Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - Гарольд Дойч

Хотя Гальдер и высоко оценил этот меморандум, он ничего не сказал о том, какое воздействие оказал на него этот документ в то время, когда он был составлен. Гальдер все более и более разочаровывался в командующих Западным фронтом; их отношение к происходящему действовало на него обескураживающе. О том, насколько мало симпатий они испытывали как к самому наступлению, так и к человеку, который отдал приказ об этом наступлении, видно из того, что никто из тех, в отношении кого велся зондаж со стороны оппозиции относительно их желания присоединиться к перевороту против Гитлера, не доложил об этом кому следовало. Однако можно ли было все же добиться от них участия в планируемой акции? На эту тему Гальдер вел бесконечные дискуссии со своей правой рукой и заместителем Штюльпнагелем, которого он позднее охарактеризовал как «прекрасного солдата и прусского дворянина с головы до пят».

Штюльпнагель обладал огромной силой духа и энергией и не собирался уклоняться от участия в перевороте даже и в том случае, если в нем откажется участвовать Браухич. По его мнению, они бы смогли обойтись и без него. Он понимал, что в таком случае Браухича надлежало каким–то образом нейтрализовать, и вызвался сам сделать это. «Я запру его в его кабинете, а ключ выброшу в унитаз», – постоянно повторял он Гальдеру, дрожа от ярости и возбуждения.

Однако Гальдер, за исключением моментов душевного подъема, считал, что переворот будет крайне трудно успешно завершить даже в случае участия в нем Браухича, а уж без него будет совершенно безнадежным делом. Молодые солдаты, как он был уверен, охваченные победными настроениями после успеха в Польше, в этом случае переворот не поддержат. Такой вывод он делал, глядя на своих четырех зятьев, капитанов сухопутных сил, которые были для него показателем настроения этой группы военных. Для того чтобы закончить наконец не приводившую ни к каким результатам дискуссию, Гальдер поручил Штюльпнагелю совершить поездку на Западный фронт и посетить пункты управления войсками, чтобы выяснить обстановку на месте из первых рук.

Историки, изучающие деятельность оппозиции в тот период, пытались определить, когда Штюльпнагель отправился выполнять полученное от Гальдера задание. Было определенное искушение утверждать, что он сделал это в ходе поездки на Западный фронт, состоявшейся 29—31 октября 1939 года. Однако имеющиеся свидетельства на этот счет, хотя они и являются косвенными, убедительно опровергают подобное предположение. Если бы Штюльпнагель вернулся из этой поездки с однозначно плохими новостями, то разве мог бы тогда Гальдер в это же время принять первое и единственное свое решение о необходимости осуществления переворота?[126]

Сам Гальдер мало что в этой связи проясняет. «В течение нескольких недель, – сказал Гальдер Шпрюнкхаммеру в 1948 году, – Штюльпнагель ездил от одного командного пункта к другому, из одной дивизии в другую».

Поскольку нет никаких свидетельств того, что Штюльпнагеля не было в Цоссене длительное время в ходе описываемого периода, не считая упомянутой короткой поездки, а также и в течение ближайших месяцев, то слова Гальдера, если они вообще относятся к описываемому периоду, могут означать лишь то, что к определенному выводу Штюльпнагель пришел лишь по окончании серии поездок, продолжавшихся в общей сложности либо несколько недель, либо несколько месяцев.

Итоговое впечатление от этих поездок у Штюльпнагеля было удручающим. Как выяснил Канарис в ходе своей поездки на Западный фронт в середине октября 1939 года и в чем он убеждался в последующих аналогичных поездках, никто из командующих войсками не хотел брать на себя никаких обязательств, особо при этом подчеркивая, что, если бы даже они и приняли решение о поддержке переворота, войска не стали бы выполнять их приказов. Как образно выразился в этой связи Рундштедт, «если я обнажу меч, он разломится у меня в руке». Из трех командующих группами армий лишь старый и стойкий Лееб был готов идти до конца. «Я сделаю все то же, что и вы, – писал он Гальдеру в записке, переданной тому Штюльпнагелем. – Я знаю вас с юности. Если вы скажете, что это следует сделать, я это сделаю». Как вспоминает Гальдер, Штюльпнагель вернулся обескураженным и осознавшим неудачу. «Вы правы, Франц, – признал он, – там ничего не получается»[127].

Было ли это главной целью его поездки или нет, но можно с уверенностью утверждать, что Штюльпнагель сделал все, что смог, чтобы «измерить политическую температуру» на командных пунктах Западного фронта и выяснить настрой командующих. Следует, однако, отметить, что как записи в дневнике Гальдера, посвященные этой поездке, так и в высшей степени энергичный настрой Штюльпнагеля в работе по подготовке переворота как раз в дни сразу после его возвращения ясно свидетельствуют о том, что получить столь сильные отрицательные впечатления, о которых упоминает Гальдер, во время именно трехдневной поездки в конце октября он никак не мог, хотя, безусловно, не было никаких сомнений по поводу отношения высшего комсостава Западной группировки к планируемому наступлению. Гальдер уже имел информацию об этом из самых различных источников. Каждый командующий группой армий был озабочен проблемами, которые могли возникнуть именно в его зоне ответственности.

Командующий армиями группы «Ц», которые были расположены прямо против линии Мажино, генерал–полковник фон Лееб был признанным авторитетом в области обороны и автором ряда работ, посвященных ведению оборонительных действий; эти работы считались классическими и пользовались мировой известностью; таковыми они остаются и до сих пор. Лееб был искренне верующим католиком, церковным человеком, открыто посещавшим храм вместе со всей семьей; поэтому неудивительно, что нацисты смотрели на него с недоверием и подозрением. С годами его неприятие нацизма еще больше усилилось. Он был простым и прямым человеком, бескомпромиссным в принципиальных вопросах; его отношения с нацистами достигли самой низкой точки, когда он, будучи тогда командующим округом в Касселе, не пришел на выступление Альфреда Розенберга, главного нацистского теоретика, известного своими антихристианскими взглядами. Не пришел Лееб и на обед, который после этого выступления давался в честь Розенберга; это было тем более вызывающе заметным, что по своему положению в обществе и занимаемой должности он обязан был посещать мероприятия такого рода. Неудивительно, что его фамилия была в самом верху списка генералов, которые были уволены с воинской службы в феврале 1938 года. Однако, когда началась война, игнорировать столь авторитетного специалиста сочли слишком накладным. Соответственно, Лееба направили командовать оборонительными действиями на Западном фронте. После перегруппировки немецких войск по окончании польской кампании Лееб был использован в качестве специалиста по обороне – он был назначен командующим группой армий «Ц». Как только Лееб узнал о планах Гитлера осуществить наступление на Западе, он вместе со своим начальником штаба генералом фон Шеденштерном стал делать все, что было в его силах, чтобы эти планы не осуществились. В результате появился документ, озаглавленный «Меморандум о перспективах и последствиях нападения на Францию и Англию с нарушением нейтралитета Голландии, Бельгии и Люксембурга». 11 октября 1939 года меморандум был доставлен Браухичу; одна копия его была направлена Гальдеру, а другая – коллеге Лееба, командующему группой армий «Б» генерал–полковнику фон Боку. Рундштедт в то время еще не появился на Западном фронте; он прибыл туда спустя две недели.

В меморандуме анализировались военные, политические и экономические факторы в связи с намечавшимся наступлением и на этой основе делался однозначно отрицательный вывод о перспективах его успеха. Как и подобает подобного рода документам, в нем были выделены соображения практического характера, однако редко когда в аналогичном документе столь много внимания уделялось моральным соображениям. Лееб подверг уничтожающей критике планы нападения на нейтральную Бельгию после того, как всего несколько недель назад германское правительство торжественно обещало уважать ее нейтралитет. Даже «силовое решение» польской проблемы не пользовалось поддержкой немецкого народа, в том числе и Лееба лично, хотя значение своего мнения он ничуть не преувеличивал. Лееб подчеркивал резкий контраст между народным настроем в 1914 году, когда большинство немцев выражало готовность бороться за обеспечение национальных интересов, и в 1939–м, когда все выглядело совершенно по–другому. В заключение он предлагал, чтобы Германия с военной точки зрения заняла выжидательную позицию. Ведь страна обладает достаточно внушительными вооруженными силами, чтобы не допустить навязывания ей откровенно невыгодного и несправедливого мира. Поскольку приготовления к наступлению продолжались, Лееб направил 31 октября еще одно письмо Браухичу. Он подчеркивал, что поскольку вся нация жаждет мира, то, если Гитлер заключит мир на «полуприемлемых» условиях, это будет воспринято не как признак слабости, а как готовность считаться с политическими реалиями настоящего момента и нынешнего соотношения сил и будет положительно воспринято в Германии. Характерным для Лееба было заключительное предложение в этом письме: «В наступающие дни я готов быть рядом с вами и лично участвовать в выполнении любого решения, которое будет сочтено необходимым».