Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

- О, фурии, потрясающе, - пробормотал Макрон. - Именно то, что нам нужно.

Радамист отдал приказ, и иберы поспешили прочь с его пути. Он остановился и быстро осмотрел раненого на земле и пращника, а затем устремил свои темные глаза на Катона. - Что здесь произошло, трибун?

Катон коротко объяснил, и Радамист кивнул на Глабия. - Он тот, кто зарезал моего человека?

- Да, Ваше Величество. Но он говорит, что драку начал ваш человек.

Радамист повернулся к небольшой группе иберийских солдат и резко их допросил, а затем снова повернулся к Катону. - Говорят, что виноват твой солдат. Он пытался обмануть этого человека и отнять его серебро.

Одно противостояние приводило к другому, гораздо более серьезному, и Катон заставил себя справиться с ситуацией спокойно, хотя он чувствовал учащенное сердцебиение и напряжение мышц плеч, как будто он собирался вступить в драку.

- Мы можем обвинить в этом позже. Прямо сейчас обоим мужчинам нужно обработать свои раны. Глабий, иди в палатку хирурга. Пусть один из санитаров позаботится о твоей руке.

Прежде чем пращник успел выполнить приказ, его противник издал глубокий стон и на мгновение выгнул спину, прежде чем впасть в сильные судороги. Хирург сделал все возможное, чтобы удержать человека, повязка соскользнула, и свежий поток крови хлынул из сморщенной плоти вокруг раны и пролился на землю.

- Держите его! - крикнул хирург. Соратники иберийца не нуждались в переводе и схватились за его конечности, пытаясь удержать его, пока хирург нащупывал свежую повязку в своей сумке. Раненый ибер задыхался, издавая ужасный хрипящий звук, его глаза широко открылись и закатились в смертельном ужасе. Произошла последняя судорога, и его челюсть отвисла, а затем с медленным спадом напряжения его тело обмякло, когда последний выдох сошел с его губ, он уже лежал неподвижно, глядя на звезды.

Некоторое время никто не двигался и не говорил, затем хирург наклонился вперед, чтобы закрыть иберийцу глаза, и поднялся на ноги.

- Он ушел, господин. Я ничего не мог сделать, чтобы спасти его, - добавил он, тревожно взглянув на Радамиста.

Катон указал большим пальцем на Глабия. - Отведи этого в больничную палатку и позаботься о его ране.

- Да, господин. - Хирург запахнул крышку своей сумки и подошел к раненому преторианцу.

- Стой! - Радамист подошел к мертвому иберийцу и ткнул пальцем в труп, глядя на римского офицера. - Мой человек мертв. Его убийца должен ответить за это.

- Подождите-ка минутку, - вмешался Макрон. - Он обвинил Глабия в жульничестве и наставил на него нож. Он начал это. Бой был честным, и он проиграл. В этом нет ничего хорошего, но Глабий не убийца.

Радамист бросил на него взгляд, прежде чем снова обратиться к Катону. - Скажи своему слуге, чтобы он прикусил свой язык, прежде чем я прикажу своим людям отрезать его.

- Слуге? - глаза Макрона выпучились.

- Центурион, - вмешался Катон. - Я разберусь с этим, пожалуйста. А пока я хочу, чтобы ты арестовал Глабия и держал его под стражей. Понятно?

- Да, господин, - проворчал Макрон, а затем добавил проклятие себе под нос. Он подошел к Глабию, как и было приказано.

Катон повернулся к Радамисту. - Как сказал центурион Макрон, Ваше Величество, похоже, что некоторые из ваших людей предпочли сыграть в кости с Глабием. Когда умерший проиграл, он обвинил Глабия в мошенничестве и напал на него. Глабий действовал в порядке самообороны.

Радамист выслушал, а затем спросил копейщиков, стоявших у тела. Удовлетворенный их ответами, он снова повернулся к Катону.

- Говорят, твой солдат первым вытащил свой нож и ударил моего человека прежде, чем он смог защитить себя. - Ибериец указал на Глабия. - Этот человек – убийца и трус. Я требую удовлетворения справедливости и мести. И поэтому он должен умереть.

**************

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

- Трахни их всех Марс! - запротестовал Макрон. - Эти ублюдки лгут. Ты слышал, что сказал Глабий, и его опцион подтвердил его рассказ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Они стояли на небольшом расстоянии от Радамиста и его людей, пока совещались. Двое мужчин уносили тело в сторону иберийских палаток, в то время как иберийский царевич и горстка его знати стояли, ожидая ответа Катона на требование казни Глабия. Раненый пращник стоял в стороне, пока хирург зашивал ему рану при свете огня. Глабий вздрагивал время от времени, когда игла входила и проходила через его плоть, но его взгляд с тревогой переключался между двумя римскими офицерами, обсуждающими его судьбу, и иберийцами, смотрящими на него с враждебными взглядами.

- Опцион, конечно, его поддержит, - возразил Катон. - Так же, как он поддержал бы слово любого римлянина, противопоставленное слову варвара, как он их видимо рассматривает.

- Я не думаю, что есть много сомнений в том, что они варвары. Ты видел, что они сделали в форте. Собираешься ли ты поверить им прежде, чем поверишь кому-то из наших?

- Конечно, нет. Но это его слово против их. Это было сделано сгоряча, и могло случиться все, что угодно.

- Тогда ты должен оказаться на стороне нашего человека, - настаивал Макрон. - Это то, что я делал бы каждый раз. Если бы я был командиром, я бы сказал этой кучке песчаных обезьян, чтобы они сразу проваливали.

- Но ты не командуешь, центурион, - твердо ответил Катон. - Да, и я обязан следить за тем, чтобы каждый, кто нарушает правила, был наказан. На самом деле не имеет значения, кто нанес первый удар или почему они это сделали. Правила достаточно ясны. Если солдат вытаскивает клинок и ранит товарища, его избивают люди его же центурии. Если он использует лезвие, чтобы убить другого солдата, наказание – смерть. Ты это достаточно хорошо знаешь.

- Смерть в случае, если человек убьет товарища, но эти иберы не римляне. Да ведь они даже не в одной с нами армии.

- Ты не прав. Они наши союзники и подчиняются тем же правилам, что и любые другие солдаты в римской армии. Если бы все было наоборот, я бы настоял на том, чтобы иберийец был наказан таким же образом.

- Ты мог бы настаивать, но веришь ли ты хоть на миг, что Радамист согласился бы на это? Я нахрен сомневаюсь в этом.

Катон уже чувствовал себя усталым, и теперь он почувствовал изнуряющую яму отчаяния, из которой он только недавно вышел, снова подкрадывающуюся к нему.

- Послушай, Макрон, как ты думаешь, какой у меня выбор? Обе стороны здесь нуждаются друг в друге, если есть хоть какая-то надежда на то, что Радамист вернет свой трон, а Рим – свое влияние в регионе. С тех пор, как мы покинули Сирию, между нашими людьми и его людьми не было особой любви. Однажды мы испытали на себе последствия разъединения. Если я откажусь от наказания Глабия, мы рискуем тем, что это повторится вновь. Прямо на пороге подготовки к решающему моменту кампании, - он указал на дальний берег реки. - Артаксата – всего в четырех днях пути в этом направлении. Если иберийцы увидят, что Глабий идет на свободе, то это было бы все равно, как если бы я воткнул огромный кинжал посреди колонны.

- А если ты казнишь Глабия, как ты думаешь, как это отразится на моральном духе наших парней? Они с радостью последуют за тобой в бой! Но если ты встанешь на сторону иберийцев и убьешь одного из наших людей, это будет стоить тебе лояльности преторианцев и пращников.

- Я не встаю ни на чью сторону. Я соблюдаю правила.

- Но в этой ситуации эти правила не подходят, и ты это знаешь.

- Правила есть правила, - парировал Катон. - Независимо от ситуации. И в данном случае, именно в этой ситуации, жизненно важно, чтобы мы придерживались их, иначе мы рискуем потерять все. Макрон, я принял решение и не буду его менять. Это конец. Не спорь со мной дальше. Это приказ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Макрон попытался ответить, затем принял официальную позу и ответил тоном, пронизанным презрением: - Как вы прикажете, господин.

- Совершенно верно, - Катон посмотрел на хирурга мимо Макрона. - Ты уже закончил с Глабием?