Хорошее стало плохим (ЛП) - Дарлинг Джиана

— Готов к победе, През.

Он откинул голову назад и рассмеялся. — Рэт выигрывал последние два года подряд, если ты его победишь, я позволю тебе трахать любую девушку неделю, а не одну жалкую ночь. Ты, черт возьми, заслужил это.

— Папа, — сказала Лейкен, любяще закатив глаза, как будто ее отец был просто глупым и снисходительным, а не аморальным и психопатом.

— Стыдно, что такое хорошенькое личико испортят, — вставила Фарра, ее глаза были тонкими, с красными щелочками. Было ясно, что она была под кайфом.

Я пожал плечами. — Мало кто заботится о моем лице, красивом или нет. Это моя женщина, которую я хочу держать рядом с собой, и именно поэтому я выиграю.

Фарра долго смотрела на меня, а потом повернулась, чтобы хлопнуть ресницами своему старику. — Почему бы тебе не пустить этого красивого Льва первым, Жнец? Он хочет доказать своей женщине, почему бы не заставить его пройти все тридцать девять раундов, чтобы доказать это.

В ее глазах не было искорки узнавания, но то, как она бросила это мне, убедило меня, что она знает, кто я такой.

Потом я вспомнил, что она была презренной сучкой, которая любила играть в опасные игры ради спорта.

Она, наверное, просто хотела увидеть меня избитым и окровавленным, наверное, от этого зависла, как адский демон, которым она и была.

Жнец целовал ее долго, влажно и небрежно, прежде чем отстраниться и объявить. — Готово. Через двадцать минут ты первый, без рубашки и на ринге.

— Это будет жарко, — выдохнула Лейкен мне в ухо, когда Мэт и Твиз шлепнули меня по спине на удачу.

Предстояло много всего, но я очень сомневался, что будет жарко.

Мои глаза снова искали во дворе Харли-Роуз, и я нахмурился, когда увидел, как Рэт ведет ее в дом за руку, его обычно стоическое лицо расколола широкая улыбка.

Харли-Роуз тоже улыбалась.

Эта ярость вернулась, первобытная и слишком сильная, чтобы ее остановить.

— Лучше воспользуйся туалетом перед боем, — пробормотал я, высвобождаясь от Лейкен и направляясь внутрь вслед за фальшивыми любовниками.

Фальшивыми.

Я говорил это себе.

Но зверь во мне, которого я за эти годы приручил в Доме, кипел от мысли, что к ней прикасается мужчина.

Будь он проклят, что он был с ней вот так, чтобы защитить ее.

Я был ее защитником.

Я был им с тех пор, как ей исполнилось шесть, и буду им, пока она не сдохнет еще через сотню или около того лет, если мне будет что сказать по этому поводу.

Мои ноги понесли меня вверх по лестнице в комнату Рэта прежде, чем у меня появилась хоть какая-то надежда на здравый смысл.

Я остановился за дверью, изо всех сил пытаясь приручить дикую тварь в моей груди и заставить ее бежать.

Смех.

Знойный, насыщенный смех, в котором я везде узнаю Харли-Роуз.

Бормотание.

Глубокое, мужское.

Не ее.

Рэт.

Я чувствовал разрыв между личностями, момент, когда мой доктор Джекилл, мой хороший полицейский, уступил место язычнику, которым был Хайд.

Моя нога врезалась в дверь с такой силой, что бок раскололся, а затем я ворвался внутрь, тело было настолько напряженным от сдерживаемой ярости, что я чудом мог пошевелиться.

— Какого хрена, Дэннер! — Харли-Роуз закричала на меня с того места, где она сидела, скрестив ноги, на полу рядом с кроватью, — Дверь была чертовски открыта.

Я проследил глазами каждый дюйм ее тела, проверил запах в воздухе на наличие секса, как какая-то гребаная собака, а затем подошел к ней, не удовлетворенный тем, что она была одета и нетронута, и моей, пока я не обнял ее, и мой рот не оказался на ней.

Я ел ее протестующее рычание, пока оно не превратилось в стон, и она, как всегда, таяла в моих руках.

Да. Моих.

— Брат, ты когда-нибудь слышал о чертовом стуке? — спросил Рэт позади меня.

Я развернулся, сильно пихнув его в плечо. — Какого хрена вы вообще здесь делали, хихикали и стонали?

Рэт какое-то время безжалостно смотрел на меня, а затем разразился ржавым смехом. — Трахните меня, это невероятно. О, черт.

Харли-Роуз тихонько рассмеялась позади меня. — Не жалуюсь, но это была потрясающая альфа-ярость.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я задал тебе вопрос, — сказал я Рэту, сжав кулаки, чтобы сдержать желание ударить его.

Он был большим, слишком большим, и я знал, что мне понадобится моя энергия для Битвы.

— Чувак, я ржу. Мне нечего сказать, большую часть можно передать ворчанием, — объяснил Рэт со слезами радости на глазах, — А твоя женщина смеется, насколько я могу судить, это черта Гарро.

Харли-Роуз подошла ко мне и обняла меня за талию. — Ты же знаешь, что мы с Рэтом просто друзья. Это… здорово, что есть с кем поговорить о моем брате, — ее глаза были широко раскрыты и сияли печалью, когда она посмотрела на меня, — Я скучаю по нему.

Моя рука скользнула вокруг нее и прижала к себе. Я закрыл глаза, глубоко вдохнул ее цветочный аромат, такой идеальный для моей Рози и такой несовместимый с мировой Харли-Роуз.

— Я немного на взводе, — наконец пробормотал я, глядя на нее, а затем на Рэта с молчаливым извинением, — Готовлюсь к бою.

Рэт фыркнул. — Немного завидую, наверное, но смотря что ты скажешь себе, брат.

Я посмотрел на него. — Если бы ты перестал целоваться с ней, это могло бы помочь.

Рэт ухмыльнулся, не раскаявшись. — Поцелуй ее еще раз, и ты будешь сражаться с огромной яростью сегодня вечером. Черт, ты мог бы победить меня с той яростью, которая была на твоем лице, когда ты впервые вломился сюда.

— Я был близок к успеху, — признался я, не стыдясь своей ревности, потому что я не стыдился того, как я любил ее, — Не хотел подводить тебя к драке. Рассчитываю на то, что ты убережешь Харли-Роуз от чьих-либо рук.

Веселье Рэта исчезло с его лица и камнем упало на пол. — Блять, рассчитывай на это, брат.

Я протянул ему руку, и мы похлопали друг друга по спине.

— Теперь отойди на секунду, но следи за дверью, — сказал я ему, отстраняясь и поворачиваясь к Харли-Роуз.

— Ты понял, — пробормотал он с ухмылкой, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.

— Дэннер, что ты делаешь? — прошипела она, когда я подвел ее к краю кровати, а затем толкнул на нее.

Я проигнорировал ее, перевернул и дернул бедрами вверх, так что ее задница выгнулась, как спелый гребаный персик.

Трахать ее в доме Берсеркеров было опасно. Крайне неуместно рисковать нами обоими, уступая своим базовым потребностям.

Но ничто не могло помешать мне в этот момент потребовать то, что было моим.

— Дэннер, — отрезала она.

— Думаю, тебе нужно напомнить, кому ты принадлежишь, Рози, — отрезал я, зная по тому, как она вздрогнула, что она знает тон моего голоса, — Напоминание о том, кто владеет твоей мокрой киской и твоей дикой душой. В чьей постели ты спала и чьему члену ты поклонялась.

Я потянулся, расстегнул ее джинсы, а затем сдернул их с ее бедер, чтобы они не закрывали их. Она ахнула, когда я схватил ее стринги и дернул так, что ткань разорвалась пополам, а затем еще раз, когда я упал на колени и раздвинул ее ягодицы большими пальцами, чтобы я мог видеть ее влажный, розовый центр. Так чертовски красиво, что у меня слюнки потекли.

— Молчи, пока я тебя ем, — приказал я, прежде чем провести языком от ее клитора до задницы, ее сладкий вкус взорвался на моем языке, медовый и пьянящий, как мед, — Ты издашь один звук, и позже я перекину тебя через колено и отшлепаю эту прекрасную задницу.

Она тихо застонала, ее тело расслабилось в ее положении, когда она уступила поражение моему господству. Блять, я жил ради того момента победы, ради секунды, когда она стала податливой, как теплый воск в моих лепящих руках.

Я резко шлепнул ее по заднице. — Что ты мне скажешь?

— Да, Лайн, — простонала она, покачиваясь на цыпочках, когда я шлепнул ее по другой ягодице.

Затем я опустил голову и пировал.

Я укусил внутреннюю часть ее бедер, пока они не стали красными и задрожали, сосал ее сладкие губы и лизал ее напряженный, ноющий клитор, пока ее ноги не задрожали вокруг меня. Мой член болел, его кончик был настолько влажным от предэякулята, что я чувствовал, как он намокает в моих боксерах, но я не прикасался к нему, потому что прикосновение моего рта к ней было достаточным откровением.