Новый Белкин (сборник) - Наталья Иванова

И они платят. Они иногда давятся, умоляют продать им еще одну коробочку, они путаются в деньгах, а ты благородно возвращаешь им лишнее. Они занимают к тебе очередь, они отталкивают иногда друг друга. А иногда покупают с презрительной усмешкой, иногда даже выбрасывают в мусорную корзину только что купленную чепуху, показывая тебе свою крутизну. Но они слушаются тебя, ведь они берут товар и платят тебе деньги.

Люди начинают любить тебя, любить твое веселье и наглость, а ты начинаешь потихоньку не любить людей. И верить в собственные силы. Верить в то, что ты можешь диктовать им свою волю. Ты, слабый, грустный муж, которому изменяет его жена, у которого болит желудок, который недоволен своей жизнью, ты, помощник китайца, можешь подчинять себе людей. Чем хуже было дома, тем легче на работу ходить.

Странно, но я ни разу не попробовал испытывать свои новые приемы на Аленке или на ком-нибудь из близких.

Необыкновенное удовольствие я получал от своего нового костюма.

В четвертом классе, я помню, после того, как меня приняли в пионеры, я весь первый день ходил по дому в красном галстуке. А сейчас у меня был костюм. Мне тоже не хотелось переодеваться дома, я иногда забывал его снять, вернувшись с работы. Я под разными предлогами заходил к знакомым, чтобы выслушать их удивленные восклицания: «Серега, тебе так идут костюмы, оказывается! Совсем другой человек». Решил заехать и к Суну после работы. Позвонил, как всегда, предупредил.

Он встретил меня не особо приветливо. Лицо его было поцарапано – на щеке и около рта краснели здоровые ссадины. Ну вот, накувыркался мужик, видно, завалился где-нибудь по дороге из магазина, когда за добавкой ходил, или местные хроны на хвоста сели, когда увидели, что бутылки тащит. Я сначала хотел пошутить насчет этого, но передумал.

Он тоже почему-то был в костюме, а на мой не обратил никакого внимания, по крайней мере, не выказал восторга от моего нового вида. Наоборот, как-то неприязненно оглядывал меня.

– Ты знаешь, что это такое? – он показал пальцем на свое лицо.

– Нет.

– Меня ограбили. Ты не знаешь об этом? Не знаешь, кто это сделал? – Спрашивает, как будто подозревает. И глядит мне в глаза.

– Где?

– Меня позавчера ограбили в лифте. Взяли тысячу долларов.

Наконец-то хоть в кресло усадил, но все равно совсем по-другому ведет себя, – наверное, не верит. И все время оглядывает с ног до головы. Может, думает, что я на его тысячу принарядился? Теперь, видно, и пить завязал, бутылок-то в кухне уже нет.

Кое-как разговорился. В общем, зашел за ним человек в подъезд, в лифте прижал и показал отрезок железной трубы. Сун пытался что-то там возражать и слегка получил кулаком. Отдал деньги и был отпущен. Что тут скажешь – ничего не скажешь, только посочувствовать можно. Какой же дурак при себе таскает баксы тысячами? Лучше бы мне побольше платил – ходили бы вместе, на двоих-то страшнее наезжать.

– Вы в милицию звонили?

– Нет. Я не буду этого делать. Ты знаешь, ведь в Москве всех китайцев обязательно бьют или грабят. Мои знакомые очень удивлялись, что я столько живу здесь, и со мной ничего не случалось. Все мои друзья и друзья моих друзей попадали в такие ситуации. И никогда милиция не делала ничего.

Ясно, что кормить и хвалить мой костюм он не будет. Надо было зайти дня на два пораньше. Посидел, пособолезновал, попрощался и пошел ужинать домой.

Аленка ушла совсем. Ушла как раз в тот день, когда я сдал инструкторскую норму.

Если ты хорошо работаешь, постоянно толкаешь много товара, то тебе предлагают сдать эту самую норму. Примерно подсчитывают, сколько уходит в день у опытных дистрибьюторов, и это количество ты должен сдавать каждый день всю неделю подряд. Сдашь меньше хотя бы раз – значит, начинай все сначала.

Первый раз у меня не получилось. А потом все же сдал, пришлось пару дней, правда, ехать уже после работы на вокзал с товаром и там, в зале ожидания, дотягивать до нормы. Вообще, на вокзалах довольно стремно, обычно туда никто не ездит – милиции много и воров, но если нужно выполнять норму, то приходится, ведь все конторы и большинство магазинов уже закрываются.

И вот заделался я инструктором – текучка-то большая, им нужно все время новеньких принимать на работу и учить. Отметили мы это дело шампанским в офисе, вернулся домой и неожиданно начал холостяцкую жизнь. Жалко было себя, даже не себя, а привычное будущее, обидно было думать, что столько лет прожил, а получается, все зазря. Все коту под хвост получается.

В конторе говорю – у меня жена ушла, а мне отвечают – так это здорово. Поднимись, набери себе команду, раз ты теперь инструктор, потом, через годик, открой свой офис, и пусть она сопли на кулак наматывает, когда в «мерсе» тебя увидит. А ты, мол, стекло опустишь и смачно так ее пошлешь. Это же, говорят, потрясающий стимул. Я им не стал говорить, что у меня теперь другой стимул. Быстрей «мерс» перед домом поставить, чтоб вернулась.

– Ты, Сергей, учти, что для новеньких ты будешь олицетворять компанию. Так что у тебя все должно быть идеально. Ты уверенный, богатый, сильный и тэ дэ. Понял? Так что не жена от тебя ушла, а ты ее прогнал, понял? Так и рули.

За последние дни пришли два или три новых парня, одного из них дали мне. Очень ответственного, но тормознутого. Запоминает слова и движения, а потом повторяет их, как в замедленном фильме. Я ему твержу, чтобы он сам что-то придумывал новое, для него более подходящее, а он перед тем, как подойти к какой-нибудь тетеньке, шевелит губами, будто молится, потом выдвигает вперед подбородок и идет, как на приступ. Встанет над женщиной, поглядит ей в глаза, а потом улыбнется, как маньяк своей жертве, и говорит: «Здравствуйте!». Конечно, пугаются.

Мы стояли с ним на Чистых прудах и разучивали, как к бабам нужно подходить. Сначала он изображал бабу, потом я. И каждый раз, когда я смотрел, как он подходит, появлялось ощущение, что он сейчас ударит.

– Да надо не ровно стоять перед ней, а двигаться. Бодимоушн нужен, понимаешь? Ладно, хрен с тобой, давай с мужиков начнем. Вот, перед тобой инженер обычный, совковый. Я – инженер, так? Он плохо одет, и его всю дорогу все гнобят, и жена тоже. Или жена вообще ушла к другому. И придет он вечером в пустую квартиру, и будет только думать всякие глупые мечты, что когда-нибудь станет крутым. Так?

Андрюха согласно кивает и держит в руке огромную коробку с игрушечными паровозиками.

– Да поставь ты эту коробку. И вот, представь, подходит к нему, к инженеру этому, молодой, с виду богатый человек в красивом костюме, в галстуке, от него одеколоном пахнет, он как будто только что из своего «БМВ» вылез. Подходит и говорит с ним, как будто перед ним не инженер, а директор гостиницы «Россия». Понял? Этот человек должен забыть про свои раздумья о смысле жизни, про свои мечты и почувствовать себя директором. Давай, попробуй. Правильно поручкайся, узнай, как дела, пошути с ним, давай.

Ему, Андрюхе, по-моему, только в кремлевской роте служить, с «СКСом» у мавзолея стоять. Ладно, потащили коробки дальше.

Чтобы открыть свой офис, нужно, чтобы пятнадцать твоих ребят сами стали инструкторами. Это сколько парней надо сделать такими же, как ты, чтобы подняться на следующую ступень? Много, – а то некоторые безнадежные, другие уйдут. У самого, может, терпения не хватит.

Странно, но, выходя из офиса вечером, я утрачивал способность правильно подходить к женщинам. Я смотрел на них в метро, и многие казались мне гораздо более привлекательными, чем Алена. Я следил за тем, чтобы у меня все время была в кармане пачка мятного «Стиморола» на случай, если со мной заговорит одна из них. Чтобы дышать чище.

Я поглядывал на них, но если они поднимали на меня глаза, то сразу утыкался в книжку или журнал, ни о каких улыбках, бодимоушнах и речи быть не могло. Я стеснялся не только девушек, но и всех остальных окружающих меня людей. Днем я работал, я был выше их по определению, а вечером эти люди обступали меня, как персонажи дурного сна, они тоже были уставшими и осунувшимися или немного подвыпившими, и я не имел над ними никакой власти. Девушки становились недоступными, они оглядывали меня из своего далека, они сидели в метро между незнакомыми людьми, тесно сжав колени, или смеялись и болтали друг с другом и со своими мужчинами. Взгляд этих девушек, которые так преданно глядели мне в глаза днем, холодел, если я отваживался смотреть на них чуть дольше.

Ехал домой каждый вечер и боялся того момента, когда я подъеду к своей станции, так и уткнувшись в книжку, когда я выйду на холодную улицу один и начну прикуривать. Я заранее знал, что так именно и случится, но каждый раз на что-то надеялся.

Иногда, уже поздно вечером, я вдруг одевался, завязывал галстук и шел к метро, убеждая себя, что мне нужно купить сигарет. Я торопился, почти бежал туда, задыхаясь, чтобы, потоптавшись около ларьков, идти обратно. Я надеялся, что, может быть, услышу, как кто-нибудь окликнет меня: «Молодой человек, подождите...». Мотался по квартире, вглядываясь в темные окна, заваривал себе очередной кофе.