На грани развода. Вернуть любовь - Злата Романова

ободряюще пожимает мое плечо Эля. – Как насчет еды? Ты еще не пробовала закуски, тарталетки с грибами такие вкусные, что я готова в одиночку умять все!

– Ладно, давай поедим, – соглашаюсь, идя за ней.

Мы наполняем свои тарелки и садимся на длинную деревянную скамью, наблюдая за детьми. Соня ни на шаг не отходит от Вовы, бросая ревнивые взгляды на девочку, которая вьется вокруг них.

– У нас тут целая драма с любовным треугольником, – заметив мой взгляд, говорит Эля. – Видишь светленькую девочку? Они с Соней были лучшими подружками, пока в их группу не пришел этот мальчик Вова. Они начали дружить втроем, но потом обе девочки решили, что он должен быть их парнем. Бедный малыш с тех пор разрывается меж двух огней.

Если бы я не знала, чей сын этот Вова, история показалась бы мне забавной. А так, я радуюсь тому, что есть повод расспросить о нем.

– А он хороший мальчик? Кто его родители?

– Хороший, – улыбается Эля, глядя на детей. – Боится обидеть девочек, поэтому старается угодить каждой. Если честно, я просто разрываюсь от жалости, потому что он болеет. Какая-то генетическая болезнь. Ты ведь знаешь, как я отношусь к таким детям после того, что мы пережили с Соней. Демид даже предлагал помощь его родителям, но они отказались. Вон, кстати, его мама. Разговаривает с Демидом.

Я бросаю взгляд на Алису, которую уже узнаю. У меня плохая память на лица, а ее я видела лишь однажды, в ресторане с Глебом. Теперь я ясно вспомнила, что она – та самая плачущая женщина, которую он утешал и про которую соврал, что она его рабочий контакт.

Мне неприятно видеть ее и знать, что она общается с моими друзьями. Алиса словно отнимает их у меня, как и Глеба когда-то.

Наверное, стоит уйти, но я почему-то остаюсь и продолжаю изучать детей. Снова нахожу взглядом Вову. Этот мальчик, совершенно чужой ребенок, который живет в другой семье и ничего обо мне не знает, будет братом моего ребенка. Они неразрывно будут связаны кровными узами. И когда-то нам придется решить, рассказать ему об этом или нет.

Рассказать ли обоим детям.

Глеб и его родители решили скрывать от него правду, насколько я поняла. Он называет его дядя Глеб, и эти два слова сказали мне гораздо больше, чем все объяснения мужа, которые могли оказаться ложью.

Именно сейчас истина предстает передо мной в полной мере. Глеб и Алиса точно не общаются. Или просто делают вид перед всеми, что незнакомы. За все время, что мы здесь сидим, она не то, что не поговорила, даже не посмотрела на него, общаясь с другими гостями. И я точно знаю, что Глеб не подходил к ней, потому что за ним-то я наблюдаю краем глаза с тех пор, как он появился.

У этой женщины все еще есть ее семья, жизнь в этом городе, новые знакомства, но получается, что из-за нее разрушился наш с Глебом брак, только не столько она в этом виновата, сколько мы сами. Алиса стала лишь триггером, обнажившим все наши слабости.

Они с мужем и сыном остались счастливой семьей, сплоченной горем, а вот мы…

Глеб, который не доверился мне, скрыл самое важное и изворачивался, обвинял меня в непонимании, не смог в полной мере вникнуть в мою проблемную беременность, потому что был занят своим уже существующим больным ребенком.

Я, не имеющая в себе силы простить его за это.

Мы оба уже сами по себе. Два отдельных человека, а не единая семья.

Но, если подумать, в одном Глеб прав. Я бы не стала его слушать в тот момент. Узнав о наличии ребенка и связи в прошлом с другой женщиной, я бы не поверила, что он ничего о них не знал, а узнал лишь тогда, когда мальчик заболел. Глеб всегда был только моим, я не хотела его делить ни с кем, даже с нашим ребенком, именно поэтому, наверное, согласилась на брак без детей.

В таком браке не было бы необходимости тратить себя на кого-то, кроме нас с ним, но мало-помалу мне все же стало мало только нас, и за это я тоже чувствую вину. Что не смогла достойно донести до мужа свое желание впустить кого-то третьего в нашу жизнь. Кого-то маленького и беззащитного, о ком нужно заботиться и любить, а самое главное – в ком я вижу наше с ним продолжение. Наверное, мы бы все равно развелись. Мы никогда не умели строить мосты и решать трудности вместе, доверять настолько, чтобы не оставалось недосказанностей и обид. Так или иначе наш брак был обречен. Мы были слишком эгоистичны, чтобы понять друг друга.

Но что же теперь делать с маленьким существом, которое сейчас живет и растет внутри меня? Мы перекинем наши проблемы на этого безвинного ребенка, оставив его без семьи? Потому что мама и папа не смогли найти путь друг к другу и были слишком гордыми и обидчивыми, несмотря на то, что продолжают любить друг друга? Тогда как есть родители, которые пошли против всего ради того, чтобы вылечить своего ребенка. Эгоистично, нагло, наплевав на все нормы морали. Но все равно пошли. Чем я хуже этой Алисы? И почему я должна думать о чертовой гордости, когда единственное, чего мне хочется – это отменить дурацкий развод и свернуться у Глеба на коленях, чтобы он утешил и подбодрил меня.

«Он все еще не хочет детей. Это всегда было главным камнем преткновения», – мелькает в голове обидная мысль.

В своей задумчивости я не замечаю ничего вокруг, едва осознаю уход Эли, которую позвала Соня, пока кто-то не хлопает меня сзади по спине, возвращая на землю. Обернувшись, вижу ту самую женщину, которая сейчас господствует в моих мыслях. Все, что я испытываю сейчас, это оторопь и смущение от крайне неловкой ситуации, но рано или поздно мы должны были поговорить, хоть я и не собиралась делать это сегодня.

– Вы, думаю, знаете, кто я, – говорит она еле-еле слышно, даже приходится напрячь слух.

Рассматриваю ее: обычная женщина, ничем не примечательная,