Проснуться ото сна (СИ) - "Maiyonaka"

— И я тебя, ты сделал свой выбор, — с болью в сердце прошептал я. Эта боль готова была разорвать меня изнутри, уничтожив. Я терпел, мне просто не оставалось ничего другого.

Я понял, что Николас что-то говорит и Фернандо, слов не разобрать, для меня они не были важны.

Комнату заполнил едкий белый дым. От слез все плыло, я видел два силуэта в легком зареве окутанных дымом. Ни одного крика, кругом давящая тишина. Я заслонил лицо руками и почувствовал, что меня неведомая сила слегка оттолкнула назад. Преграда, сдерживающая меня, лопнула, все же я не спешил подходить. Долгую минуту стоял в оцепенении, завороженный пламенем и его легким потрескиванием, собираясь с силами.

Сквозь пелену дыма и слез мне почудилось, что Николас наклонился к Елане, померещился дикий блеск его глаз. От сильного жара стекло в оконной раме разлетелось вдребезги. Я зажмурился. На месте, где они находились, почти ничего не осталось. Я не мог поверить своим глазам, разве человек можешь сгореть в пепел в таком огне? Огонь, успевший перекинуться на паркет, получив глоток свежего воздуха, словно обезумел, побежав по тканым обоям к потолку.

Легкий пепел, подхваченный порывами ветра окутав меня с ног до головы, вылетел на улицу. Я принялся стряхивать его и в моем обезумевшем сознании услышал смех Николаса и Еланы, теперь их свободу ничего не ограничивало, они остались вместе до конца, как и хотели.

Медлить было нельзя, комната пылала, огонь подкрадывался к дверному проему, окружая меня. Тело не успевало за мыслями, летящими далеко впереди меня. Лишь остановился у помещения, где раньше проводил дневное время Фернандо. В нем оказалось разбито все, что только можно, перемешены в кучу шкаф, стол, кресло, гроб. Дверь словно разорвана на мелкие щепки, ошметки висели на одной петле, пол и стены исцарапаны, валялись несколько вырванных из одежды клочков ткани. Поняв, что Фернандо здесь нет, я побежал прочь, подгоняемый шипящим и потрескивающим огнем.

Заслонив лицо, я пробежал через пылающий вход в комнату, направляясь наверх. Добравшись до кабинета Николаса, не церемонясь, выдернул верхний ящик. Он упал на пол, рассыпав содержимое. Быстро раскидав верхние бумаги, выругался:

— Не тот.

Дернул второй, он с грохотом приземлился на первый, наклонился и перевернулся. Откинув его в сторону, перерыл бумаги и нашел деревянную шкатулку. Открывать и смотреть содержимое не оставалось времени. Я понял, что перила и ковер на лестнице, ведущей на первый этаж, охвачены пламенем. Выход на улицу оказался закрыт для меня. В глазах отражением пылало всепоглощающее пламя. Не дожидаясь, пока станет слишком поздно, я выпрыгнул в окно.

Я ушел достаточно далеко и сейчас сидел, облокотившись на дерево, наблюдая, за пылающим как спичка домом с безопасного расстояния. Из-за прыжка со второго этажа все тело болело, я неудачно приземлился, ударившись боком о камень, думаю, сломав несколько ребер.

— Сейчас наши пути расходятся, — Фернандо стоял недалеко, скрестив руки на груди. — Вижу, тебе Николас тоже оставил подарочек, — он кивнул на шкатулку в моих руках.

Хватило один раз взглянуть, чтобы понять, как случившееся отразилось на нем.

— Избавь меня от этого щенячьего взгляда, тебе повезло, ты был его любимчиком. — Фернандо усмехнулся и разъединил руки, на рукавах остались кровавые следы. Руки были изодраны в кровь, одежда порвана, волосы растрепаны. Ему удалось вовремя уйти, не пострадав от огня еще сильнее. — Ты не чувствовал его смерть, а я умирал вместе с ним.

Я вспомнил события из прошлого Николаса: неужели все обстоит именно так.

— Ты умирал вместе с ним, — эхом повторил я его слова. — Это страшно.

— Как же ты жалок, видел бы ты себя со стороны. Сейчас я точно уверен, что люди делают нас слабее, их нельзя любить или подпускать близко. Видишь, что сделала эта девчонка с Николасом?

— Не говори так, ты никогда не любил… да и я тоже, — последние слова прозвучали с грустью.

— Ты жалок и слаб, — это было сказано со злостью. — Он восхищался людьми, их умением радоваться, тонко чувствовать. Раскрой же глаза, они ничто иное, как добыча хищников, наша добыча. Чаще всего они проживают свою жизнь бесцельно: нищие роются в своей выгребной яме, богачи купаются в роскоши, при этом ничего не делая для своего развития. Живут… да нет, скорее существуют, — слова были полны желчи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что ты хочешь от меня? — Мне не хотелось с ним больше разговаривать, я устал и начинал злиться. Тем более, как он может обвинять кого-то, сам будучи трусом.

Его уродливое лицо исказила кривая ухмылка.

— Хотелось не расставаться врагами и пожелать удачи. — Он накинул капюшон и, не проронив больше ни слова, затерялся за черными стволами деревьев.

Так мы и расстались.

После того последнего дня, проведенного в воспоминаниях друга, я знал много тайных убежищ Николаса, и одно из них находилось в лесу в извилистых ходах пещеры, рядом журчал небольшой ручей, кругом ни души.

Вновь близилось утро, и когда вновь проснулся, я осознал, что остался один. Не в силах справиться с собой, я зарыдал как никогда раньше. Алые слезы пропитали рукав светло голубой рубашки с грязными разводами, оставшимися от прошлой ночи.

С собой я не успел взять ничего из вещей. Мои наброски скульптуры, так и не воплотившейся в жизнь, сгорели, сгорела и вся моя прошлая жизнь. От осознания этого, внутри образовалась пустота.

Я решил на какое-то время остаться в этом месте, вдалеке от цивилизации. Странно, но, никогда здесь не бывая (только в воспоминаниях Николаса), я знал, что люди редко заглядывают в этот богом забытый лес, ведь про него ходила дурная слава. Первое время, как специально, в голову лезли воспоминания. Я желал их забыть всем сердцем, хотел начать все сначала и… не мог. Сомнения терзали меня, я не знал, во что верить. Мне казалось, что друг предал меня вот так, не говоря ни слова, оставив на произвол судьбы.

То, что я ненавидел и боялся больше всего, случилось. Что может быть хуже одиночества? В страданиях прошли несколько дней, прежде чем я вспомнил о шкатулке, брошенной в пещере. От волнения дрожали руки, я вдохнул родной запах, резная шкатулка пахла прошлым.

— Никогда бы не подумал, что прошлое имеет свой запах, — усмехнулся я, не в силах выпустить из рук прощальный подарок.

Совладав с собой, я поставил ее на каменный пол пещеры и с удивлением стал рассматривать вырезанного на крышке ангела с расправленными крыльями и обнимающего его демона выкрашенного в черный цвет. Я аккуратно открыл шкатулку, сверху лежал свернутый лист бумаги, перевязанный золотой лентой. Аккуратно развязав ее, я понял, что страница вырвана из дневника. С нетерпением начал читать:

«Извини мой дорогой Алекс, что оставил тебя, но такова жизнь. Повторюсь вновь, что и ты когда-нибудь полюбишь и тогда поймешь меня. Я так много не успел рассказать тебе… Хочется верить, что моя жизнь не была напрасна и память обо мне останется жить. Я расскажу тебе одну из моих историй, может после этого, ты поймешь меня лучше.

Эту историю Елана не любить вспоминать, тем более рассказывать. А началась она с того самого момента, как мы с ней встретились. Я тебе пересказывал нашу с ней встречу, поэтому не стану повторяться.

В то время Елана была подавлена, жизнь виделась ей в серых, сумрачных тонах. Светом в этой черной полосе ее жизни послужил черноволосый обитатель ночи с зелеными глазами, то есть я. Я показал ей мир таким, каким девушка не смогла бы увидеть его, даже прожив свою жизнь до глубокой старости.

Первое время Елана вела себя настороженно, не понимая, почему я проникся к ней, вполне понятная реакция человека. Через какое-то время я ей стал симпатичен и чувства неожиданно вспыхнули в ее сердце. Я, как истинный джентльмен, первое время держался на расстоянии от нее, стараясь без надобности не приближаться и тем более не дотрагиваться до чуть не погибшей бедняжки. Позже мы начали ездить по разным странам. Я много где уже побывал и показывал ей самые дивные места, города, поражающие своим великолепием.