Холмы России - Виктор Ревунов

"Киря, перевези".

Никанор вышел во двор помочь сыну сложить дрова и вдруг увидел огонь в избе Фени.

"Приехала. Завеялся опять парень. Пошла карусель",- и задумался, что могло все быть и не так, если бы был Митя дома... Федор Григорьевич...

Никанор стоял посреди двора. Какая-то неулажениая жизнь.

Над хутором неслись тучи в неисповедимую даль, где зияла огненно полоска заката, словно вещала о пожарах мятущейся земли.

КНИГА ВТОРАЯ

Часть 1

ГЛАВА 1

На Угре с рассвета стучали два топора- Никанор и Кирьян ставили новые клади. Старые еще весной смело пеловодьем. Стлань в три тесины широко и крепко лежала на скрещенных опорах, с укосом врезавшихся в дно реки. Перильца березовые, как стрелы, вонзались в прибрежные лозинники. Отсюда, из зеленой затени, расходились тропки в свои пути и, как на ладони, смеживались и скрещивались в невестимом гаданье среди полей.

Никанор был доволен работой. Подзадоривал сына.

Тот в распоясанной сатиновой рубашке легко тесал и рубил топором, но не спешил.

- Гляжу на тебя, малый. Раз топором ты клюнешь и задумываешься чего-то, вроде как бы скучаешь. Того и гляди с кладей рухнешь. Если уж рухнешь, топор на дне не забудь.

- Нс задумываюсь, а жду, пока топор остынет. А то искры летят.

Никанор, постукивая, как бы ласкал обушком шляпку встрявшего в жердину гвоздя.

- Искры у тебя с Фенькой летят. Это верно. Никак не остынешь. Прямо пожар!

Ударил Кнрьян. Жахнуло по реке. Из-под берега всполошно метпулся чирок.

- Или подпалило кого?

- Ведь год. Сколько ж этому гореть?- перешел Никанор на разговор более серьезный, в котором еще и хотел сказать сыну про один вроде бы слушок. Но не торопился: есть время.-И уголька на свой самовар не останете-я,-добавил он,-так загоришься... Вон зятек, Федято Невидов, с нашей Катюшкой сразу свой кол и врубили.

На границе, поимей в виду, у врага на глазу, считай.

Бойся! А один и без врага пропадешь. Без семьи человек, ч и"- верста в поле. Вот у него и сын- побег уже естьрадость. Все-за год, что ты с Фенькой на-гульбу скосил.

- Кому что. Трава и та по-разному растет.

- А на корню.

Топор Кирьяна, звякнув, скользнул по гвоздю. Гвоздь покривился. Кирьян вывернул его.

- Сверчка на новоселье готовь, папаня.

- На чье же?

- На мое с хозяйкой.

- У известной хозяйки свой дом.

- На сосновой круче - там срублю. Уже глядели.

Вот где красота!

- Из дальней пуни, значит, переселяешься. Погоди в оглобли-то лезть. Слушай, что скажу,- и огляделся Никанор: нет ли кого поблизости?

Лишь стрижи стрикали над ними, да на далеком броду ребятишки ловили пескарей.

Кирьян оперся па перекладину, рядом оперся Никанор - плечом касался плеча сына.

Внизу мелась вода, с шелестом завихривалась за стояками, вспыхивала, как загоравшаяся смола. А ниже заворачивал омут. Этой весной, взъяренный половодьем, порвал кручину правого берега - сползла стена земли с кустами и деревьями. Грачи кричали над своими гнездами, пока вода не поглотила и вершины в своей мутной пропасти.

Над коварно-тихой бездной у самого обрыва накренились березы и, отражаясь, колыхались, вились призрачно белые их стволы.

- Митя сейчас в тюремной больнице лежит,- сказал Никанор.- Помрачение какое-то у пего. Товарищ письмо прислал Фене. А она письмо тетке своей показывала и плакала,-еще туже к плечу сына прижался и тише заговорил: -Слух идет. Желавина вовсе не Федор Григорьевич убил, а... - Никанор поозирался по сторонам,- Митя с Фенькой убили.

Кирьян спокойно глядел, как из-под кладей неслась вода. В глубине метались листья кувшинок, словно что-то хватали.

- Будто Желавин-то Феньке свидание назначил,- зашептал Никанор.-Договорились на вечерок в месте условном. Она его проучить решила. Мите сказала про это. Пошла. А Митя - за ней, в сторонке ждал. С колуном-то и вышел на свидание. Фенька будто бы видела этот колун, а не успела. Желавин уже убитый лежал. А когда Федор-то Григорьевич на березе замерз, колун после под той березой и зарыли: -на мертвом, в случае чего, вина и покончилась бы.

- От кого слухи? - спросил Кирьян.

- А они не докладают, слухи-то... Она с Митькой веревочкой одной связана. И баба еще такая, тебя не связала печатью в сельсовете. Спасибо надо сказать и поклониться с прощанием... А слухи от Мити. Сам высказал в своем помрачении. И. просил, чтоб вместе с Фенькой его на суд вывели. А там и обвенчали одним приговором да за одной решеточкой повезли на далекую свадьбу.

- Он это сказал?

- Ждут, когда в себя придет. Последнее признание будет.

- Не верю я в это. И что Федор Григорьевич убил, не верю. Темный кто-то, какая-то сволочь! Узнать бы да встретить тут хмурой ночкой,-Кирьян распрямился, взмахнул топором.-Да и концы туда. Вот так. И земля не узнает.

Топор поранул воду и, косо сносимый быстриной, блеснув лезом из глубины,- исчез.

Никанор глядел на то место, где затонул топор. Вода всколыхнулась, прорябила пузырями.

-На дно лег. Так и ты свои мысли туда же, чтоб и бряку не было. А то поглубже и поохладнее дно найдут.

- Да хоть на дно, а с правдой.

- Иди... иди...- громче повторил Никанор. - Покоя нам с матерью нет от твоей с Фенькой петли окаянной.

Никанор стал снимать рубашку:

- Ты на дно с правдой. А я за топором. Добро не оставлю. Пока не сыщу, домой не явлюсь. Или у тебя Цель специальная: пусть и отец как топор поплавает,- решил еще так и разжалобить сына Никанор.

- Прости. Думал, что это лишний у нас топор. Три топора в доме.

- Всем по топору. Мне и тебе -в лес ходить. И матери. Что коснись - по соседям ей бегать прикажешь?

Лишнего ничего нет.

- Барахлом весь чердак завален.

- Новое завелось. Ай плохо! Л чердак расчистим.

Комнатку устроим. Тебе. Отдельную. А то на сеновалах все бока протер. Как еще Фенька терпит. Мужа, поди, вспоминает. Хоть на мягком спала.

Кирьян живо разделся и бросился с кладей. В воде раскрыл глаза. Зеленоватая муть вокруг, и дрожали оранжевые блики солнца, а впереди, по низу, полоса чернее ночи: омут.

Кирьян вынырнул. Засмеялся:

- Холодина на дне, папаня. И правды там не видать.

Вся на солнышке греется... Я сейчас в корчи нырну.

Кирьян набрал воздуха и снова скрылся. Быстро поплыл к черневшей полосе, и вдруг почувствовал, как какая-то сила потянула его... Выбросило далеко от кладеи.

- Вылезай! - крикнул Никанор.- На чердаке, кажись, вспомнил, есть еще один. Плотницкий. Только обушок сделать.

- Ржавый какой-нибудь.

- Без дела и человек ржавеет. Поработаешь - заблестит.

- Сейчас. Дух вот только наберу.

Кирьян нырнул в третий раз. На быстрине схватился за корч - свая вроде бы, и прижался к дну, пополз. Студено дышали родники. Увидел топорище. Стояло торчмя в песке. Но не успел схватить.

- Вылезай, тебе говорят,- донесся голос отца.

- Не торопись... А вон там, у омута, клади были когда-то? -спросил Кирьян.- Стояки вндать.

- Это давно. При барине. Дно в омут поползло.

Кирьян чуть подплыл, примериваясь, как бы поточнее нырнуть-схватиться за корч.

- Да ляд с ним. И не топор, а так. Им только воду рубить,- махнул рукой Никанор.

Вода пробурлила и притихла на том месте, где только что был Кирьян; была какое-то мгновение гладкой, как стекло. Но вот опять всколыхнулась, и на поверхности показалась рука с топором, а потом голова сына в темной тине. И этот топор над водой, и лицо в тине чем-то страшным отразились в сердце Никанора.

Кирьян снизу подал отцу топор. Выбрался на клади.

Стал одеваться.

К кладям подошла Гордеевна в темном платочке. На седеющих ее волосах был он тенью вечных материнских печалей. Позвала завтракать.

- Потом приду,-сказал Кирьян.

Никанор стал срывать с топора тину, сказал строго:

- А вострументом не грози. Вострумент для доброго дела откован,-и вдруг в тине что-то, оплело,руку. Потянул. Цепочка, вроде бы с креста сорванная. Испугался, бросал в воду: как бы чужая напасть не пристала.

Долго мыл руки н а берегу.

- Не вся правда на солнышке кроется, а чья-то и на дне лежит,- сказал Никанор.- Это мы насквозь видные.

Он вытер руки мешком, убрал топор и пошел к дому.

Кирьян, опершись о перекладину, стоял на кладях.

Поджидал Феню. Она ушла в село, к тетке, еще вчера с вечера. Должна вернуться. Тут пройдет - через клади.

Неподвижная гладь у берега. Сладко парят кувшинки.

Над ними дрожат бирюзовыми крыльями стрекозы. А на откосе луговые васильки красно сплелись с травой.

Такая красота, а нет покоя и счастья из-за этой неразмывной истории. Вот и опять загуляла на воле - по хутору страшным слухом... Что же будет?

Глянул Кирьян на тропку в полях. Там мелькнула косынка Фени, как будто ветром несло огонь среди ржи.

Вот и подошла.

Остановилась перед кладями в какой-то нерешительности, словно боялась ступить на них.