Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов

У Приска засосало под ложечкой. Желание страстное, ни с чем не сравнимое, повлекло его к этим краскам и кистям, к стене, которая, благодаря добавлению мраморной пудры, сверкала, будто была из настоящего мрамора.

— Сирм! — крикнул Адриан второму рабу. — Подай нашему гостю каутерий.[103]

Приск молча кивнул, принимая каутерий, как боевой меч.

— Знаешь фресковую живопись? — спросил Адриан.

— Знаю.

— Откуда?

— Учился полгода в Кампании. Учитель сказал: у меня ничего не получится, потому что я не грек…

— Хочешь попробовать? — Адриан кивнул на стену.

— Вдруг испорчу? — Приск провел ладонью над влажной штукатуркой.

Он уже знал, что напишет на этой стене, — суровые горы вдали, прозрачное небо, а внизу — зеленое роскошное буйство, виноград, смоковницы, олеандры. И озеро, вода в котором похожа на драгоценную бирюзу. Напишет так, чтобы зритель ощутил утреннюю тишину, покой, который может нарушить разве что крик петуха, взлетевшего на каменную ограду. Он видел все это однажды, и сейчас картина встала перед его глазами как наяву.

— Испортишь, велю оштукатурить стену заново! — легкомысленно ответил Адриан. — Начинай! — небрежно махнул рукой.

Приск принялся лихорадочно смешивать синий порошок с водой, прикидывая, какие краски ему понадобятся.

«Надо выпросить порошки у Адриана, непременно надо выпросить…» — лихорадочно думал он.

Он уже взялся за кисти, как поверх чистого пейзажа перед глазами возник другой — горящая фракийская деревня. Орущие женщины, убитый старик в луже собственной крови и рядом — два легионера и фракийский мальчишка. Один легионер зажал голову мальчишке между ног, второй — спустил пацану штаны и задрал рубаху.

— Поехали! — орет легионер.

Парнишка кричит. И тут к насильнику подскакивает Малыш и палкой бьет, как рубит, легионера по спине. Тот падает. Второй, тот, что держал мальчишку, отпускает жертву, хватается за меч…

Но тут звучит сигнал трубы. Все бегут на ее зов. А парнишка ползет в другую сторону, за ним — след из дерьма и крови. Насильник поднимается, шатаясь, бредет к своим. К несчастному пареньку подскакивает Кука, хватает за ворот рубахи и волочет к остальным пленникам.

«Нельзя его отпускать, — поясняет Кука мрачному Малышу. — Удерет к дакам, вырастет — наших парней потом на куски резать будет. А так рабом вырастет и смирится».

Парнишке вяжут веревками руки, бросают к остальным пленникам. Полыхает деревня, блеют согнанные в отару овцы, плачут дети.

Приск мотнул головой, видение исчезло.

На его картине не будет людей. Ни одного.

— Если бы ты родился греком, я бы сказал: ты создан расписывать стены. — Адриан внимательно следил за работой Приска. — Но ты — римлянин. Значит, ты создан повелевать, стилем или мечом — не имеет значения.

— Я мечтаю о другом.

— Мало ли о чем мы мечтаем! Я, к примеру, мечтаю построить огромный храм, в котором будут поклоняться всем богам. Здание, каких еще не бывало. Я возьму цилиндр и накрою полусферой… получится… — Адриан сделал паузу.

— Вписанный шар, — подсказал Приск.

— Да, шар. Сто сорок футов в диаметре или даже больше.

— Такие своды не строят.

— Так я буду первый. В храме не нужно окон — только наверху отверстие — как око бога, столб света, струящийся на мраморный пол. Что скажешь? Я смогу?

— Наверное… — не слишком уверенно сказал Приск.

— Нет. Не смогу. Я не архитектор! — в ярости воскликнул Адриан и грохнул кулаком по столу, так что на пол полетели заготовленные кисти. Пытаясь справиться с собой, трибун стиснул кулаки. Похоже, с Адрианом случился очередной приступ ярости — об этих вспышках знали в лагере все.

Адриан вылетел из комнаты. А Приск начал роспись: времени у него ровно столько, сколько сохнет тонкий слой грунта. Когда кисть начнет «боронить» стену, роспись придется закончить.

Военный трибун вскоре вернулся и сказал отрывисто:

— Сегодня вечером я жду тебя, Тиресия и Куку у себя. Валенс отпустит вас пораньше. Приходите сразу же, пообедаете у меня.

* * *

Дом военного трибуна был довольно скромный, но столовая была обставлена почти что по-столичному: на полу отличная мозаика (наверняка Адриан привез ее с собой и увезет, когда настанет время покидать лагерь), стены расписаны. Правда, довольно неумело (хуже той фрески, что написал Приск, художник явно не учел, что краски, высыхая, светлеют). В углу — мраморная статуя Фортуны. Явно не греческая, скорее не слишком удачная копия.

«Наверняка Адриан сам изготовил себе Судьбу», — решил Приск.

Раб принес бок зажаренного кабана, уже разрезанный на куски, кувшин с разбавленным горячей водой вином и удалился.

Легионеры с жадностью принялись обсасывать кабаньи ребрышки. Несмотря на солидный паек, они все время испытывали голод. Валенс утверждал, что это пройдет, когда они наберут нужную форму.

— Я выхлопотал вам троим отпуск, — объявил Адриан без всяких предисловий.

Выхлопотал — это явился к Наталису и положил перед легатом уже написанный приказ. Тому оставалось только ознакомиться и приложить печать.

— Отпуск? — переспросил Приск. — Куда? В Томы?

— В Рим.

Друзья переглянулись, не веря своим ушам.

— В Риме все идет хуже некуда, — продолжал Адриан, не дожидаясь, пока легионеры переварят новость. — Нового императора Нерву преторианская гвардия ни в грош не ставит. Преторианцы заставили Нерву сместить прежнего префекта претория[104] Норбана и назначить одного, нового, — Касперия Элиана. Глупое решение! Всем известно было, что Касперий — приверженец Домициана. Касперий тут же решил прикончить своего напарника, другого префекта гвардии Петрония Секунда. Гвардейцам эта мысль очень понравилась. Правда, Петроний Секунд успел удрать и спрятаться в императорском дворце на Палатине вместе с другими заговорщиками, что убили Домициана и привели Нерву к власти. Гвардейцы кинулись следом, будто на охоте гнали дичь! Принцепс встал у них на пути, поднял руку, пытаясь своей властью остановить буйных преторианцев, но его отшвырнули, как медведь отшвыривает глупого пса. Гвардейцы ворвались в личные покои императора и здесь зарезали неугодных, а потом заставили старика принцепса со слезами на глазах благодарить Касперия Элиана за восстановление «справедливости»! — Адриан помолчал. — Кто-нибудь может угадать, что будет дальше?

— Год четырех императоров, — шепотом сказал Приск. — То есть хаос.

— Умный мальчик! — кивнул Адриан. — Ходят слухи, что наместник Сирии не очень-то верен Нерве, спит и видит себя во дворце на Палатине. Рано или поздно он поднимет бунт.