Служба внешней разведки - Леонид Млечин

Татьяна Самолис, пресс-секретарь Примакова, вспоминает, что, когда Евгений Максимович пригласил ее на работу, она поставила только одно условие. И это было даже не условие — просьба:

— Единственное, о чем я вас прошу, — чтобы вы меня не заставляли лгать. Я не знаю, что смогу сделать, как снизить отрицательный накал в отношении разведки. Но точно знаю, что лгать нельзя.

И Татьяна Самолис предложила тогда формулу Иммануила Канта, которую Примаков тут же принял: всегда надо говорить только правду, но из этого вовсе не вытекает, что надо говорить всю правду.

— Согласен, — серьезно сказал Примаков, — согласен.

Талант нравиться начальству

Взаимоотношения с властью у Примакова в принципе всегда складывались удачно. Как выразился один из тех, кто его хорошо знает:

— У Евгения Максимовича есть талант нравиться. Особенно — начальству.

Но что важно — Примаков к начальству не лез. Напротив, держался как бы в стороне.

В начале девяностых карьеры делались быстро. Влияние и сила чиновника зависела от близости к президенту, от умения завоевать его расположение. Министры старались играть с президентом в теннис, ходить с ним в баню, ездить вместе на отдых, охотно поднимали бокалы и рассказывали анекдоты.

Борис Ельцин любил открытых и веселых людей, приближал их, охотно проводил с ними время, но так же легко с ними расставался, когда выяснялась их профнепригодность.

Евгений Примаков руководил разведкой четыре с лишним года. За это время в контрразведке сменилось пять начальников! Примаков никогда не был близок к Ельцину, никогда не стремился к этому. Ему не надо было недостаток профессионализма компенсировать застольями, теннисом и совместными помывками в бане.

Начальник разведки живет на краю города — в Ясеневе. А большая жизнь кипит в Кремле, на Старой площади, в Белом доме. Почему же Примаков не стремился участвовать в большой политике?

— Он уходил от этого, — рассказывали мне в разведке. — Времена были сложные. Накануне событий осени 1993 года его за фалды тянули в разные стороны. Всем хотелось заполучить его в свой лагерь. А он считал своей задачей ни в коем случае не позволить втянуть разведку во внутриполитические дела. Задача разведки — собирать информацию вне России о том, что там происходит, что нам несет внешний мир, к чему нам себя готовить.

Сам Примаков говорил мне:

— Когда я пришел на работу в разведку, как раз произошло отделение разведки от КГБ. Это отделение было безусловно необходимо, потому что разведка не может быть частью правоохранительного органа.

И тут же добавил:

— Более того, внешняя разведка, как и Министерство иностранных дел, не должна участвовать во внутриполитической жизни. Ни в коем случае! Разведка служит интересам всего государства.

— Хорошо, — спрашивал я его недавних сослуживцев по разведке. — У Примакова не было желания участвовать во внутриполитических делах. Но война в Чечне или события октября 1993 года — разве ему это все было безразлично?

— У него были возможности выразить свою точку зрения, когда спрашивали его мнение или даже когда не спрашивали. Разведка отрицательно относилась к вводу войск в Чечню и, естественно, об этом докладывала. Примаков свою позицию высказал, но опять же исходил из того, что политическое руководство вправе считать, что разведка неправа.

Что касается событий 1993 года, то для себя он точно знал, кому он подчиняется, — какой там Руцкой! Тут все было абсолютно ясно. Может, ему в душе хотелось, чтобы президентом был бы какой-нибудь Иван Петрович, но есть избранный народом президент — и он будет работать с ним. И ни в каких интригах, ни в каких кознях он участвовать не станет.

21 сентября 1993 года, после появления указа №1400 о роспуске Съезда народных депутатов и назначении новых выборов, Ельцин позвонил Примакову в машину:

— Как вы относитесь к моему указу?

— Мне кажется, он не до конца продуман.

— Я ожидал другого ответа от директора Службы внешней разведки, — недовольно заметил президент.

— Я сказал вам, что думаю. Было бы хуже, если бы руководитель разведки говорил президенту неправду. Но мое отношение к указу — мое личное отношение. И я уверен, вы не заподозрите разведку в антипрезидентских настроениях.

В тревожные дни осени 1993 года Ельцин ни разу не позвонил в разведку. Единственное, что сделал тогда Примаков, — приказал усилить охрану территории, а офицерам не выходить в город с табельным оружием…

Я спрашивал товарищей и коллег Примакова по разведке:

— В редкую минуту душевной расслабленности, когда Примаков был склонен говорить о себе, — как бы он хотел, чтобы его вспоминали в разведке?

— Он очень дорожил тем, что сумел сохранить разведку. И это ему прямо говорили. В глаза.

Евгений Максимович надеялся остаться в разведке до пенсии. Не получилось.

5 января 1996 года директора Службы внешней разведки Евгения Примакова вызвал к себе президент Борис Ельцин — не на обычный доклад, без бумаг и справок. Причем вызвал не в Кремль, а на дачу.

Примакова не предупредили, о чем пойдет речь. Но несложно было догадаться. Звезда Андрея Козырева, который был первым ельцинским министром иностранных дел, закатилась. До Примакова донеслись слухи, что Козырев уже смещен со своего поста.

Когда Примаков появился на президентской даче, Борис Ельцин сразу сказал ему:

— Есть идея назначить вас министром иностранных дел. Как вы на это смотрите?

Примаков категорически отказался:

— Борис Николаевич, мне кажется, вам не стоит этого делать. По многим причинам. Я окажусь неприемлемой фигурой для Запада, где меня считают другом Саддама Хусейна, аппаратчиком старой школы, консерватором, руководителем спецслужбы и так далее.

У Примакова были и личные причины отказываться от этого назначения. Ему нравилась работа в разведке. Служба внешней разведки по степени политического влияния почти сравнялась с Министерством иностранных дел, а необходимая на посту министра публичность только смущала Примакова.

Но он заговорил о другом. До президентских выборов оставалось меньше шести месяцев, все мысли Ельцина были о выборах, и Примаков сказал:

— Борис Николаевич, в предвыборной ситуации такое назначение неоправданно.

Ельцин выслушал его внимательно и ответил:

— Мне кажется, что минусы, о которых вы говорите, могут обернуться плюсом. Вы меня не переубедили, но, если хотите, будем считать, что вопрос остается открытым.

Американский президент Джордж Буш был в свое время директором ЦРУ, а министр иностранных дел Германии Клаус Кинкель — главой немецкой разведки. Так что в самом переходе из разведки в дипломатию не было бы ничего необычного.

9 января директор Службы внешней разведки прибыл к президенту с обычным докладом о ситуации в мире. Ельцин хитро посмотрел на Примакова:

— Ну, как? Перерешили?

Примаков с металлом в голосе попытался отказаться еще раз:

— Нет, я своего мнения не изменил. Ельцин махнул рукой:

— А я перерешил.

Примаков попросил разрешения остаться в разведке еще на несколько месяцев, чтобы спокойно завершить начатые в Службе внешней разведки дела. Ельцин кивнул, но заботы разведки его в тот день не интересовали.

Примаков вернулся к себе в Ясенево и сел работать. Открыв дверь, в кабинет мягко вошел секретарь. В разведке — так повелось со времен КГБ — секретарями работают мужчины. Секретарь сказал:

— Извините, Евгений Максимович, в телевизионных новостях только что передали, что вы назначены министром иностранных дел Российской Федерации.

Так Примаков стал министром.

На следующей день, 10 января, всю коллегию Министерства иностранных дел пригласили в Кремль. Ельцин представил нового министра:

— Он в особых рекомендациях не нуждается. Его хорошо знают как у нас в России, так и за рубежом, и в международных делах он не новичок.

Ельцин сказал, что было несколько кандидатур, и продолжил:

— Необходимо было найти человека, который сочетал бы в себе опыт государственной работы, профессионализм, умение вести организационную работу, широту взглядов, личную честность и порядочность.

В тот же день Примаков, прощаясь с руководящим составом СВР, с нескрываемой грустью сказал:

— Я провел здесь свои лучшие четыре года и четыре месяца. Ухожу от вас не по своей воле…

Когда Примаков стал министром иностранных дел, я спросил его: помогают ли ему, как министру, материалы разведки?

Он ответил необыкновенно серьезно:

— Очень помогают. Те материалы, которые я получаю как министр, важны и необходимы.

Я не удержался от другого вопроса:

— Работа в разведке дала вам уникальную возможность узнать даже самые интимные подробности жизни ваших коллег-министров. Теперь, глядя во время переговоров на какого-нибудь министра, вы, наверное, думаете: а я ведь знаю, сколько у тебя любовниц?..