Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера - Дмитрий Жуков

Документы особого формирования позволяют утверждать, что среди штрафников были этнические немцы из Хорватии. Об их направлении к Дирлевангеру впервые говорилось в приказе Главного управления СС от 5 декабря 1942 г.[837]. Известно, что в 1944 г. в составе полка воевал хорватский фольксдойче — оберштурмфюрер СС Адальберт Траттеншег (родился 29 мая 1905 г.), награжденный хорватской медалью «За храбрость» (степень медали не указана)[838]. По сообщению Мак Лина, Траттеншег в апреле 1944 г. был приговорен к одному году лишения свободы за хищение военного имущества и незаконные половые связи с 15-летней девушкой. Искупить свою вину ему позволили в штрафном полку СС. Траттеншег погиб 21 сентября 1944 г., участвуя в подавлении Варшавского восстания[839].

Касаясь персоналий осужденных, прибывших к Дирлевангеру в 1944 г., интересно проследить судьбы некоторых из них. Это были разные люди, и преступления они совершили разные. Так, в письменном заявлении (от 31 июля 1944 г.) рядового СС Рене Гастона Фердерера, перешедшего на сторону партизан, встречаются любопытные факты. Фердерер, в прошлом заключенный Дахау, попавший в лагерь за прослушивание передач московского радио, отмечал:

«С марта 1941 г. по 11 мая 1944 г. я находился в концентрационном лагере. В зондеркоманду СС Оскара Дирлевангера я был послан против своей воли. В мае 1943 г. от нас был направлен первый эшелон с заключенными в зондеркоманду. Одного из уехавших тогда — Михаила Десса — я встретил в этой части в июне 1944 г. Все остальные нашли свою смерть под Невелем. 11 мая 1944 г. и я попал в особый отряд Дирлевангера. 24 мая мы прибыли в Минск. Нас было 300 человек. Базировались мы в местечке Узда, в 80 км от Минска. Нам было сказано: "Кто перебежит к русским, будет не расстрелян, а повешен". Это было сказано с особым ударением на то, что русские так поступают с каждым эсэсовцем. За два года нашего отступления у нас повесили двух перебежчиков, которые были отбиты у партизан.

Наш полк состоял в основном из бывших заключенных концлагерей. Были эсэсовцы из регулярных частей СС, разжалованные по какой-либо причине. От своих товарищей я узнал, что полк предназначен исключительно для борьбы с партизанами. Один лишь раз полк был введен в бой наряду с действующей армией под Невелем, где был полностью уничтожен. Части полка располагались в опорных пунктах от Узды до Минска. Частые стычки с партизанами приводили к уничтожению целых деревень частями СС».

Немалый интерес представляет личность Харольда Момма — одного из лучших жокеев 1930-х гг. Он трижды (с 1931 по 1933 г.) завоевывал совместно с немецкой командой кубок Муссолини — довольно почетную награду в области конного спорта. В 1939 г., одержав очередную победу на турнире, он принял из рук Гитлера его портрет с личным посвящением: «За искусство верховой езды». Но через пять лет, в 1944 г., после покушения на фюрера, к которому оказался причастен удачливый наездник, его отправили в испытательную часть. Генрих Гиммлер нашел это наказание слишком мягким и добился того, чтобы бывшего любимчика фюрера и чемпиона с мировым именем перевели в особое формирование СС Дирлевангера[841].

Еще более удивительной выглядит история Калистроса Тилеке, уже нашедшая свое отражение на страницах художественного произведения — в романе Уве Данненбаума «Убийца матери», опубликованном в 2009 г. в Германии. Калистрос Тилеке родился в берлинской тюрьме, в 1904 г., и первые шесть лет своей жизни провел в изоляции, под жестким и неусыпным контролем матери. Свое необычное имя он получил благодаря отцу, владельцу табачной фабрики, выпускавшему сигареты одноименной марки. Калистрос рос весьма одаренным мальчиком. Он интересовался культурой племен индейцев Северной Америки, овладел несколькими индейскими диалектами, перечитал горы научной литературы. Некоторое время он учился в престижной школе, в деревне Викерс, расположенной в одном из живописных уголков тюрингского леса, где учились дети из знаменитых семей — врачей, адвокатов, политиков, фабрикантов и художников. Там Калистрос нашел добрых и влиятельных друзей, но его мать, совершенно не обрадованная этим обстоятельством, настояла на том, чтобы сын покинул стены элитного учебного заведения. Юноша, повинуясь материнской воле, возвратился домой, где неоднократно становился объектом сексуальных домогательств, исходивших от его родительницы, страдавшей явными психическими расстройствами на половой почве.

Поведение матери вызывало у Калистроса глубокое отвращение, и однажды, не выдержав, он сбежал из дома. Получив помощь со стороны своих состоятельных друзей, он покинул Германию, путешествовал по Европе, совершил поездку в США, где наконец соприкоснулся с культурой индейцев. Спустя несколько лет он возвратился на родину и женился, в результате чего отношения между сыном и матерью окончательно испортились и переросли в конфликт. 7 августа 1930 г. наступила трагическая развязка. Калистрос совершил жестокое убийство: он нанес своей матери 17 ножевых ранений и завернул ее тело в ритуальные ткани индейцев. Это убийство потрясло весь тогдашний Берлин. О нем писали в газетах. Расследовать преступление поручили комиссару криминальной полиции Артуру Небе (будущему начальнику V управления РСХА), который лично допрашивал убийцу. Суд приговорил молодого человека к десяти годам лишения свободы.

Калистрос был освобожден из тюрьмы в 1940 г. В то время ситуация в стране сильно изменилась. Бывшему уголовнику было трудно возвратиться к нормальной жизни. Калистрос относился к числу «асоциалов», находился на контроле у полицейских органов и в конечном итоге попал в концлагерь. Возможно, он провел бы за колючей проволокой много лет, если бы не обратился за помощью к Артуру Небе, который посодействовал тому, чтобы бывшего знатока индейской культуры отправили на Восток, в особый полк СС Дирлевангера. 21 августа 1944 г. Калистрос, принимавший участие в подавлении Варшавского восстания, получил огнестрельное ранение в голову и скончался в полевом госпитале № 29.[842]

Особая часть Дирлевангера была тем местом, где пересекались пути совершенно разных уголовников. Это было формирование, где человеческая жизнь ничего не стоила. Но главным источником такого отношения, безусловно, являлся сам Дирлевангер. Для командира полка не считалось зазорным избивать женщин, которых ему приводили для сексуальных оргий, или продавать их за несколько бутылок самогона. Сохранилась радиограмма Дирлевангера от 11 марта 1944 г. в Главное управление СС. Он сообщал адъютанту Бергера, гауптштурмфюреру Вернеру Блессау: «Отто захватил необходимых русских, в понедельник они будут доставлены… Цена за русскую, как и в лесах возле озера Палик. Оберштурмфюрер Ингрубер установил цену за русскую: две бутылки шнапса»[843].

Подобные вещи, показывающие полное презрение Дирлевангера к человеческой личности, происходили больше на уровне офицерского, чем рядового состава, так как с рядовыми и унтер-офицерами Дирлевангер всегда был очень жесток. Так, в приказе от 11 мая 1944 г. он с возмущением говорил о солдатах 1-й роты, не выполнявших свои обязанности, а больше уделявших внимание местным женщинам:

«Сегодня я побывал в расположении 1-й роты и во время ее осмотра обнаружил:

В расположении находятся 22 русские женщины, которые занимаются мытьем полов. В одном из расположений сидел за столом дежурный-новобранец, а две русских мыли пол. На кухне находилось шесть женщин. Стало обычным делом, что каждое утро в 1-й роте находится не менее 20 женщин, которые якобы помогают оборудовать позиции опорного пункта. При оборудовании опорного пункта каждый солдат подразделения имел при себе русскую женщину.

Согласно приказу рейхсфюрера СС, ординарец может быть только при офицере. Почти все унтерфюреры и рядовые пребывают в изнеженном состоянии, так как русские подают им пищу на стол, очищают сапоги от грязи, проводят с ними время в кроватях и т. д. Считаю безответственным поступком размещение новобранцев в таких условиях, и поэтому приказываю:

За исключением двух русских, уже много месяцев работающих на кухне, ни одна женщина больше не должна заходить в расположение унтерфюреров и солдат 1-й роты… Со своей стороны я буду проводить личные проверки, чтобы убедиться в строгом выполнении моего приказа»[844].

В документах полка отмечается случай, когда Дирлевангер и его подчиненные избили пленных «народных мстителей» в Минске. Сообщение об этом инциденте дошло до рейхсминистра Альфреда Розенберга. Реакция последнего была весьма негативной: он требовал строго наказать виновных, о чем поставил в известность Гиммлера. Рейхсфюрер СС поручил разобраться в этом деле Бергеру, так как именно его подопечные устроили драку. Начальник Главного управления СС, ведя переписку с чиновниками из Восточного министерства, писал, что инцидент в Минске не доставляет ему удовольствия, и действия штрафников он не оправдывает. Бергер, однако, посетовал на то, что в министерстве Розенберга есть люди, «испытывающие радость, когда дело доходит до конфликтов». Они ждут удобного случая, чтобы поставить подножку товарищам по партии, и это в тот момент, когда идет тяжелая битва с заклятыми врагами Германии. Бергер предложил не конфликтовать и подготовил от лица Гиммлера письмо на имя Розенберга, в котором сухим канцелярским языком объяснил, почему Дирлевангера не могут привлечь к ответственности: без командира штрафников якобы трудно поддерживать безопасность на оккупированной территории Белоруссии[845].