Американец - Рожков Григорий Сергеевич

– Эй, союзники! Что случилось? Куда нам разворачиваться?

Мотоциклисты остановились. Из люльки выскочил солдат, его тут же осветил лучом фонарика Райт.

– Товарищ… э-э-э… – щурясь, обратился боец в маскхалате. Разведчик он, что ли?

– Первый лейтенант Пауэлл, командир группы прорыва 32-го полка.

– Старший сержант Сивый, разведрота 55-го стрелкового полка, – козырнул боец. – Товарищ первый лейтенант. Немецкие танки прорвались у железной дороги и перерезали коридор к поселку. Вам лучше разворачиваться и возвращаться к Туголицам, там будет второй удар…

– Ta-a-anks![46] – Крик из хвоста колонны сопроводили частые выстрелы из пушек и взрывы.

– Мама родная… – охнул водитель мотоцикла. Машины в конце колонны стали истерично сигналить, требуя двигаться вперед. – И там прорвались…

– Холс?! – Надежда на связиста.

– Сэр, доклад от инженеров и арьергарда. Сюда движутся немецкие танки и пехота со стороны Кончан!

Кратко и гадко… Меня затрясло. Стало реально страшно. В окружении теперь не два с лишним обороняющихся танковых полка. Нас даже полк не наберется, и мы почти в чистом поле… Что делать? Что?!

– Майкл! – Голос Сэма вырвал меня из нарастающего чувства безысходности. – Надо что-то делать.

– Да, Кинг, ты прав… Холс, свяжись с арьергардом, пусть развернут САУ и задержат танки противника на окраине. Пошли к самоходчикам в поддержку роту штаб-сержанта Спирса и минометную батарею. Сержанта Гэтри и его инженеров со всеми тылами в голову колонны, пусть встраиваются за нашим взводом… – Так, возможно, я выиграю немного времени на решение вопросов. Радист кивнул и, быстро пощелкав тумблерами рации, скороговоркой заговорил мои приказы. О’кей, теперь к взаимодействию с РККА. – Сивый. Пути назад нет, мы тоже отрезаны от основных сил. Кто у вас старший?

– Капитан Огородников. Вон он едет! – По дороге из центра поселка к нам мчится бронеавтомобиль.

– Сивый! Почему американцы еще не развернулись? Почему стоят? – Стоя на подножке рядом с водителем, капитан с ходу начал «выяснять отношения».

– Товарищ капитан!..

– Что такое? По-русски у них никто не понимает, что ли? – возмущенно всплеснул руками Огородников.

– Товарищ капитан!.. – Времени на разборки между кэпом и его подчиненным нет, надо вклиниваться. Я быстро представился и сообщил, что мы развернуться не можем – от полка нас отрезали. – Не думаю, что мы сможем прорваться к Кончанам и выйти к вашей дивизии там…

Секунд пятнадцать капитан матерился:

– У-у-у… Мать-перемать… Отсюда нам тоже пути нет! Немецкие танки силами до двух рот при поддержке минимум батальона польской пехоты перерезали коридор. Я с батальоном тоже застрял. У меня приказ развернуть вас и следом уходить к Кончанам… – Дело швах, самому материться захотелось, но надо мысль ловить. А она появилась: – Значит, будем уходить на запад. – Меня перекосило. Он что, в плен сдаваться решил?! Сивый тоже с непониманием смотрит на командира, явно шокирован. – По направлению к Михайловке отошли выбитые из Туголиц силы противника. Их было тут не больше пары рот. Если ударим сейчас, пока они не перегруппировались и не вызвали подкрепление, сможем уйти в леса. Там и подумаем, как дальше жить. – Ай да капитан! Ай да инициативный красный командир! Удивительно даже: на дворе сорок первый год, а советский офицер не зашорен уставами и приказами, а действует по СВОЕМУ усмотрению. – Вы с нами? – Хо-хо! А куда же еще, если не с вами?

– Да, товарищ капитан!

Опять прорыв, опять война! Я договорился с Огородниковым о плане прорыва – мы большей частью объединенного советско-американского подразделения выдвигаемся вперед и механизированным кулаком прорываем путь на запад. Наш отход остаются прикрывать Спирс и четыре «Росомахи» на северной окраине поселка и рота пехоты с батареей ЗиС-3 из батальона Огородникова – на восточной. Отойдем на пару километров – выставим второй заслон и прикроем отход арьергарда… План сколочен на коленке! Стратеги, млин, доморощенные. А-а-а! Вперед и с песней!

И ведь вырвались! Ушли! И гладко ушли поначалу…

Поляки смылись сразу, как только на них вышла наша мехгруппа. Танки дали залп фугасными снарядами, а пехота даже с грузовиков не успела соскочить, как отважные жовнежи культурненько так ломанулись прочь. Нет, питать глупые мысли о том, что поляки трусы, – себе дороже. Поляки – это вам не румыны или итальянцы, они стоят прочно. Дух у них все же больше славянский, чем европейский, а значит, и воли побольше. Но тут дело в другом – мы с бронетехникой, и нас очень даже много, а у пшеков ни ПТО, ни своих танков. Вот они по здравом разумении и отошли от греха подальше. А мы рады стараться, отмахали пару кэмэ от поселка, развернули второй заслон и без напряжения дождались отхода арьергарда.

Сначала подошли наши. Ха, я уже американцев своими считаю… А они меня считают? Да плевать, воюем вместе за одну цель, дружим вроде – и то хлеб… Главным разочарованием было то, что вернулись не все… Глядя безжалостным, стратегическим взглядом, я могу сказать: потери были приемлемы. Если так вообще можно сказать… У сержанта Спирса в роте двадцати человек не хватает и двух грузовиков, самоходчики же оставили на поле боя одну «Росомаху» и троих членов ее экипажа.

А вот рота, оставленная Огородниковым для прикрытия, вышла с ощутимой задержкой и очень серьезными потерями – из полутора сотен красноармейцев выбрались максимум сорок. От батареи ЗиСов осталось одно орудие. Сам капитан на своем бронеавтомобиле сгорел при отходе с позиций: немецкие гранатометчики подобрались слишком близко…

Форсированным маршем наша измученная, разросшаяся, но при этом не особенно усилившаяся группа шла на запад, в глубь оккупированной врагами территории Белоруссии. У нас есть четкая цель. Мы не просто убегаем куда глаза глядят из опасной зоны. Мы идем к цели!

Среди солдат батальона почившего капитана Огородникова оказались три милиционера из первого Бобруйского городского отделения НКВД. От них мы узнали, что месяц назад сотрудники их отдела и взвод солдат железнодорожных войск НКВД получили приказ: расконсервировать резервный армейский склад в пятнадцати километрах на запад от Мартыновки, а затем передать его в ведение службы снабжения 2-й бронетанковой дивизии генерал-майора Паттона. Хм… Паттон не стал «трехзвездным» генералом до войны? Интересно… Но это мысли, а суть дела иная. За Мартыновкой, глубоко в лесу есть безопасное место, подготовленное для выживания. Там боеприпасы, провизия, топливо, снаряжение. Должны быть! Вот туда и поедем! Договориться с принявшим на себя командование батальоном РККА старшим лейтенантом оказалось несложно, и мы отправились в путь…

Размышляя, я не заметил, как вырубился: организм в конечном счете сам решил за меня, где находится предел. Ранения, изматывающие сражения, думы… Все это, без сомнения, делает солдата сильнее. Прав был Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее!» Но сила эта требует платы… Кровью и потом. А иногда жизнями. Жестоко так думать, но ведь если пуля убила того, кто стоял рядом, и не убила меня, она ведь чему-то да научит? Хотя бы пригибаться под обстрелом!.. Черный бред… И все же я сплю? Если да, то почему я думаю, а не вижу сны?.. Поспать бы спокойно, я еще не привык к войне… Интересно, почему мне снится боль?

– А-А-А! Ай-ай!! – Как больно! Вашу мать! Кто мне ногу режет?! Из легких вырывается крик. Не самое приятное пробуждение, скажу я вам.

– Держите его! Еще секунду…

– Ты же сделал укол, почему он очнулся?!

– Не знаю, наверное, нерв задет! Держите его крепко!

– Не тронь мою ногу! У-у-у-и-и!.. – Перед глазами все плывет. Кто-то тяжело навалился на мои плечи, я лежу лицом вниз, дышать не могу, ноги тоже крепко держат – черта с два тут дернешься. Но больно-то как!

– Все! Вот он! – Мне в тот же миг стало легче, боль в ноге осталась, он она не была такой сильной, как прежде. Что-то звонко тренькнуло, словно кусок металла в ведро бросили. – Еще укол. Дай антисептик… Рана чистая, зашиваем… – Кто-то еще говорит, но я почему-то не могу понять, о чем речь. Ой, какое счастье, что нога перестает болеть… О-о-ох…