Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

"Наблудил ты, Алексей Иванович… Ох, наблудил!" А человеком при этом остаться не сумел. Удрал, как воришка, как нашкодивший котяра, который стащил со стола кусок мяса и теперь, насладившись вволю своей добычей, с ужасом ждёт неизбежного, но справедливого возмездия.

Вспомнил он её серые с тёмным ободочком глаза, нежные руки, горячие губы, мягкое податливое тело, раскрывшееся навстречу его неумелым ласкам… И у него закружилась голова.

Галя… Галочка… Галина…

Да, Алексей Иванович!.. Как ни уговаривай себя, что не любишь ты эту женщину, как ни старайся остаться гордым и независимым, глупое сердце не обманешь пустыми доводами разума. Конечно, глупо шестидесятилетнему мужику признаться в том, что на старости лет влюбился, но… Что случилось, то случилось… Запоздалая, нечаянная любовь закралась в его израненное сердце и, похоже, поселилась рядом с засевшим осколком немецкой мины надолго. Страшно подумать – навсегда.

Как сладко и горько!.. Как тревожно и хорошо на душе!.. Как теснит грудь!.. Как снова и снова его тянет вернуться в своих воспоминаниях к той волшебной ночи, что так нежданно-негаданно притянула его к ней, а её к нему!.. И в ту же секунду он ясно и отчётливо понял: пришёл конец его безпросветному одиночеству, пустым вечерам и унылым дням, которые, как братья-близнецы, были похожи один на другой.

"Теперь, даже если не суждено нам быть вместе, каждый день, каждый час, каждое мгновение будет наполнено мыслями о тебе… Тоской и безграничной любовью.

Галя, Галочка моя!..

Да благословят тебя силы небесные за то, что на склоне дней моих подарила ты мне эту несказанную радость!.. Страшно сказать: больше – счастье!.."

Как она испугалась, когда они с Иваном пришли к ней в дом, чтобы сообщить о решении Герасима "настучать" на них и о своём отъезде!.. Как засуетилась, когда они сообща решили перекрасить Найдёнова в новый цвет!.. И как сокрушалась, почти до слёз, когда увидела его клоунскую голову!.. Как, собирая их в дорогу, пекла пироги с картошкой и грибами!.. Как перекрестила и поцеловала на прощанье крепко в губы, нисколько не стыдясь и не робея!..

"Милая… милая моя!.. Я обязательно… Ты слышишь?.. Обязательно вернусь, и ты не оттолкнёшь меня… Правда?.."

"Глупый… Какой же ты у меня глупый!.. – совсем рядом раздался её ласковый голос. – Неужели ты так ничего и не понял?!.."

Ему хотелось сказать, что он понял, всё понял и очень давно, но сладкий комок сдавил горло, и слёзы, слаще которых не было в его непростой жизни, заволокли, закрыли глаза его.

Он спал и плакал во сне.

Проснулся Алексей Иванович от того, что в дверь тихо поступали: тук-тук, тук-тук-тук… Осеннее солнце пробивалось сквозь задёрнутые шторы, и мириады крохотных пылинок плясали в его косых лучах беззаботно и весело. Иван, скрючившись, сидел у окна и в крохотное зеркальце разглядывал свою клоунскую голову. Услышав стук, он встал безшумно, крадучись подошёл к двери и спросил громким шёпотом.

– Кто там?

– Вольдемарчик!.. – послышался в ответ такой же трагический шёпот. – Это я… Открой…

Иван повернул в замочной скважине ключ. В комнату, стараясь не шуметь, проскользнул Василь Васильич, а следом за ним – незнакомый человек в плаще, из-под которого выглядывал край белого халата, и с пузатым портфелем в руках. Незнакомец, войдя, тут же с грохотом опрокинул на пол стул, отчего даже оконные стёкла зазвенели.

– Эх ты!.. Тоже мне… конспиратор!.. – Иван был страшно раздосадован.

– Не шуми!.. – мастер-реставратор, заговорщицки подмигнул соседу. – Я не один, как видишь…

– Вижу, – озлился Иван. – А доктора с собой зачем привёл? Мы с Алексеем Ивановичем на здоровье не жалуемся.

– Иннокентий вовсе не доктор, – обиделся старик. – Иннокентий – лучший мужской парикмахер не только в Москве, но и в области, а может, и во всём Союзе. Я его прямо со смены сдёрнул. Он едва-едва успел молодому человеку шикарный полубокс на башке соорудить. Наберись терпения, Вольдемарчик, будем твой облик спасать. А то согласись, на люди в таком виде показаться – срам один!.. Знакомься, Иннокентий… Твой пациент – Вольдемар Александрович!..

– Слушай! – вскинулся Иван. – Если твой друг не врач, а парикмахер, то я тоже… не пациент, а клиент!.. И вообще, по какому такому праву ты тут распоряжаешься?!..

– С такой головой, Вольдемарушка, никакой ты не клиент, а именно пациент. Это раз. А распоряжаюсь я потому, что никто, кроме меня, помочь тебе сейчас не в состоянии. Это – два. Не волнуйся, Иннокентий… Прости, никогда не знал, как тебя по отчеству величают?..

– Михайлович, – обречённо сказал парикмахер.

– Где-то я такое имя-отчество уже слышал… Ладно, потом вспомню… Так вот, Иннокентий Михайлович обо всех сложностях твоего нынешнего положения уведомлён… В разумных границах, естественно… Он болтливостью никогда не отличался. Напротив, многие клиенты жалуются: уж больно молчалив… Ты ведь знаешь, Вольдемарушка, как народ любит, сидя в парикмахерском кресле, языком почесать…

– Зато ты, Василь Васильич, этой добродетелью не отличаешься. Тебя хлебом не корми, дай помолчать…

– Обижаешь!.. Я только, когда обстоятельства позволяют…

– Да ты пьян! – учуял запах Иван.

– Ничуть. Сто пятьдесят армянского коньяка… Всего лишь!.. Сам подумай, что для меня сто пятьдесят?.. При том – с закусью!.. "Дробинка– разминка", – как любил говаривать наш незабвенный Леопольд Карлович. Пусть земля ему будет пухом… Алексей Иванович, ты тоже… – и вдруг запел. – "Вставай, поднимайся, непьющий народ! За пивом иди, люд голодный!.. " Нет, правда, пора вставать: день на дворе. Помню в детстве матушка мне книжку читала: "Дети в школу собирайтесь! Петушок попал в говно!.." Что-то я не то говорю, вам не кажется?..

– Кажется! – Алексей Иванович никогда ещё не видел, чтобы друг его был так зол. – Мы с тобой после поговорим!..

– Согласен, – старик сразу как-то обмяк, сник.

– Иннокентий Михайлович, можно из моей головы что-нибудь человекообразное сделать?

– Попробуем, – коротко ответил тот и стал раздеваться.

– Вот и ладно, – Василь Васильич опять начал обретать потерянную было уверенность. – А мы с вами, Алексей Иванович, пока они займутся перевоплощением, стол сервируем. Не соображу только к завтраку или уже к обеду?.. Но прежде, я полагаю, вам умыться надобно. Берите полотенце, а я пока погляжу, не следит ли кто за нами, и, как любил говаривать наш драгоценный Леопольд Карлович: "Постою на атасе".

Он выглянул в коридор.

– Путь свободен!.. По коридору первая дверь направо – ватерклозет, вторая – душ Шар ко, ванная, биде и прочие приспособления для принятия водных процедур. Вся эта роскошь помещается, правда, в единственном водопроводном кране, но мы привыкли довольствоваться малым и о большем не мечтаем. Вперёд!..

Богомолов достал из вещмешка мыло, зубную щётку и, прихватив полотенце, пошёл умываться. За ним в арьергарде, в качестве тылового прикрытия, на цыпочках двигался Василь Васильич.

Между тем Иннокентий усадил Ивана на стул посреди комнаты, накрыл до подбородка видавшей виды простынёй и зачем-то сделал полный оборот вокруг своего клиента. Два раза.

– Да-а, лихо вы себя изуродовали, – безжалостно констатировал парикмахер.

– Может быть, хна была старая? – робко предположил клиент.

– Хна старой не бывает, – Иннокентий раскрыл свой пузатый портфель и стал рыться в его недрах. – Хна, она и есть – хна.

Это глубокомысленное замечание произвело на Ивана такое сильное впечатление, что он замолчал. И надолго. В комнату вернулись свежевымытый Алексей Иванович и весьма довольный проведённой операцией Василь Васильич: пока первый умывался, второй не спускал с него глаз, но ни одна живая душа не появлялась в коридоре, и инкогнито незадачливых беглецов было сохранено. Тем временем Иннокентий в гранёном стакане развёл какую-то ядовито-зелёную кашицу и марлевым тампоном осторожно стал наносить её на торчащую над простынёй голову Ивана Найдёнова. А Богомолов под мудрым руководством Василь Васильича принялся сервировать стол. Столяр-краснодеревщик и в этой области оказался крупным специалистом. Он командовал Алексеем Ивановичем, словно заправский метрдотель, не допуская возражений и никакой самодеятельности: если нож должен лежать справа, а вилка слева от тарелки, то так тому и быть вечно, а менять их местами, и тем более класть рядом по одну сторону, мастер считал верхом неприличия.

'Тук-тук, тук-тук-тук," – неожиданно раздался условный стук в дверь. Даже ничего не знавший об условиях конспирации Иннокентий вздрогнул и обернулся. Что уж говорить о реакции беглецов?..

Василь Васильич, крадучись, подошёл к двери.

– Шурка, ты?..

– Открывай, паразит! – из коридора донёсся визгливый женский дискант. – Сковородка горячая!.. Все руки сожгла!..

Старик быстро повернул ключ в замке, и в комнату не вошла – влетела! – низенькая коротконогая бабулька в засаленном байковом халате и стоптанных шлёпанцах на босу ногу. В руках у неё была огромная чугунная сковородка.