Убийство в теологическом колледже - Филлис Джеймс

Высказывание Грегори звучало нечеловечески равнодушно, но в целом он оказался прав. Впервые Дэлглиш осознал разрушительную силу убийства, когда только пришел в Управление уголовных расследований. Его, еще «зеленого» детектива, в глубоком шоке стоявшего на коленях у тела первой жертвы, которую он так и не смог забыть, просто накрыло волной гнева и жалости. А сейчас коммандер думал о том, как справляется со всем этим Эмма Лавенхэм, и может ли или должен ли он чем-то ей помочь. Наверное, нет. Любая попытка может быть расценена как навязчивая или снисходительная. В Святом Ансельме девушка могла спокойно обсудить то, что видела в церкви, лишь с отцом Мартином. Но он, бедняга, скорее, сам нуждался в утешении и поддержке, чем был способен ее оказать. Конечно, Эмма могла уехать и увезти свой секрет с собой, но она была не из тех, кто бежит. Почему он был в этом уверен? Ведь он ее даже не знал. Коммандер решительно выкинул девушку из головы и сосредоточился на ближайших задачах.

Дэлглиш был даже рад встретиться с Грегори в коттедже Святого Луки. Со студентами он абсолютно не собирался разговаривать ни в комнатах, ни в удобном для них месте. Они должны были приходить к нему: это было приемлемо, целесообразно и экономило время. Но Грегори в привычной обстановке почувствует себя более спокойно, а подозреваемые, когда им спокойно, чаще теряют бдительность. Да и коммандер мог лучше понять свидетеля, ненавязчиво рассматривая его комнаты, а не задавая дюжину вопросов в лоб. Книги, картины, как и где стоят вещи, – эти детали раскрывают больше тайн, чем слова.

Когда Дэлглиш вместе с Кейт проходили в гостиную слева, он снова отметил, как все три жилых коттеджа по-разному отражают личности хозяев: от радостного домашнего уюта Пилбимов и тщательно продуманной мастерской Сертиса, в которой пахло деревом, скипидаром и едой для животных, до этого помещения, в котором явно жил университетский преподаватель с почти патологической склонностью к порядку.

Весь дом был подчинен двум доминирующим интересам хозяина: классической литературе и музыке. Кабинет целиком был уставлен полками от пола до потолка, и лишь над нарядным викторианским камином висела копия картины Пиранези «Триумфальная арка Константина». Очевидно, Грегори следил, чтобы высота полок точно подходила под размер книг, – причуда, которую Дэлглиш разделял. Комната казалась богато, но упорядоченно окутанной приятным мерцанием позолоты и коричневой кожи. На столе из некрашеного дуба стоял компьютер, а возле окна, на котором вместо занавесок висели жалюзи, расположился функциональный рабочий стул.

Через открытую дверь они прошли в почти полностью застекленную пристройку, которая простиралась во всю длину дома. Здесь, в гостиной Грегори, стояли легкие, но удобные плетеные кресла, диван, столик с напитками, а в дальнем конце – круглый стол побольше, заваленный кучей книг и газет. Но даже они лежали в порядке, расположенные, как казалось, по размеру. На стеклянной крыше и стенах были установлены ставни, так необходимые летом, отметил Дэлглиш. Даже сейчас в этой южной комнате было тепло и уютно. Снаружи раскинулись унылые кустарники, вдалеке маячили верхушки деревьев, окружавших озеро, а на востоке виднелась широкая полоса Северного моря.

Низкие кресла не располагали к полицейским допросам, но других вариантов не было. Грегори сел в кресле лицом на юг, откинулся на подголовник и вытянул свои длинные ноги, словно отдыхал в клубе, и чувствовал себя абсолютно вольготно.

Дэлглиш начал с вопросов, на которые уже знал ответы, так как внимательно прочитал личные дела. Хотя в папке Грегори было гораздо меньше информации, чем в папках студентов. Первый же документ – письмо из оксфордского Кибл-колледжа – прояснил, как он попал в Святой Ансельм. Дэлглиш, у которого была отличная память на письменные тексты, вспомнил его без труда.

Теперь, когда Брэдли наконец вышел на пенсию (и как все-таки вы умудрились его убедить?), ходят слухи, что вы ищете замену. Что вы думаете насчет Джорджа Грегори? Он, как мне известно, сейчас работает над новым переводом Еврипида и ищет должность на полставки, предпочтительно за городом, там, где он сможет спокойно продолжить свой основной труд. С педагогической точки зрения это идеальный вариант, Грегори очень хороший преподаватель. Обычная история: ученый, который не реализует полностью свой потенциал. Он немного строптив, но, думаю, вы поладите. Мы побеседовали здесь в прошлую пятницу за обедом. Я ничего не обещал, но сказал, что поинтересуюсь вашими требованиями. Денежный вопрос, мне кажется, обсуждается, но это не самое главное. Уединение и спокойствие – вот на что он рассчитывает.

– Вы приехали сюда по приглашению в 1995 году, – сказал Дэлглиш.

– Можно сказать, меня переманили. Колледжу был нужен опытный преподаватель древнегреческого и древнееврейского. А я хотел получить работу на полставки, предпочтительно за городом и с проживанием. У меня есть дом в Оксфорде, но сейчас он сдается. Арендатор – человек ответственный, а плата высока. Все устроилось как нельзя лучше. Отец Мартин посчитал бы, что нас свело провидение. Отец Себастьян видит в этом еще одно доказательство своей способности улаживать дела с выгодой для себя и для колледжа. Не могу сказать, что думают об этом в Святом Ансельме, но полагаю, такой расклад устраивает обе стороны.

– Когда вы впервые познакомились с архидьяконом Крэмптоном?

– Когда он приехал в первый раз, примерно три месяца назад. Его тогда назначили попечителем. Точную дату не припомню. Еще он был две недели назад и затем вчера. Во второй визит он взял на себя труд разыскать меня и поинтересовался, на каких именно условиях меня наняли. Сложилось впечатление, что, если бы ему не помешали, он стал бы меня выспрашивать о религиозных убеждениях или их наличии. По первому вопросу я отправил его к Себастьяну Мореллу, а по второму проявил неучтивость: предложил поискать жертву полегче – вроде Сертиса.

– А в этот раз?

– Я его не видел вплоть до вчерашнего ужина. Не особо праздничное событие, но вы там сами были, видели и слышали то же самое – а может, и больше. После ужина я не стал дожидаться кофе и вернулся сюда.

– А остаток ночи, мистер Грегори?

– Провел в этом коттедже. Почитал, поисправлял, проверил полдюжины сочинений. Потом музыка, прошлой ночью был Вагнер, и спать. И чтобы избавить вас от необходимости задавать следующий вопрос – той ночью я не выходил ни на секунду. Никого не видел и ничего не слышал. Только грозу.

– Так когда вы узнали о смерти архидьякона?

– Примерно без четверти семь позвонил Рафаэль Арбетнот и сказал, что отец Себастьян срочно собирает всех в семь тридцать в библиотеке. Он ничего не объяснял, поэтому я узнал об убийстве, только когда все собрались.

– И как вы отреагировали на эту новость?

– Сложно сказать. Вначале по большей части был шок и неверие. Я не знал этого человека, поэтому не было причин принимать все близко к сердцу, скорбеть или сожалеть. Зато спектакль в библиотеке оказался выше всяких похвал, правда? Доверьте Мореллу спланировать что-нибудь в таком же стиле. Ведь это была его идея? Мы там были – кто стоя, кто сидя – словно члены разобщенной семьи в ожидании, когда же огласят завещание. Как я и сказал, первой реакцией был шок, и это правда. Но я не удивился. Когда я вошел в библиотеку и увидел лицо Эммы Лавенхэм, то осознал, насколько все серьезно. Наверное, даже понял, что Морелл собирается нам сказать, еще до того, как он заговорил.

– Вы знали, что архидьякон Крэмптон был не особенно желанным гостем в Святом Ансельме?

– Я стараюсь не влезать в политику: маленькие и отдаленные заведения вроде этого легко становятся рассадниками слухов и инсинуаций. Но я не настолько глух и слеп. Думаю, ни для кого не секрет, что будущее колледжа Святого Ансельма неясно, а архидьякон Крэмптон решительно хотел закрыть его как можно раньше.

– Что поставило бы вас в затруднительное положение?

– Да, радоваться бы не стал. Но я понял, что такой исход возможен, как только сюда приехал. Хотя с учетом скорости развития и роста церкви Англии мне казалось, что я в безопасности по крайней мере еще лет десять. Не хочется терять этот дом, особенно после того, как я сделал пристройку за свой счет. Это место подходит мне для работы и будет жаль отсюда уезжать. Есть, конечно, шанс, что и не придется. Не знаю, что церковь собирается делать, но продать здание будет нелегко. И, возможно, я смогу приобрести этот коттедж. Хотя еще рано что-то загадывать, ведь я даже не в курсе, кому он принадлежит: церковной комиссии или епархии. Этот мир мне чужд.

Либо Грегори были неизвестны условия завещания мисс Арбетнот, либо он старался скрыть свою осведомленность. На тот момент больше нечего было выяснять, и Грегори стал выбираться из кресла.