Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот дед пахал землю, потом был раскулачен, отправился в Среднюю Азию и работал там на железной дороге до самой пенсии. Когда его призвали в армию, он выселял чеченцев из Чечни, воевал в Манчжурии и привез домой в качестве трофея печатную машинку и пряник для моего отца. В сорок восьмом он пережил ашхабадское землетрясение, когда из ста тридцати тысяч человек, населявших этот город, погибло больше ста тысяч.
В начале восьмидесятых город тряхнуло еще раз, но очень слабо. После первого толчка все высыпали из дома на улицу, потому что второй толчок обычно бывает сильнее. Это была середина дня, дети были в школе, взрослые на работе, и дед оставался дома один. Люди, собравшиеся во дворе, заметили, что нашего дедушки нет, и Дурды – молодой парень, который жил по соседству, поднялся к нему, чтобы узнать, не стало ли плохо старому человеку.
А старый человек был занят тем, что лакировал стул. Стул утратил свой вид от долгого употребления, и его нужно было заново отлакировать, чтобы он выглядел достойно. Когда Дурды, говоря, что опасно оставаться дома во время второго толчка, стал звать деда на улицу, тот отказался. «Ты видишь, я работаю, – ответил он, – закончу, тогда пойду куда угодно».
Это семейное предание рассказывала моя тетка. Она рассказывала его несколько раз, и история запомнилась мне. А теперь она иногда всплывала у меня в голове. Если бы мне сказали, что в ближайшее время мне упадет на голову потолок или кирпич с крыши, или меня собьет машина, или я умру от неизлечимой болезни, то я бы не стал продолжать делать то, чем я занимался. Я бы сразу перестал впаривать товар на улицах или иконки в храмах, учить китайский, ремонтировать новую квартиру, жить вместе со своей женой и тещей. Если из моей жизни убрать завтра, которого еще нет, и которое, еще неизвестно, наступит ли вообще, то жизнь теряет абсолютно всякий смысл.
Если бы у меня отняли завтра, то что бы я сделал? Не знаю. Может быть, попытался бы разыскать Монгэ Цэцэк? Нет, вряд ли. Может быть, взял бы дочку и отправился куда-нибудь на поезде? Может быть, купил бы пива «Старопрамен»? Да что гадать, когда от будущего не отвяжешься, оно держит меня на коротком поводке. Плохое ли, хорошее – никакой разницы, на него надо работать, а оно все время отодвигается.
Я уже почти что живу в светлом будущем, потому что в настоящем все как-то не так. Настоящего у меня нет. Не дай Бог еще какого-нибудь психоаналитика почитать, Фрейда – Юнга какого-нибудь, так окажется, что за тобой еще и куча хвостов из прошлого волочится.
Дэн этот тоже не может отвязаться со своей аферой. Приходил, караулил у двери вместе с каким-то мордоворотом. Пугали опять, но, правда, не тронули. Да и пугали-то слабо. Дэн вообще стоял тихий и скукоженный какой-то, больше вдаль глядел, наверное, не главный он там у них. Мордоворот один и выступал, угрожал ужасными расправами. Надо замок на двери сменить в новой квартире, а то ключи у них остались. Сам-то я отбрешусь, если они уж совсем наезжать станут, а вот за Аленку страшно немного – возьмут еще, наймут какого-нибудь идиота, чтобы обидел ее.
Ладно, всего не передумаешь, да и вообще лучше не думать, а мечтать. Даже не мечтать это называется, а планировать дальнейшую жизнь. Буду просто нормально работать на новой своей работе, зарабатывать приличные деньги, потом стану там уже инструктором, потом открою свой офис и найму себе полсотни таких же дистрибьюторов. Потом опять, наверное, восстановлюсь в университете.
Будут бабки, тогда и съездить можно в какое-нибудь путешествие – хоть в Сибирь, хоть на Камчатку, куда меня звал тот парень, хоть в Китай.
Когда Аленка первый раз не пришла ночевать домой, то самым безобразным мне показалось то, что теща явилась свидетелем всего этого. Провести ночь в тещиной квартире, когда жена осталась Бог знает где и с кем, – это самое неприятное, что только можно придумать.
И я стал жить в новой, еще не отремонтированной квартире. Потом туда постепенно перебралась и Аленка с дочкой, перевезли кое-какую мебель. Вовремя мы стали жить отдельно, потому что стыдно, когда кто бы то ни было слушает семейные скандалы. Дэну я сказал, что теперь уже никак не получится с продажей, раз жена здесь живет. Да и за Аленку поменьше стал беспокоиться, что ее обидят, потому что вообще стал ко всему относиться равнодушнее. Это просто была защитная реакция такая, я читал об этом. Когда говорят, что я, мол, тебе, дураку, изменила, то начинаешь все воспринимать легче, чтобы не сойти с ума. Это всяким домохозяйкам на Западе делать нечего, так они за судьбу китов в Ледовитом океане переживают или тревожатся за судьбу детей в Нигерии.
А мне как-то даже полегче стало, честно говоря. Когда у человека горе случается, вот, например, как у меня – жена изменяет, то появляется уверенность, что тебе самому спишут некоторые грешки. Мол, у парня, скажут, такая трудная ситуация, что мы его можем понять.
От добра человек, говорят, свинеет, от сильного расстройства тоже. Это смешно, как говорил Чарльз.
Я уже не смущался того, что бросил учебу, потому что в таком состоянии в голову ничего и не полезло бы, это любому понятно. Ходил спокойно на работу, дома если хотел, то делал ремонт, а если душа к этому не лежала, то не делал. Работа тоже в таких ситуациях очень помогает. Такая работа, как у меня, когда надо приходить по расписанию и уходить по расписанию, когда человек на работе устает, но приносит домой зарплату.
Ежедневная работа – это вообще просто находка. Это все равно что служба в армии, – думать абсолютно не надо над такими вещами, как смысл жизни и прочая чепуха. Очень кстати начал болеть желудок. Я знаю, что обычно желудок у людей начинает болеть от нервов, так что, раз он болит, значит, я сильно переживаю. Меня, можно сказать, губит поведение моей жены.
– Тебя, Ален, желудок не беспокоит в последнее время? Не ноет?
– Нет. Ты же сам утверждаешь всегда, что меня вообще ничего не беспокоит. Что я равнодушная эгоистка.
Вот, у нее не болит. Хоть бы придумала, что болит, так нет, она еще и добавит:
– Ты пей почаще, у тебя еще и печень будет болеть.
Как будто я пью ради собственного удовольствия!
Я купил книжку Алана Пиза «Язык телодвижений». Замечательная книга для тех, кто работает дистрибьютором. Вечером изучаешь главу, днем отрабатываешь на людях.
Нужно глядеть собеседнику все время в глаза, постоянно кивать головой, улыбаться. Пиджак расстегнуть, чтобы вызывать доверие. Выбираешь какое-нибудь большое здание, где много учреждений, лучше даже еще старых, советских – они там ни черта ничем не занимаются, гоняют чаи и с радостью отвлекаются на свежего человека. Контингент обычно в таких конторах – предпенсионные тетеньки или еще беззащитные практикантки.
Если в комнате несколько человек, то на этих практиканток и надо изливать свое красноречие, хорошо даже поставить девчонку в чуть неловкое положение – это польстит остальным. Другие женщины будут глядеть, слушать, и как только купит одна из них, остальных задушит жаба. Если грамотно провести разговор, то купят все. И тут же надо мотать, потому что нельзя допустить, чтобы хоть одна из них вернула товар обратно, – стадный инстинкт силен, уйдешь, с чем пришел.
– Тук, тук, можно к вам? – Открываешь дверь и уже заносишь ногу через порог, но отскакиваешь чуть назад: нельзя вторгаться на их территорию, пока сами не пригласят.
– Заходите.
Тут уже на законных основаниях влетаешь в их комнату. Можно даже чуть заметным движением поправить что-то в штанах (как будто случайно защемило), женщинам нравится.
Представляешься, из какой замечательной ты компании, которая в этот день устроила рекламную акцию. Ищешь глазами самую покорную, она будет молчать или задавать только те вопросы, которые нужно задавать. Если она стоит, то изгибаешься перед ней, чтобы стать пониже ростом, если сидит – то опускаешься перед ней на корточки и глядишь снизу вверх в глаза, про себя признаваясь в любви. И изящным движением, каким дарят красавицам маленький цветочек, вручаешь ей коробку.
– Вы знаете, что это такое? – Если не хочет брать, то делаешь вид, что роняешь коробочку, и она подхватывает ее. – Это (например) чудесные ролики для чистки одежды. Вот смотрите...
Выхватываешь из кармана ролик, которым ты гладил уже сто человек, и чуть прокатываешь им по ее плечу. Только опять нужно спросить разрешения (она его даст), потому что сейчас нарушишь ее интимную зону, притронешься к ней. Можно даже погладить и по ноге, по бедру, по груди – смотря по ситуации.
– Видите, сколько грязи? А смыть с ролика ее можно просто под горячей водой с мылом.
И так далее. Следишь за каждой мелочью или отпускаешь себя так, чтобы несло, чтобы окончательно закомпостировать своим веселым бредом их уши и мозги.
– Пыль с костюма счищать чем будете? Шерсть собачью или кошачью? У вас дома животное есть? Муж? А мужа чем чистить будете? Муж требует ежедневной чистки, и не по-старинному, пылесосом, а только роликами. Он же у вас, наверное, современный мужчина. Деньги домой приносит? Ну вот, я и говорю – раз не приносит, значит, современный.
- Координатор - Антон Павлов - Современная проза
- 21 декабря - Сергей Бабаян - Современная проза
- Женщина, квартира, роман - Вильгельм Генацино - Современная проза
- Необыкновенное обыкновенное чудо - Улицкая Людмила - Современная проза
- Моя преступная связь с искусством - Маргарита Меклина - Современная проза
- Портреты - Сергей Белкин - Современная проза
- Корректор жизни - Сергей Белкин - Современная проза
- В ожидании Америки - Максим Шраер - Современная проза
- Президент и его министры - Станислав Востоков - Современная проза
- Анатом - Федерико Андахази - Современная проза