.Вырубова писала: "Прибытие на Волгу сопровождалось необычным подъемом духа всего населения. Народ входил в воду по пояс, желая приблизиться к Царскому пароходу". Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: "Повсюду, где бы мы ни появлялись, мы наблюдали проявление преданности, доходившей до экстаза. Когда наш пароход шел вниз по Волге, мы видели толпы крестьян, стоявших по пояс в воде, чтобы взглянуть на Ники. В некоторых городах я видела, как ремесленники и мастеровые падали на колени, чтобы поцеловать его тень. Раздавались оглушительные крики "ура!".

Но самые главные события состоялись в Москве. В тот июньский погожий день небо было голубым и безоблачным. Находясь в десятке метров впереди своих лейб-казаков, император ехал верхом. На Красной площади он спешился и, следуя за вереницей иерархов церкви, читавших молитвы, вошел в Кремль. Императрице и наследнику которые, ехали за государем в открытом автомобиле, последние несколько сотен метров пришлось тоже идти пешком. "Цесаревича нес на руках лейб-казак, - вспоминал Коковцов. - Когда процессия остановилась, я услышал сочувственные возгласы при виде бедного беспомощного ребенка, наследника престола Романовых".

Когда торжества остались позади, государь и императрица пришли к различным выводам. По мнению Александры Федоровны они явились неоспоримым свидетельством связи царя с народом. "Вы сами можете убедиться, какие трусы эти государственные министры, - заявила она одной из своих фрейлин. - Они постоянно твердят государю о революционной опасности. А на самом же деле - сами видите - стоит нам только появиться, и сердца подданных тотчас принадлежат нам". В императоре же празднества пробудили желание отправиться вглубь России. Ему захотелось вновь совершить путешествие по Волге, побывать на Кавказе, возможно и в Сибири. Великая княгиня Ольга Александровна впоследствии писала: "Кто бы мог подумать, видя эти восторженные толпы, что меньше, чем через четыре года само имя Ники смешают с грязью?"