Кржижановский - Владимир Петрович Карцев

внутренних проблем небольшой, но победоносной войной.

Сообщения о боевых действиях в Маньчжурии соседствовали в газетах со скупыми, неохотными сообщениями о демонстрациях и митингах. Генерал Куропаткин терпел поражения под Вафангоу, под Ляояном, армия кишела японскими шпионами, секретные приказы не были тайной для японского командования. Провал на реке Шахэ. Сдача Порт-Артура. Большевики желали царю поражения.

Глеб Максимилианович Кржижановский и его жена Зинаида Павловна участвуют в подготовке III съезда партии, участвуют на правах рядовых бойцов. Опять те же проблемы: деньги, паспорта, информация для большевистской газеты «Вперед».

Съезд состоялся, прошел успешно. На съезде были решены основные тактические задачи уже наступающей первой русской революции. Забастовки в Москве, в Иваново-Вознесенске, Туле, Твери, Нижнем, в Поволжье, на Урале, в Сибири, в Прибалтике, на Кавказе, восстание в Лодзи, героический рейд «Потемкина»… Громадная, от моря до моря, Россия просыпалась, поднималась на решительную борьбу с самодержавием, и во главе этой борьбы оказались именно большевики.

В октябре всеобщая политическая стачка охватила всю Россию.

Инженер Кржижановский, отбросив всякую конспирацию, встал во главе бастующих железнодорожников Юго-Западных железных дорог. Его поливали помоями черносотенные газетки типа «Киевлянина», его ненавидело железнодорожное начальство, его поддерживали, на него надеялись 40 тысяч железнодорожников — рабочих и служащих. Они держали в руках не только железную дорогу, но и, по сути дела, весь Киев. Его любят и уважают — после митинга в Жмеринке рабочие несли его на руках.

Поздно вечером, в двенадцатом часу ночи И октября забастовавшие работники службы сборов Юго-Западных железных дорог группами пришли в управление. Служащий Городец, когда все собрались, предложил выбрать председателя собрания. Единогласно — Глеб Кржижановский, ревизор. Многие выступили горячо, многие записывали речи; некоторые для того, чтобы поточнее рассказать обо всем в жандармском управлении.

Выступали мастеровые: они звали в мастерские помочь забастовщикам-рабочим. Кто-то кричал: «Поздравляю с наступившей революцией!» Глеб в своем выступлении требовал свободы слова, собраний и стачек. Митинг кончился далеко за полночь. Решили собраться завтра в управлении.

Назавтра управление было занято ухмыляющимися жандармами — упредили! Громадной толпой, — тысячи! — пошли к университету. Там собралось уже несколько тысяч киевлян. Ораторы призывали к восстанию. Их было так много, что в четыре часа дня решили перенести митинг на завтра, с тем чтобы дать выступить всем записавшимся.

Несмотря на то, что за ночь многих арестовали, митинги и сходки становились все более бурными. Кржижановский выступал на многих из них, зная уже, что его непременно должны арестовать. Они с Зинаидой старались не ночевать дома, и правильно делали.

Он организовал эту забастовку, и он же в числе четырех стал во главе ее. Стачечный комитет подобрался неровного состава, разных политических взглядов и убеждений. Восставшим киевлянам не хватало политической твердости и ясного сознания цели. Куда идти после митингов? Что делать потом? Власть в городе была практически захвачена — Глеб Максимилианович мог блокировать движение на линиях дорог, пропускать одни грузы, не пропускать другие. Киев и Жмеринка стояли твердо? Работа транспорта остановилась.

Но и охранка не дремала, она тоже принимала меры, тоже организовывалась. Из обывательских разговоров, из слухов и агентурных данных она не только была прекрасно осведомлена о нерешительности железнодорожников, об отсутствии у них четкого плана действий, но и о том, например, что Глеб Кржижановский, готовясь к стачке, готовил с профессором Тихвинским запас бомб-«македонок».

Действительно, Глеб Максимилианович, химик-специалист, разработал технологию приготовления сильно действующего взрывчатого снаряда на базе диазоловых соединений; эти «бомбы», довольно мощные и в довольно большом количестве, хранились, ожидая своего часа, не где-нибудь, а в подвалах Киевской городской думы. Взрывчатка эта так и не была использована. Сначала в ней не было необходимости. Руководители восставшего в Киеве саперного полка предложили забастовочному комитету железнодорожников соединиться для решающего сражения, поднять по пути артиллеристов, взять штурмом Киевскую крепость.

«А потом что? — думал Глеб Максимилианович. — Поддержит ли восстание Россия? Готова ли она к этому?» Глухая тревога не оставляла его: чем окончится цепь этих бесконечных митингов?

Забастовочный комитет ответил согласием на предложение саперов. Но кто-то уже побежал в охранку, сообщил о новых планах. Пока идут разговоры, агитация, митинги, у артиллеристов сняли с пушек замки, увезли снаряды.

Теперь уже восставшие саперы, подойдя к казармам артиллеристов, не могли получить от них серьезной поддержки, их появление на центральных улицах юрода было встречено пулеметами, а против мирной рабочей манифестации, с песнями и знаменами двинувшейся под руководством стачечного комитета к думе, брошены были казаки.

Толпа рассыпалась, захлестнутая страхом и возмущением, мимо, сбивая друг друга с ног, бежали рабочие, солдаты, мелкие чиновники, женщины, старики.

Укрывшись в подъезде какого-то роскошного магазина на Крещатике, Глеб и Зинаида с ужасом наблюдали это побоище: когда пулемет смолк и они вышли, они увидели Крещатик, полный трупов, зонтиков, калош; Глеб держал наготове револьвер, готовый в случае надобности подороже продать свою жизнь. По Крещатику текла кровь, и прямо против городской думы ее торопливо очищали худыми метлами постоянно оглядывающиеся дворники.

Был вечер 17 октября 1905 года. День царского манифеста…

Ночью в их квартире на Трехсвятительской была взломана дверь, но жандармы никого не нашли. А наутро Глеб выступал на лестнице управления перед растерянной толпой железнодорожников. И внимательная Зинаида, глядя на Глеба, возвышавшегося над толпой и говорившего взволнованно, понимала, что на душе у Глеба неспокойно. Рядом с Зинаидой, рядом с Глебом уже мелькали перепелиные усы. Нужно было бежать отсюда скорее, бежать в Петербург. Глеб и Зинаида с помощью железнодорожников были тайком посажены на паровоз и скрылись от пристальных взоров железнодорожной жандармерии, которой Глеб был теперь уже прекрасно известен.

…Анализируя прошедшие события, начальник Киевского губернского жандармского управления составил список из 36 лиц, «ни одно из которых не может быть терпимо на службе в Управлении Юго-Западных железных дорог ввиду доказанной их противоправительственной деятельности».

Среди них числился и Кржижановский Глеб Максимилианович. «Свидетельскими показаниями 11 лиц и другими данными переписки установлено, что он является одним из главнейших деятелей союза, состоял членом комитета местного отделения союза, на митингах… председательствовал, выступал неоднократно оратором, как на митингах, так и на лестнице в Управлении 18 октября 1905 года. В февральскую забастовку на собрании депутатов горячо призывал к всеобщему восстанию против властей. Участовал в Жмеринском съезде… За нерозыском допрошен не был».

К счастью для Глеба, в списке нежелательных, разыскиваемых и подлежащих наказанию лиц, был и бухгалтер Люциан Хржановский. Близость фамилий навела следствие на ложный путь. Хржановский, действительно сочувствовавший большевикам, был арестован, и ему предъявили обвинения, по праву принадлежащие Кржижановскому.

Прекрасно понимая, что ищут не его, а Глеба, Хржановский