Йот Эр. Том 1 - Андрей Колганов

«Ну, смилостивился, благодетель!» – восторга это задание у Якова не вызывало. – «Не моя, значит, забота… А как я их вычислю, змеев этих? Я ведь тоже не зубр, без году неделя в таких делах». Однако вслух сказал иное:

– Задание понял. Разрешите выполнять?

– Да погоди ты… – осадил его собеседник-генерал. – Чаек хотя бы допил до конца, сушек погрыз. Думаешь, мне часто с умными людьми за чаем посидеть удается, поговорить доверительно, с пониманием, вот как с тобой сейчас? А ты все торопишься куда-то…

А и верно – куда торопиться? С местными особистами общаться? Без этого ритуала ни один приезд не обходился. Все о бдительности талдычат, предостерегают – знаем, мол, многие там из вас совсем ополячились, морально-политическую стойкость утратили, а там и до предательства Родины недалеко… Так что вы, генерал-майор Речницкий, о любых отступлениях от нашей линии, а тем более о враждебных проявлениях – немедленно сигнализируйте!.. Тьфу!

2. Глупая корова

Всю дорогу до Варшавы, куда поезд нес Речницкого обратно из Москвы, генерал продолжал работать, прерываясь только на непродолжительный сон. Задание, свалившееся, как снег на голову, – при том, что и прежних никто не отменял, – не давало ему покоя. Якуб достаточно быстро сообразил, что, приглядывая за капитаном Уильямсоном, помощником военного атташе, он ровным счетом ничего не добьется. Кадровые офицеры разведки – не такие уж дураки, чтобы обнаруживать знакомство между собой на людях. Но как же тогда их вычислить?

Так, зайдем с другого конца. На людях они связь между собой обнаруживать не будут, это ясно. Но ведь как-то они должны контактировать, чтобы согласовывать свои действия? И происходить это будет… Так вот же ответ, на поверхности! Кто у них там самый главный зубр по части разведки? Сам господин британский посол, Виктор Кавендиш-Бентинк. Вот он и будет офицеров SIS время от времени собирать у себя в кабинете, ценные указания раздавать, и стружку снимать, как это у начальства водится.

Да, вывод напрашивающийся, но только что в нем пользы? За дверями посольства они могут позволить себе многое, потому что посторонним туда хода нет. Даже вспомогательный и обслуживающий персонал посольства из числа поляков англичане весьма тщательно подбирали сами, и все попытки Министерства общественной безопасности внедрить в ряды работников посольства своего осведомителя провалились. Раз так, надо искать агента среди тех, кто уже там служит…

Вернувшись в Краков, генерал погрузился в поток ежедневных проблем, обращая особое внимание на дела оперативной группы «Жешув». Но и о дочке он не забывал. Пока у нее длились летние каникулы, Якуб Речницкий все же нашел кое-что, чем ее можно дополнительно загрузить, чтобы поменьше времени оставалось искать приключения. Надо было исправить кое-какие пробелы Нины в боевой подготовке, по меньшей мере, по двум специальностям. По одной из них генерал мог сам выступить в качестве инструктора, а вот для второй надо было найти профессионала. Первая специальность именовалась «бальные танцы», вторая – «игра на фортепиано». И ничего смешного – какая же, в дупу, шляхетна паненка без таких умений? Отыгрывать легенду надо на все сто или уж не браться вовсе.

Вальс, полонез, мазурка, танго… Якуб уже давно овладел этими премудростями. Эх, как они, на зависть всем, показывали класс с женой в окружном Доме Красной Армии в Ташкенте! Ладно, воспоминания стиснуть в кулак и засунуть подальше, в какой-нибудь темный уголок памяти. Расслабляться нельзя.

Офицерское собрание Краковского гарнизона располагало весьма приличным залом, и генерал с дочкой стали использовать любую возможность, чтобы выход Нины в большой свет в Варшаве прошел без сучка без задоринки. Вскоре Нина не только обратила на себя внимание панов офицеров как дочка командующего, но и стала для них весьма желанной партнершей для танцев. Впрочем, сама она в качестве партнера отдавала явное предпочтение собственному отцу – нельзя сказать, что к большой радости генерала, поглядывавшего на других дам, но отказов с его стороны не было.

Для обучения музыке было приобретено фортепиано и найден учитель, маленький сухощавый старичок с пышными седыми усами. Первый урок никаких проблем не вызвал, но вот второй… Незадолго до его начала Нина уселась за фортепиано и одним пальцем попыталась подобрать мелодию к популярной хулиганской песенке, начало которой звучало почти совсем невинно: «Говорила мама Зосе, что детей аист приносит». Но в ответ Зося вразумляла глупую маму, объясняя, что это вовсе не аист, а… Короче, – прямо называя вещи своими именами, – «i do tego trzeba chuja» (думаю, перевод не требуется).

Учитель музыки, вошедший в этот момент в комнату, был до глубины души потрясен и уязвлен столь кощунственным использованием инструмента, предназначенного для высших достижений человеческого духа – для исполнения классической музыки. Подкравшись к увлекшейся своим занятием девочке сзади на цыпочках, он внезапным движением захлопнул крышку фортепиано, с силой ударившую несостоявшуюся пианистку по пальцам.

– Как вы смеете, – заорал он, – пачкать инструмент такой низкопробной, хамской мерзостью! Еще не научившись ничему, вы уже пускаетесь по пути пошлости, недостойной ни настоящей пани, ни высокого искусства музыки! – видимо, старичок был знаком и с мелодией, и с текстом песенки, иначе трудно объяснить столь сильную степень возмущения.

На этом уроки музыки для Нины закончились. Учителю был дан от ворот поворот, потому что рисковать точностью стрельбы с распухшими пальцами было бы чересчур высокой ценой за обучение игре на фортепиано. В конце концов, может же панночка, только что вернувшаяся из дикой России, иметь пробелы в светском воспитании? Может и даже должна – наоборот, было бы странно, если бы таких пробелов не обнаружилось.

Катился к концу август, и в один из дней последней декады месяца Якуб Речницкий под вечер сообщил дочери:

– Собирайся, завтра переезжаешь в Варшаву. Заодно и меня туда подбросишь.

Солнечным августовским утром «Студебекер» летел по шоссе к Варшаве. За окном мелькали деревья, которыми было обсажено шоссе, невдалеке темнела полоса леса, вокруг расстилались луга, на которых паслись черно-белые коровы. Идиллия!

И вдруг одной из коров, до того мирно щипавшей травку у обочины, неизвестно что взбрело в голову, и она, странно взбрыкнув задними ногами, и задрав хвост, прыгнула на шоссе прямо перед носом мчавшегося автомобиля. Реакция не подвела Нину – она тут же нажала на педаль тормоза до упора, и салон наполнился возмущенными выкриками отца, врезавшегося в спинку переднего сиденья, и стоном шофера Казика, налетевшего грудью на переднюю панель, а головой ударившегося в лобовое стекло. Но корову это уже не спасло. Машина, массой под две тонны, со всего размаху ударила несчастное животное. Результатом столкновения стала неподвижная туша, валявшаяся у обочины, не проявляя никаких признаков жизни.

Генерал выскочил из «Студебекера» с пистолетом в руках, бросив на ходу:

– Нина – на месте, Казик – прикрываешь меня с ППШ!

Конечно, было бы глупо считать, что смертельный трюк коровы подстроен кем-то специально, но мирная красота сельского пейзажа, каким он представлялся из окна машины, была тогда весьма обманчива. Здесь постреливали… Мало ли кому захочется воспользоваться аварийной остановкой автомобиля с генералом? Да и корову, если еще жива, надо было добить, чтобы не мучилась.

Однако никаких желающих открыть стрельбу вокруг не появилось. Поблизости вообще не было ни души, кроме пожилого крестьянина, который, подбежав к месту происшествия и увидев генерала с пистолетом, бухнулся на колени и уткнулся носом в землю, причитая:

– Не губите, пан генерал! Дети малые…

Генерал, не делая попыток поднять мужичка с земли – сразу видно, что дело безнадежное, – только поинтересовался:

– Сколько твоя корова стоит?

Но пастух, видно, совсем потерял голову от страха и ничего не соображал, только повторяя, как заведенный:

– Дети малые… Дети малые… Пощадите…

Генерал плюнул с досады, вытащил из портмоне немалую пачку злотых и кое-как впихнул их ополоумевшему хлопу в руку. Нина уже развернула машину, и вскоре крестьянина и корову на шоссе было уже не разглядеть в зеркало заднего вида. Тот так и оставался на коленях, все еще не соображая, чем для него закончилось происшествие с коровой.

Вернувшись в интернат, Нина, пока еще не было занятий, присоединилась к своей дельнице ЗедВуЭм, включившись вместе с товарищами в работу по разборке варшавских развалин и расчистке улиц, кое-где еще заваленных битым кирпичом. Работа и сама по себе не была легкой, но дополнительные неприятности доставлял запах от полуразложившихся трупов, еще с 1944 года погребенных во многих местах под обломками разрушенных зданий. Нине к такого рода запахам было не привыкать еще со времен работы в госпитале, но кое-кто из трудившихся среди развалин не выдерживал этого испытания. Таких – если не находилось мест, где трупный запах не донимал людей, – ставили на работу по вывозу битого кирпича. Самые же стойкие, и Нина в их числе, занимались еще и захоронением обнаруженных под завалами останков.