Трехглавый орел - Владимир Свержин

– Я прошу вас, дайте мне время разобраться в своих чувствах, время оглядеться в этой жизни.

– О чем речь, – усмехнулся я. – Сколько вам будет угодно.

– Конечно, после того, что было, между нами на русалочьей поляне мне было бы странно просить вас стать мне братом. Хотя бы пока. Но...

– Как скажете, сударыня, – перебил я Элен. – Все будет так, как вы пожелаете.

– О, благодарю вас, милорд. Я не сомневалась в вашем благородстве.

– Пустое, – отмахнулся я. – Мы с Лисом довезем вас до Казани, там находятся ваши слуги и карета. А пока мы постараемся вас устроить как можно удобнее в повозке пугачевского обоза, и, я надеюсь, вы не выдадите своего инкогнито.

– Пугачевского обоза? – недоуменно переспросила Элен Фиц-Урс.

– Да. Моя миссия прошла успешно. Пугачев согласился на переговоры с Екатериной...

– Я не сомневалась в вас. Вы всегда добиваетесь своего.

Я грустно улыбнулся – знать бы, что здесь свое.

Мы приближались все ближе и ближе к Волге. Уже носились над нашими головами прожорливые чайки, готовые отвлечься от рыбной ловли ради охоты за объедками, и кое-где в ложбинах, там, где во время разливов река стояла особо долго, вокруг невзрачных, а порой и вовсе высохших луж высились целые поля засушенного камыша.

– Сегодня до вечера в Казани будем; – произнес Пугачев, обращаясь к «енералу» Закревскому.

– Казань – город славный, – отозвался Лис. – Это ж сколько его царь Иван долбил, покуда не одолел.

– Твоя правда, атаман, – согласился Пугачев. – Сам ведь знаешь, татары – народ отважный. С «алла» на пики лезут.

– А вот тебе, государь, верные люди говорят, губернатор хотел Казань без боя сдать.

– Похвально. Надо будет отметить его верность, – кивнул «император».

– Золотые слова. Верность в наши дни вещь не частая. Ее, для примера другим, поощрять нужно, – проникновенно произнес мой напарник. – Да только, – он выдержал паузу, – и измену примерно карать надо, коли уж о верности печемся.

– Ты это о чем, Закревский?

– Как же ж о чем? Губернатор-то, чай, у Катьки на службе состоит, а она его не для того туда сажала, чтобы он губернские города без боя сдавал.

– Ты о чем говоришь, енерал! – возмутился Пугачев. – Он ведь не татарам каким, а мне, государю своему, ключи отдать собирался!

– Конечно, тебе, надежа. Ты бы вон послал Тимир-батыра с его отрядом к казанским стенам на разведку, а губернатор ему как раз и ключи на подушке в руки: «Нате, – мол, – пользуйтесь!» – вот бы и получилось как раз, что крепость русскую он татарам сдал. А то негоже.

– Да к чему ты ведешь-то, хитрые твои глаза?

– Какая уж тут хитрость. Губернатор-то город тебе собирался передать, еще не зная, что ты и в самом деле государь-надежа. Он же тебя разбойным атаманом почитает, а стало быть, то как раз не верность царю своему, а форменная, как есть, измена Отечеству. А за измену злую и тыщу батогов мало будет.

– Толково говоришь, енерал, толково. Ну, дак приедем в Казань, разберемся, батогами али крестом губернатора жаловать. – Пугачев замолчал, обдумывая сказанное советником, а тот отъехал чуть в сторону, чтобы не мешать «государю» в столь нелегком деле, и запел печально-распевно:

Ой, не вечер, да не вечер.Мне малым-мало спалось.Мне малым-мало спалось,Ой, да во сне привиделось.

Внезапно песня Лиса прервалась на полуслове. Он приложил ладонь к глазам, заслоняясь от солнца, и крикнул:

– Ну-ка, батька, глянь. Верховые скачут. Никак, то наша передовая сторожа. Уж не случилось ли чего?

Пугачев поднял вверх правую руку, и колонна остановилась. Затем, словно по команде, крылья ее начали разворачиваться вправо и влево, а шедшие за всадниками возы один за другим стали занимать заранее отведенное место в огромном круге вагенбурга. «Лихо это у них получается, – подумал я, глядя на перестроения обычно бесшабашного казачьего войска. – Без суеты, давки, все четко и естественно». Пугачевцы стояли в степи, полностью готовые к бою менее чем через пять минут после начала перестроения. Оставалось лишь отдать команду, и опустились бы в линию острые казацкие пики первой шеренги. Блеснули бы в воздухе отточенные сабли второй и понесся бы над мчащейся галопом удалой казацкой лавой многоголосый клич: «Сарынь на кичку!»

Всадники приближались наметом, явно не жалея ни себя, ни коней, спеша сообщить государю новости. Как видно, не самые приятные.

– Государь, – задыхаясь от быстрой скачки, выдавил из себя первый из всадников, приближаясь к Пугачеву, – Михельсон в степи, прямо перед нами. Вся армия.

Разбойный атаман глянул на меня недобро и поудобнее перехватил витую плеть.

– Ну что, флигель, в засаду завел?

– Вальдар, что бы это значило? – послышался в голове голос Лиса.

– Не имею представления, – честно признался я. – Видимо, губернатор таки вытолкал Михелъсона в степь. Если это так, то Иван Иванович, должно быть, искренне считает, что на него движется все пугачевское войско. И этот отряд для него лишь авангард.

– Ага, авангард с обозом. Это ты хорошо придумал.

– В любом случае он не знает, что Екатерина посылала меня склонить Пугачева к переговорам, и ему надо отвезти подписанный императрицей пропуск, иначе сечи не избежать. Михельсон готовится дорого продать свою голову.

– А ты не думаешь, что твой переводчик из тайной канцелярии привез Михельсону совсем другой приказ? Ежели Пугачев пойдет на переговоры, перехватить его в степи и провести, как это говорится, первый тур.

– Об этом мы сейчас узнаем, – заверил я. – Во всяком случае, попробовать стоит.

В руке у Пугачева блеснула кривая персидская сабля с витиеватыми золотыми арабесками на клинке.

– Государя своего предал! – Он начал наезжать на меня, явно собираясь получше рассмотреть мое внутреннее устройство.

– Погодь, отец родной! – Лис развернул своего коня на месте, вклинился между нами. – Дай флигелю слово молвить. Чай, Михельсон еще не в уши дышит. Если что, успеем его в куски порубать.

Я мысленно поблагодарил Лиса за заступничество.

– Ладно, говори, – смилостивился Пугачев, как-то враз теряя лютость. Похоже, он окончательно свыкся с мыслью о предательстве и теперь готов был спокойно и размеренно принимать решения: драться, отступать или же обманным маневром пытаться оставить за собой войска императрицы и устремиться к беззащитной Казани.

– Ну что, Вальдар, пан или пропал, – обратился ко мне Лис, вновь беря на себя роль толмача. – Где там твой пропуск?

Я начал расстегивать рубаху, под которой в заветном нагруднике хранился подписанный государыней документ.

– Лис, постарайся объяснить Пугачеву, что сегодняшняя встреча ему ничем не грозит. Что войска еще не знают о заключении перемирия. Скажи, что твой, с позволения сказать, государь мог не согласиться на переговоры, и тогда бы война продолжалась. И объясни, что это разумная предосторожность, но не более того.

– Попробую, – пожал плечами Лис. – Ладно, давай свой мандат. – Он протянул руку за пропуском. – Быть может, бройлер-мутант на печати его в чем-то убедит.

Пугачев принял из рук своего советника документ, недоверчиво осмотрел его со всех сторон, разве что не попробовал на вкус, затем вернул его и произнес задумчиво, обращаясь к Лису:

– Ну что ж, если то, что ты мне перевел, – правда, то сей листкрип до Михельсона довести надо. Ты, Лис, возьми с собой десяток всадников половчее да этого флигеля. Мы покамест вас тут подождем. А за вами сторожа проследит. Коли живы вернетесь, слава вам будет великая. Ну а уж коли в землю ляжете, будьте покойны, кровушка ваша сегодня же сторицей отомстится.

– Слушаюсь, государь, – склонил голову мой напарник. – Эй, Макар, – он обернулся к ближайшему казаку своего полка, – ну-ка мухой сгоняй в обоз, сыщи чистую нательную рубаху да привяжи на пику, парламентерами пойдем.

Казак развернул коня и помчался к сомкнутым в кольцо возам.

– Ну что, Вальдар, нам остается надеяться, что их величество императрица Екатерина не решила использовать одного знакомого нам заезжего англичанина в качестве червячка на крючке.

Полковые каре с развевающимися знаменами и полевыми орудиями в углах построений были выстроены посреди степи и прикрывались с флангов колоннами драгун и завесой туземной легкой конницы, которую даже святой Петр вряд ли смог бы отличить от пугачевской. Заметив несущихся к боевым порядкам всадников с импровизированным белым флагом, первые линии стрелков опустили поднятые было ружья к ноге, ожидая надлежащей команды. Навстречу нам из драгунской колонны вылетел отряд не больше нашего и помчался наперерез, стараясь, чтобы встреча произошла на дистанции ружейного выстрела от михельсоновских каре. Вот наконец мы встретились.

– С кем имею честь? – с подозрением глядя на нас, осведомился юноша в форме драгунского поручика.