Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

Высоко нацелив свои мечи, два офицера попятились, а Глабий отступал за ними достаточно близко, чтобы не отстать от двух офицеров. Некоторые из римлян у ближайших костров уже начали продвигаться вперед, некоторые с обнаженными мечами. Иберийцы не отставали от двух римских офицеров и их пленника, двигаясь на небольшом расстоянии, прежде чем Радамист скомандовал, и они остановились, глядя на римлян, отступавших в безопасное место. Как только он почувствовали себя в безопасности, Катон вложил меч в ножны и приказал Макрону сделать то же самое. Затем, с Глабием между ними, они быстро отправились в штаб, чтобы подготовиться к следующему утру.

*************

ГЛАВА ДВАЦАТЬ СЕДЬМАЯ

- Люди готовы, господин, - доложил Макрон Катону, уже стоявшему перед группой солдат, отобранных для проведения казни. С ним были штандарты обеих когорт, а вокруг Глабия выстроились четверо преторианцев. Ауксилларий был раздет до набедренной повязки и стоял босиком в розовом свете рассвета. Перед ними, с трех сторон, стояла когорта пращников, каждый из них в своем кожаном плаще, накидке, тунике и сапогах. Их плащи были откинуты на одну сторону, обнажая рукоятки мечей. Опционы и центурионы стояли перед своими подчиненными, облаченными словно на парад. Радамист со старшими офицерами и восемь человек из отряда погибшего ибера ждали позади палачей, готовые засвидетельствовать казнь. Остальная часть колонны уже переправилась через реку и расположилась на дальнем берегу, ожидая приказа возобновить наступление, как только казнь закончится.

Катон и Макрон обменялись салютами, прежде чем последний встал рядом с осужденным. Катон сделал небольшую паузу и оглядел товарищей Глабия, пытаясь оценить их настроение, но их лица были бесстрастными, а дисциплина, казалось, не была затронута участью их товарища. Глабий провел ночь под охраной у палатки Катона. Он не спал, но умолял Катона пощадить его жизнь, пока Катон не выдержал и не велел ему попридержать язык за зубами, если он хочет избежать кляпа и не быть связанным. После этого ауксилларий стал что-то жалобно бормотать себе под нос.

Катон оставался один всю ночь, его сон нарушали редкие стоны страданий Глабия, а ночь безжалостно поглощала то немногое время, что ему оставалось. Когда на горизонте показались первые проблески рассвета, Макрон принес ему немного еды, но у пращника не было аппетита, и вместо этого он умолял Макрона помочь ему бежать.

- Не могу. Прости, парень. Слово трибуна – закон, и его не обойти.

- Но у меня есть семья, центурион. Что с ними будет?

- Откуда мне знать? А теперь давай, попробуй что-нибудь съесть. Немного еды в животе тебе не повредит.

- Но и не принесет ничего хорошего.

- Как хочешь. - Макрон поставил миску на землю. - Я вернусь, когда прозвучит утренний сбор.

Убедившись, что Макрон ушел, Катон поднялся с постели, надел сапоги и вышел из палатки. Глабий поднял голову, затем автоматически встал по стойке смирно.

- Вольно, - приказал Катон, затем жестом указал на миску с кашей. - Центурион Макрон прав. Это может пойти тебе на пользу.

Глабий проигнорировал еду и прямо встретил взгляд своего командира. - Почему ты так поступаешь со мной, господин?

- Ты знаешь почему. Ты совершил преступление, которое карается смертью.

- Это твоя интерпретация, господин. Сомневаюсь, что она имела бы силу перед магистратом в Риме.

- Но мы не в Риме.

Это был легкомысленный комментарий, и Катон почувствовал, как в его груди зашевелились вина и жалость.

- Послушай, Глабий, ты убил человека. Это чистый факт. Затем у меня есть рассказ иберийцев о том, что произошло, и твой.

- И рассказ опциона, господин. Кроме того, мы сказали правду. А иберийцы – лживые ублюдки.

- Возможно, - согласился Катон. - Но эти две версии не сходятся. Поэтому все, что я знаю наверняка, это то, что здесь лежит тело человека Радамиста, и что ты признал, что убил его. На этом основании я обязан исполнить наказание, предусмотренное правилами. Ты умрешь в течение часа, Глабий. Ты должен задать себе вопрос: каким образом ты примешь смерть? Умрешь ли ты как трус, завывая и протестуя против своей невиновности? Или ты умрешь как римский солдат? Гордый и непокоренный перед лицом смерти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Почему меня это должно волновать, господин? Я умру в любом случае.

- Да, но как ты хочешь, чтобы твои товарищи запомнили тебя? Более того, как ты хочешь, чтобы эти иберийские ублюдки запомнили тебя? Это может показаться не очень важным, но здесь есть небольшая доля мести. Покажи им, как умирает римлянин. С высоко поднятой головой, глядя в лицо Харону и демонстрируя свое презрение к врагам. Если то, что ты говоришь, правда, то человек, которого ты убил, был трусом. Его товарищи опозорили себя, солгав о нем. Они будут смотреть на тебя и надеяться, что ты обесчестишь себя, показав свой страх и взывая о пощаде. Откажи им в этом, и ты одержишь маленькую победу над ними, и оставишь после себя пример, который ободрит твоих товарищей... Понимаешь меня?

Глабий насмешливо фыркнул.

- Я понимаю, что мой собственный командир предал меня ради дружбы со своими иберийскими варварами.

Катон почувствовал, как в его жилах забурлил гнев, но сдержался, чтобы не наброситься на него. Слова Глабия прозвучали как нельзя более остро, чем он мог предположить.

- Тогда не стоит больше ничего говорить. Я бы предложил тебе съесть эту еду. Как я слышал слова центуриона Макрона, это может помочь. В противном случае, помолись тем богам, которым ты поклоняешься. У тебя мало времени. Неплохо было бы, чтобы твои последние слова были весомыми. Прощай, Глабий. Увидимся в загробной жизни.

***

- Господин, - тихо обратился Макрон. - Люди ждут.

Катон зашевелился, внезапно осознав, что уже некоторое время молча смотрит на собравшихся людей, пока его разум вспоминал предыдущие часы. Он кивнул и прочистил горло, после чего приказал: - Хорошо. Сопроводи заключенного в центр строя.

- Да, господин. - Макрон отсалютовал и занял свое место перед людьми, охранявшими заключенного. Отряд … для совершения казни... Вперед!

Они вышли на открытое пространство, Макрон и преторианцы промаршировали, а Глабий изо всех сил старался не отставать, пока они пересекали каменистую почву.

- Отряд, стой! - крикнул Макрон, и шестеро мужчин остановились возле небольшой кучи камней, приготовленной для этого случая.

Возникла короткая пауза, прежде чем Катон шагнул вперед и набрал воздуха.

- Товарищи! Мы собрались здесь в соответствии с военным кодексом, чтобы засвидетельствовать казнь Гая Глабия за убийство товарища. Глабий добровольно признался в преступлении, и поэтому, в силу власти, данной мне сенатом и народом Рима, я приговорил его к смерти через забивание камнями. Приговор должен быть приведен в исполнение его сослуживцами из второй центурии когорты. Приступай!

Макрон повернулся, крепко взял Глабия за руку и отвел его на несколько шагов от преторианцев, затем толкнул его на колени.

- Команда, исполняющая приговор, вперед!

По приказу Макрона семь человек вышли из рядов вспомогательной когорты, подошли к груде камней и, взяв по одному в руки, образовали перед Глабием полумесяц. Никто из них не встречался с его вызывающим взглядом дольше, чем на мгновение. Когда последний из них оказался на месте, Макрон заговорил достаточно громким голосом, чтобы его услышали все, кто собрался посмотреть на казнь.

- Гай Глабий, есть ли у тебя последнее слово?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Катон почувствовал, как его желудок тревожно сжался, когда он смотрел на происходящее, молясь, чтобы Глабий сделал все возможное, чтобы умереть достойно, особенно на глазах у Радамиста и небольшой группы иберийцев, стоявших с ним.

Глабий сглотнул, затем выпрямил спину и вызывающе поднял подбородок.

- Господин, я хочу, чтобы все знали, что я не испытываю никакой неприязни к своему командиру, который выполняет свой долг... Моим товарищам я выражаю благодарность за дружбу в течение многих лет, которые мы служили вместе, за все, что мы разделяли. Как мы раньше скорбели о погибших товарищах, я прошу вас скорбеть обо мне сейчас. Я... Я прошу вас передать весть о моей смерти моей семье в Антиохии и сказать им, что хотя я был предан смерти, я не обесчестил себя... - Он сделал паузу, затем сделал глоток и опустил голову, и Катон испугался, что в последний момент у него сдали нервы и что его достоинство может рухнуть от отчаяния. Он быстрым жестом приказал Макрону, чтобы тот заканчивал.