Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

с тобой все в порядке.

– Матушка, у меня есть свой виноградник, – быстро заговорил сын. – Пойдемте со мной. Мы сможем жить вместе, работать…

Антонина чуть слышно засмеялась и погладила его по щеке:

– Я не могу. Ты видишь этих сопляков? – Она кинула взгляд в сторону лестницы. Уго отвлекся лишь на мгновение. Несмотря на головешку в руках у матери, Феррану он не доверял. Подмастерье, которому было лет четырнадцать, держался чуть поодаль. – Мальчик и девочка. Это твои брат и сестра – конечно, только по матери. И я им нужна.

– Забирайте их с собой, – не раздумывая выпалил Уго.

Антонина снова рассмеялась. Дыхание ее сбилось, смех окончился хриплым кашлем.

– Уго, это и его дети тоже. Я не могу их забрать. А сама я и двух шагов не сделаю, они сразу же примутся меня искать.

– Матушка, головня догорает, – предупредил Уго.

Антонина посмотрела на мужа.

– Ну почему ты такой подонок? – воскликнула она и пошла менять головешку.

Уго следил за ее движениями: это была совсем не та женщина, какую он запомнил, когда приходил сюда с Маиром, – та лежала на земле и покорно сносила побои, но теперь она переменилась.

Антонина поймала взгляд сына и догадалась, о чем он думает. По спине Уго пробежал холодок, когда он понял, что Антонина и сейчас воспринимает его как своего сына, понимает его чувства и тревоги даже раньше, чем Уго скажет о них вслух. Она его родила! Она вскормила его, вырастила! Антонина подошла к Уго с горящей деревяшкой, освещавшей ее полные слез глаза. Она давно уже не плакала.

– Я научилась понимать, что такое подлинная боль, сынок, – призналась она. – После смерти твоего отца мне пришлось научиться выживать. – Голос ее задрожал. – А потом пришел день, когда мне захотелось умереть, и тогда я поняла, какая смерть будет для меня самой страшной из всех… если я умру, ничего не зная о тебе и о твоей сестре. – Женщина вздохнула. – Это даже страшнее, чем оставить сиротами на руках у этого зверюги твоих младшеньких, ведь они и мои дети тоже! И они ни в чем не виноваты. Хотя и он, наверно, не виноват. Он – всего-навсего животное.

Длинная речь забрала все ее силы.

– Но, матушка…

– Как там Арсенда? – шепнула она.

– Хорошо. В монастыре. Я продолжаю к ней ходить.

– Как же я рада. Ты не бросай ее, заботься. Невеста у тебя есть?

Воспоминание о Дольсе взбудоражило Уго сильнее прежнего, как будто вопрос, прозвучавший из уст матушки, заставил боль вспыхнуть ярче.

– У тебя что-то случилось? – Антонина это почувствовала при взгляде на сына; кувалда опустилась к земле, как будто потяжелела.

Женщина перевела взгляд на мужа, потом на головешку. Угли еще теплились.

– Матушка, она умерла, – ответил Уго.

Антонина обвила его шею свободной рукой, внимательно глядя туда, куда Уго смотреть перестал, – на бондаря. Мать целовала сына в щеки, их слезы смешивались.

– Тебе придется уйти. Еще немного, и это чудище совсем перестанет соображать.

– Но он вас убьет…

– Нет, не убьет.

– Значит, поколотит.

– И не поколотит. Он уже давно меня не бьет, – солгала Антонина. – Я чувствую себя счастливой, потому что у вас все хорошо. Не стоит дразнить дьявола. Вот если он что-то сделает тебе, мне станет очень больно, больнее, чем если бы он убил меня… Уго, не испытывай судьбу. Умоляю.

– Ну хорошо, – согласился Уго, уже обдумывая свой следующий приход.

– Ступай с миром. И поторопись: головня едва тлеет. – А потом Антонина с угрозой обратилась к мужу: – Если ты хоть пальцем тронешь моего сына, клянусь Господом и Пресвятой Девой: тут все заполыхает!

Антонина стояла перед домом – худая и немощная, жадно хватая ртом воздух, как будто последняя угроза лишила ее дыхания, и все-таки в ней чувствовалась великая сила, несломленный дух. Прежде Уго никогда не замечал в матушке таких черт. Вместо того чтобы обойти Феррана и отправиться восвояси, юноша пошел прямо на бондаря. Кувалду он бросил на землю.

– Если вздумаете отыграться на моей матери…

– Как только она выпустит из руки головешку, я изобью ее палкой, – перебил Ферран.

Уго чуть подождал – эти мгновения были необходимы, чтобы сердце перестало колотиться и не мешало ему говорить.

– Я вернусь сюда без предупреждения, – объявил он. – Я наведу о вас справки в поселке – там, мне кажется, друзей у вас немного. Если я узнаю, что вы продолжаете издеваться над матушкой или что она умерла, я приду ночью и – тоже клянусь Господом и Пресвятой Девой, а еще ангелами и всеми святыми мучениками, да и самим дьяволом! – пока вы спите, я подожгу этот дом. Вы сгорите внутри вместе с зачатыми вами детьми, чтобы никого не оставалось в живых из этого рода бандитов и преступников. Понял меня, сукин сын?

Больше с этим зверюгой я разговаривать не стану, пообещал себе Уго и сделал еще глоток вина. Воспоминания о матушке привели его к мыслям об Арсенде. Он решил навестить сестру в ту же ночь. Вообще-то, Уго уже давно замечал, что девушка ведет себя как-то странно. Она плакала. Подолгу молчала. «Арсенда, я же не могу просидеть здесь с тобой до утра», – сетовал юноша. Последний их разговор как раз и был посвящен матушке. Уго скрыл от сестры истинное положение: с матушкой все хорошо, она передает привет. Арсенда просила рассказать подробнее, и Уго рассказал, умолчав только про двух новых детей, ему совсем не хотелось… «Когда вы снова увидитесь?» – перебила Арсенда ход его мыслей. «Не знаю». – «Скоро?» – настаивала Арсенда. «Сестренка, это ведь довольно долгий путь, на два дня – один туда, другой обратно, а дороги…»

И все-таки с каждым днем Арсенда как будто таяла. Было ясно: с девушкой что-то происходит, и Уго намеревался выяснить правду сегодня же ночью.

– Арсенда!

Уго сжался в темноте, когда понял, что закричал слишком громко.

Сестра больше не отзывалась. Она поспешно отошла от решетки, произнеся дрожащим голосом лишь пару фраз. Была зима, вечером подмораживало. Солнце клонилось к закату, а после колокола викария парню будет сложно вернуться в давильню.

– Сестра, – прошептал он в окошко.

Арсенда не отвечала.

– Арсенда! – Уго припал к решетке, вглядываясь в темноту внутри дома.

– Убирайся!

Это был не голос Арсенды. Старческое усталое скрипение.

– Кто вы? Почему?..

«Как же зовут эту чертову монашенку?» Уго снова забыл.

– Где моя сестра?

– Она с Господом. Уходи и не возвращайся.

– Нет, нет, нет!

– Парень, я сейчас подниму тревогу. Зазвонят колокола, тебя арестуют.

– Ради бога, – взмолился Уго. – Объясните же, что происходит?

Внутренний ставень захлопнулся и больше