Йот Эр. Том 1 - Андрей Колганов

Сразу за Бохней – поворот направо, и машина мчится в сторону Бескид, к чехословацкой границе. Затем еще раз направо, на какой-то совсем уж неприметный проселок, ведущий вглубь леса. И только здесь отец велел остановиться.

Немного осмотревшись, Якуб тронул дочку за плечо:

– Нина, видишь вон ту прогалину в лесу, а за ней, вроде бы, полянка виднеется?

– Вижу.

– Сможешь съехать с дороги и подать туда машину?

Нина скользнула взглядом вдоль заплывшего и заросшего травой кювета. Кажется, там, впереди, от него осталась едва заметная ложбинка.

– Смогу! – и она коротко, едва заметно кивнула.

Переваливаясь на кочках, «Студебекер» медленно выполз через прогалину меж деревьями на поляну. Здесь пришлось притормозить, а затем и вовсе остановиться – дальше пути не было.

– Мотор не глуши, – предупредил отец, вылезая из машины и направляясь к багажнику. Вытащив из него чемодан, генерал наклонился к окну у водительского места. – Попробуй загнать машину между кустами орешника, так, чтобы ее невозможно было разглядеть с дороги.

Мотор снова заурчал громче, и Нина, переключив передачу, стала тихонечко сдавать задним ходом, вписывая автомобиль между пышно разросшимися кустами.

Речницкий между тем тащил чемодан в противоположном направлении. Продравшись сквозь лесной подрост – видно было, что лесники за годы войны малость подзапустили эти леса, – он нашел небольшой свободный пятачок и аккуратно поставил на него свою ношу.

Когда девочка, последовав за ним, вышла к этому же пятачку, чемодан был уже открыт, и в нем поблескивала стеклышками шкал и черными ручками настройки рация. Ну наконец-то! Наконец те знания, которые с большим трудом вдолбили в нее на курсах, окажутся полезными. Надо освежить в памяти порядок работы и спросить у отца, на какой частоте и с какими позывными выходить в эфир… Но отец опередил ее. Подняв голову от аппаратуры, он поинтересовался, протягивая длинный провод:

– Антенну на дерево забросить сумеешь?

– Что я, по деревьям не лазила, что ли? – немного даже обиженно промолвила девочка. – Давай сюда!

На сосну или бук она, конечно, не взобралась бы. Но вот росший рядом то ли граб, то ли вяз оказался вполне подходящим для такого дела. Вскарабкавшись по его не слишком могучим веткам, предательски гнувшимся и потрескивавшим под ее ногами (впрочем, и весу в ней было всего ничего), Нина устроилась поудобнее, обхватив ствол левой рукой. Затем, после нескольких попыток, ей удалось зашвырнуть конец антенны на простершиеся над ее головой ветви липы, росшей почти вплотную к этому дереву.

Спустившись вниз, отряхнув свою клетчатую юбку и заправив в нее выбившуюся белую блузку с рюшечками, она повернулась к отцу и увидела, что тот уже нацепил на голову наушники и взялся за ключ.

– Папа! Но ведь это же я радистка! – недоуменно воскликнула она.

– Не мешай! – отмахнулся Якуб. – В Центре знают мой почерк, да и скорость передачи у меня выше. Лучше покарауль, чтобы не принесло кого случайно. И учти: если не сумеешь отогнать, придется валить. С рацией нам засветиться нельзя ни в коем случае!

И для чего же было тогда столько мучений с этим радиоделом?! Нине стало немного обидно, но в то же время она подспудно чувствовала и некоторое облегчение от того, что непростую обязанность обеспечения радиосвязи взял на себя отец. «Ага, – проснулся в ней ехидный внутренний голос, – и на ключе работает за тебя папа, и пистолет твой чистит папа, и на утреннюю тренировку тебя поднимает тоже папа, и даже нарядами для выходов в свет обеспечивает папа! Чего доброго, докатишься до того, что папа тебе трусы будет стирать!» Э-э, нет! Ничего подобного Нина допускать уж точно не собиралась и быстренько заставила внутренний голос заткнуться. А что до подъемов по утрам… Так ведь утром так спать хочется – никакой мочи нет!

Промелькнувший в доли секунды диалог с внутренним голосом нисколько не помешал ей сторожко обойти по кругу место выхода в эфир, держа пальцы на рукояти своего выглядевшего игрушечным пистолетика. Особенно внимательно она присматривалась к подходам со стороны дороги, но поблизости так никто и не появился. Лес был полон обычными звуками – шелестом листвы, шуршанием травы под ногами, щебетом птиц, жужжанием насекомых… Звери, распуганные появлением воняющего бензином и урчащего автомобиля, пока предпочитали не показываться.

Якуб, настроив рацию, начал передачу – с позывного, который при каждом сеансе был новым, чтобы при возможной пеленгации сложнее было идентифицировать источник. Прошло около десяти минут, и шифровка, не подписанная ни именем агента, ни личным цифровым кодом, ушла в Центр. Получив «квинтацию» о приеме сообщения, Речницкий выключил аппаратуру и распрямил спину, стаскивая с головы наушники. Луч солнца, прорвавшийся сквозь листву, блеснул на серебристом вензеле погона.

– Нина! Выводи машину! – не слишком повышая голос, крикнул генерал, свертывая рацию.

Когда автомобиль, царапая днищем землю, взобрался на невысокую насыпь проселочной дороги, Якуб, не любивший быстрой езды, тяжело выдохнул:

– Гони!

Служба безопасности Краковского воеводства не могла похвастаться очень уж хорошим техническим оснащением. Однако специалисты там имелись неплохие, в основном прикомандированные советские офицеры, так что радиоперехват состоялся. Годы войны давно отучили их лаптем щи хлебать, и потому вскоре по дорогам, ведущим в предгорья Бескид, потянулись грузовики с подразделениями корпуса безопасности, на дорогах выставлялись усиленные посты. Вокруг предполагаемого места выхода передатчика в эфир выстраивалось кольцо оцепления.

Но бронированный «Студебекер», блистая черной эмалью корпуса и хромированными бамперами, уже вырвался за пределы этого кольца. Нина выжимала из мотора все возможное, и машина, наматывая на колеса километр за километром, приближалась к предместьям Кракова.

– Проедем через город – и сворачивай на Кельце! – скомандовал генерал. – И не гони ты уже так… Выскочили.

Через полчаса после выезда из Кракова, когда на обочине мелькнул указатель «Мехув», Якуб негромко бросил:

– Тут будет левый поворот.

Минут через двадцать, когда автомобиль успел еще дважды свернуть и теперь тащился по пыльному ухабистому проселку, впереди показался знакомый темно-вишневый «Опель-капитан».

– Тормози, – Речницкий был, как обычно, немногословен.

Вскоре чемодан перекочевал из багажника «Студебекера» в багажник «Опеля», и можно было с облегчением произнести:

– Домой!

Темно-вишневый «Опель» давно миновал Ченстохову и приближался к Варшаве. Немолодой, но крепкий, подтянутый генерал бригады за рулем смотрел вперед с расслабленной, мягкой улыбкой на лице. Между тем в голове он напряженно обдумывал непростую ситуацию, в которой оказался. Конспиративная работа – вообще непростое дело, и постоянно приходится искать решение вопроса: как наилучшим образом исполнить долг, в то же время не подставляя под удар возможность продолжать свою работу?

Яцек думал о том, что давно пора уже сообщить наверх полную информацию о происходящем. Давно. Но… Но очень опасно. Нет. Надо действовать иначе. Надо намекнуть, что Речницкий внушает определенные подозрения и необходима тщательная проверка – этим и ограничиться. И если что-то вскроется, то уже по другим каналам, а сам он останется в стороне. Подозрения все равно будут – не первый десяток лет он работает в спецслужбах и порядки хорошо изучил. Но тут уже будут варианты, на кого перевести стрелки. Однако и эта мысль чем-то не удовлетворяла Яцека. Все же риск…

И была еще одна причина, по которой он никак не мог решиться устроить неприятности Речницкому. Но в наличии этой причины он пока не желал сознаваться даже самому себе.

7. Налет

На Краков опускалась августовская ночь – темная, безлунная, беззвездная. Небо затянуло низкими, тяжелыми тучами, и от духоты не было спасения. Заснуть все никак не удавалось, а когда, наконец, пришла дрема – неспокойная, чуткая, вся на грани сна и яви, – тишину под окном разорвали одиночные выстрелы, в которые тут же вплелась дробь очередей ППШ. Весь сон сразу пропал, как не бывало, и Нина не мешкая вскочила с кровати, хватаясь за пистолет. В промежутке между выстрелами снизу донесся звон разбитого стекла – и снова ударили очереди, одна за другой, длинные, торопливые, захлебывающиеся.

Выскочив в коридор, девочка почти нос к носу столкнулась с отцом, одетым по форме № 2 (голый торс, галифе и сапоги) и так же, как и она, державшим в руке пистолет, едва различимый в темноте.

– Что там? – почему-то шепотом спросила она.

– Ур-роды! – прорычал Речницкий. – Придурки! И чего лезут?

Выстрелы между тем смолкли и больше не повторялись.

– Пане генерале! – крикнул знакомый голос с темной, неосвещенной лестницы. Впрочем, и во всем доме нигде не горела ни одна лампочка.