Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл

Мои силы почти иссякли, и все же меня поддерживала гордость от того, что у меня получилось продержаться гораздо дольше, чем я предполагал. Остается всего несколько сотен ярдов до песка, которому последние лучи солнца придают оранжевый оттенок, и впереди тепло и сухость. И тут неожиданно в щиколотке ощущается резкая боль. Сначала мне кажется, будто я обо что-то укололся, потом нога начинает неметь, а затем ее колют сотни невидимых иголочек. Меня немедленно посещают мысли о возможных последствиях подобного развивающегося паралича, но уже через пять минут симптомы отступают, оставляя после себя лишь жгучую боль, какую, верно, испытывают жеребцы после клеймения. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю кучку мелких пузырьков на поверхности — медузы. Все мое тело начинает чесаться от воображаемых ожогов, и ноги двигаются с удвоенной силой. Да, это плавание нельзя было назвать безопасным.

Наконец я ощущаю восхитительное прикосновение к своим локтям и коленям шероховатого песка. Тщательно высматриваю на себе следы от укусов, но обнаруживаю лишь розоватый отек на щиколотке и вздутие на левой ягодице, где медуза умудрилась меня обжечь в последний момент. Во всем остальном я цел и невредим.

Зато меня мучает страшная жажда. Поддав ногой один из кокосовых орехов, которые я бросил бултыхаться в прибое, тут же плюхаюсь в воду, потирая ушибленный палец. Язык у меня пересох и стал похож на наждачную бумагу. И тут один из орехов, покачиваясь на воде, начинает осторожно тереться о мою ногу: «Эй, ты!»

Я беру его и встряхиваю.

«Подъем! Подъем!» — покровительственно хлюпает он.

Здесь надо прерваться и написать несколько слов во славу кокосовых орехов, которые, хотя временами и казались мне высокомерными, а то и вовсе никчемными плодами, несомненно, скрасили мое существование на пустынном острове.

Кокосовые пальмы производят такое впечатляющее количество полезных продуктов и играют такую важную роль в ежедневной жизни, что трудно себе представить, как обитатели Соломоновых островов выжили бы без них. Роль их настолько велика, что аренда земли здесь ограничивается семьюдесятью пятью годами — временем жизни пальмы. Зрелые плоды падают на землю, и их можно собирать. Орехи, непременные участники деревенских праздников, обладают плотной волокнистой оболочкой, защищающей их от проникновения насекомых и способствующей повышенной плавучести. После удаления оболочки орех раскалывают пополам, получая две полусферы с белой сердцевиной. Мякоть выскребают изнутри острым инструментом, напоминающим по своему виду ножи, которыми укладывают масло в дорогих ресторанах, и применяют для сдабривания риса или обойного клейстера, который здесь называют пудингом из тапиоки.

Кроме того, мякоть сушат на огне и плотно упаковывают в мешки, которые затем отправляют на маслобойные заводы, где из нее изготавливают масло. Из него получаются маргарин и мыло. Из листьев кокосовых пальм плетут крепкие корзины для переноски овощей, одежды и детей, ими же накрываются «столы» при организации общих пиршеств. Прочная кора используется для плетения веревок, а из самих стволов строят мосты, дома и каноэ. Но самое главное в этих орехах — молочко, которое можно пить, если вам, конечно, удастся расколоть скорлупу.

Я бесчисленное количество раз видел, с какой легкостью малышня раскрывала орехи. Для этого предписывалось взять плод пальмы обеими руками и резко насадить его на острый деревянный кол, врытый глубоко в землю. И где б взять такой?! Я отламываю от дерева ветку, стараюсь поглубже вогнать ее в землю. Однако стоит мне отойти в сторону, как она тут же падает, словно подкошенный стражник. Я пытаюсь снова ее установить, прикладывая уже более значительные усилия, и на этот раз она ломается.

Раскачиваясь, как неуклюжий Тарзан на более толстом суку, чтобы его сломать, замечаю, что у обломка предыдущей ветки образовался довольно острый край. Я выбираю самый большой, самый аппетитный орех и изо всех сил ударяю им по торчащему острию. Он отскакивает в сторону. Предпринимаю еще одну попытку — с уже большим успехом: орех крепко застревает на торчащем обломке ветки. Принимаюсь вращать его в разные стороны, и скорлупа с резким треском рвущейся материи начинает поддаваться. Продолжаю вращать орех, и от него отскакивает еще кусок оболочки. Через полчаса мне удается удалить большую ее часть, и хотя сделано это не слишком профессионально, здесь не присуждают баллов за технику исполнения.

Теперь мне лишь остается расколоть плотную сердцевину. Я швыряю ее на землю, но она лишь издает глухие звуки, падая на мягкую песчаную почву. Несколько раз ударяю орех о ствол, но мои распухшие от воды руки начинают болеть от сотрясений. Лучше уж метать его, однако точностью бросков я не отличаюсь и в четырех случаях из пяти умудряюсь промазать. В итоге орех отскакивает в кусты, и мне приходится искать его как потерянный мячик на сельском турнире по крикету. От отчаяния, обшаривая кусты, теряю веру в надобность своих безуспешных попыток.

Я отказываюсь от древесного метода и отправляюсь вокруг острова в надежде найти какой-нибудь камень. Минут через пять, сделав круг, снова стою там, откуда начал. И нахожу прекрасный камень, который просто создан для того, чтобы им вскрывали кокосовые орехи. Я ударяю по своему десерту пару раз, — из него начинает сочиться молочко. Подношу орех ко рту, жидкость льется по моему пересохшему горлу. Вкус настолько восхитительный, что я уже начинаю подумывать, не открыть ли еще один орех, но тут мой не слишком большой запас сил окончательно исчерпывается.

Смяв футболку, кладу ее под голову вместо подушки и пытаюсь поудобнее устроиться на песке. Теплый бриз овевает мое обнаженное тело; становится достаточно темно, так что я не испытываю смущения.

Закрыв глаза, впервые получаю возможность обдумать все происшедшее, невольно соглашаясь с самоочевидными выводами, сделанными Крузо:

«Минус: я выкинут на ужасный пустынный остров без какой-либо надежды на спасение.

Плюс: но я жив…»

И хотя мне стоило подумать о моем нынешнем положении, усталость взяла свое, и я быстро заснул, убаюканный ночной песнью индийской кукушки.

Глава 20

Нет дыма без огня

Я мастерю себе новое одеяние. — Осматриваюсь. — И начинаю считать дни.

Всегда думал, что нудизм — занятие, которое больше всего подходит немцам среднего возраста, практикующим его на берегах Балтики. Будучи по своей природе человеком застенчивым, я лишь несколько раз предавался этому занятию. Однако в теплой атмосфере тихоокеанских островов подобное существование обладало своими привлекательными сторонами.