Мама для Совенка (СИ) - Боброва Екатерина Александровна

Но делать нечего — спустилась. Незнакомка, не вставая, оценила, прокалькулировала Юлины параметры и скорчила недовольную гримасу.

— Так это ты теперь — Шестая мать? — спросила брезгливо.

Предчувствие переросло в уверенность.

Ни «здрасьте, я ваша тетя», ни доброго дня, ни имени, наконец. Никак Гюрза Гадюковна пожаловала? Как бы Третий с Четвертым ни прятали свою семейку, да только в каждой найдется вот по такому капающему ядом экземпляру…

Юля села напротив, закинула ногу на ногу, откинулась на спинку стула.

— Вы ошиблись, — ответила спокойно, — я — просто мать, вне списка и вне конкуренции. Не люблю номера.

Красивое, прямо-таки кричащее о благородном происхождении лицо Гюрзы покраснело. Она тряхнула головой, серые с белыми прядями — пегая, отметила Юля, — волосы взметнулись живописным водопадом.

— Ты! Смеешь! Отказывать от своего места! — экспрессивно плюнула словами. Ураган эмоций, а не женщина, — отстраненно отметила Юля, — жаль, что один негатив. После встречи с его величеством, перед которой она тряслась кроликом, эта дамочка вызывала легкое недовольство. Не более.

И кого же это принесло? Мозг привычно работал в системе многозадачности. Вряд ли из птичника. Тетушку столь сильно не взбудоражило бы появление еще одной матери. А здесь явно задеты чувства. Неужели кто-то из клуба бывших жен? Первая отпадает, остаются со Второй по Пятую. И если вспомнить, что Пятый еще не достиг совершеннолетия, то скорее всего к ней пожаловала на знакомство и размазывание грязи Пятая мать.

— У нас, знаете ли, почетно быть первой, а все остальное — так себе результат, — пожала плечами. Это был хедшот. У Гюрзы аж глаз задергался, губы побелели, по щекам поползли алые пятна. А Юля подумала, что как бы местные дамочки не держались за свои номера, но пятая, она и в Африке пятая.

— Ты! — вскочила, выставив вперед палец. Юля неспешно поднялась. Роста они были одного, весовые категории совпадали, прикинула на случай рукопашной.

— Как смеешь разговаривать в таком тоне?! Ты хоть знаешь, кто я?!

Угу, и кто мой папа, — мысленно добавила Юля. Знакомый разговор всех мажоров, привыкших прятаться за чей-нибудь спиной. Нет, прав был Третий, когда берег их птичник от встреч с неуравновешенной ассарой, потому как внутри было уже не просто тепло, а горячо.

— Вы не представились, — с насмешкой напомнила ей Юля. Склонила голову, ожидая реакцию… Переходить на «ты» и поддаваться на провокацию не стала. Невидимки, которые в присутствии гости, снова проглотили свои языки, станут свидетелями, что она держалась в рамках вежливости.

— Перед тобой, — ей продемонстрировали горделиво вздернутую голову, идеальную осанку и властный разворот плеч, — Пятая мать.

Дальше был набор воздуха — Гюрза явно собиралась произвести впечатление сложным титулом, но Юле это было уже неинтересно.

— Пятая? — перебила, оскалившись: — Вы то мне и нужны.

Гюрза поперхнулась набранным воздухом, вытаращила на Юлю свои желтые глаза.

— Это же вы занимались подбором учителей для Альгара? Тогда скажите вашему человеку, что с завтрашнего дня он здесь не работает. Я сама подберу Шестому тех учителей, что посчитаю нужным.

И нечего шпионам Пятой в их покоях делать…

— Ах ты, дрянь! — у венценосной матери окончательно снесло крышу от расшатывания ее власти. — Опозорить меня перед двором решила?! Да я тебя в уголь сожгу! Запомни, иномирное отродье, мой сын — самый сильный из всех Столпов. Он станет следующим правителем, а твой Жыргхвов выродок подохнет на первом же испытании. Никогда сын этой уродины не станет Столпом!

Юля не знала, что пламя бывает черным. Беспросветным как тьма и обжигающим как доменная печь. Что огонь может быть везде — на коже, под кожей, в сердце и шелковыми языками плясать перед глазами. А еще он может быть живым. И живо среагировать на пронзительный женский визг, на что-то метнувшееся в их сторону от Пятой, беззвучно двинувшись на женщину стеной черного пламени.

Визг резко оборвался, и в наступившей тишине было слышно, как с тихим шелестом ползет по полу волна огня. Стало страшно как никогда в жизни, Юля зажмурилась, внутри разлилась леденящая паника, а мысли были все как одна… похоронные. Хотелось проснуться дома, в постели, а не стоять в чужом дворце и выпускать смертоносную волну пламени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На талию легли теплые ладони, крепко обняли, прижимая к твердому телу. В шею уткнулись мягкие губы, знакомый аромат окутал, успокаивая.

— Тише, сладкая, тише. Все закончилось. Тебе никто больше не угрожает.

Юля всхлипнула, покачнулась на подкосившихся ногах. Фильярг развернул к себе. Приподнял за подбородок, и она зацепилась взглядом за налившуюся золотом радужку глаз, за расширившийся зрачок и свое отражение в нем. А потом ее поцеловали. Жарко. Требовательно. Грубо сминая губы и проникая в рот языком. На глазах у всех — если там кто еще остался… Одна ладонь фиксировала затылок, гася малейшее сопротивление. Вторая обнимала за талию, притягивая, вжимая в мужское тело. Чужой язык танцевал во рту, брал штурмом, наказывал, ласкал. Юля плавилась в горячности поцелуя, согреваясь и забывая недавний ужас. Но губы уже болели, воздуха не хватало. Она забилась, пытаясь освободиться. Ее отпустили, чтобы тесно прижать голову к груди и коротко приказать:

— Стул принес.

Зачем стул? — вяло подумала Юля, рвано дыша как после забега. В комнате полно кресел и целый диван есть. Под щекой сильно билось чужое сердце. Нос щекотала мягкая ткань рубашки. Дернулась, но ее не отпустили, продолжая фиксировать в тесных объятиях-зажимах.

Стукнули ножки по полу. Фильярг потянул за собой, усаживая Юлю на колени и продолжая крепко удерживать в руках. Она снова безрезультатно попыталась освободиться, но тут же притихла от раздавшихся уверенных шагов и прозвучавшего ехидства:

— Так-так. И почему я не удивлен? А ведь только ремонт закончили, н-да. Кто выпустил Шестого? Метнулся обратно. Кому я сказал? Жива-жива твоя драгоценность и даже не пострадала. Чего не скажешь о других … И если бы кто-то лучше старался, сам бы ощутил состояние ассары. Работать! Бегом!

Хлопнула дверь.

— Темное пламя, кто бы мог подумать, — с явным удовольствием произнес Третий. — Напомни мне, братец, когда у нас последний раз наблюдалось подобное чудо?

— Правление Четвертой ветви.

— Верно, — щелкнул пальцами Харт, — а Шестая мать у нас из рода Соваш.

— Мать правителя Четвертой ветви ее прабабка, — добавил подробностей Фильярг.

— Кто бы мог подумать, — повторил Харт, — занятный костерок получился… Щедро Шестая сына одарила. Ты почему вернулся? — отвлекся на кого-то. — Думаешь, мне нужна сейчас охрана с нулевым резервом? Марш обратно в лазарет. И Пятой передайте, как придет в себя, я ее обязательно навещу. Пусть готовится и вещи собирает.

Юля снова дернулась — обниматься с Фильяргом было приятно, как и вдыхать его аромат, но этот хитрюга не просто прижал к себе, еще и глаза ладонью прикрыл. И как тут стерпеть, когда любопытство уже загрызло? Да и неудобно прилюдно сидеть на коленях у мужчины.

— Отпусти, — попросила тихо, и ее нехотя выпустили из объятий, но руки остались лежать на талии, страхуя.

Оглянулась, не узнавая комнату. Складывалось ощущение, что внутренности просто сожрали. Исчезла мебель, обивка стен, потолок темнел серым камнем, по углам испуганно жались световые шары. На полу светлели нетронутые пятна деревянного покрытия: одно круглое у Юли под ногами, второе — у дальней стены напоминало кляксу с неровными краями. Двери в столовую не было. От лестницы осталась только верхняя часть. И стало понятно, почему так сокрушался Третий. Уютного ремонта было откровенно жаль.

Харт проследил ее взгляд до кляксы и подтвердил:

— Да-да, Юлия, ваших рук дело. Тройку магов мне опустошили. Едва устояли… Вы следующий раз, — он пожевал губу, потом махнул рукой: — А лучше без следующего раза. С темным пламенем шутки плохи.

— Не бойся, мы справимся, — шепнул на ухо Фильярг и успокаивающе погладил по руке.