В день пятый - Э. Хартли

— Когда брат уезжал, он не показался тебе чем-то разозленным или расстроенным?

— Нет, — сказал аспирант, снова хмурясь, словно тогда нашел это странным. — Он выглядел радостным, даже возбужденным.

— Ты не знаешь человека по имени Сато или Танака, который общался с Эдом в Италии?

— Нет.

— Знаешь, а он ведь повторит то же самое, — сказал Томас, опять резко меняя курс. — Я имею в виду Ватанабе. Если ты позволишь, чтобы это сошло ему с рук сейчас, то он опять сделает то же самое. Эти находки вызовут много вопросов. Кто-нибудь найдет в его объяснениях дыры, и он состряпает новые доказательства, чтобы их залатать. Тебе, возможно, придется половину своей карьеры поддерживать эту ложь. Кем ты хочешь быть — настоящим археологом или фальшивой знаменитостью?

Этот вопрос повис в воздухе подобно струйке дыма. Шло время, аспирант ничего не говорил, и Томасу уже начало казаться, что дым рассеялся. Но вдруг Мацухаси пришел в движение, распрямился. В его глазах блеснуло что-то, отличное от слез. Они вспыхнули ярким огнем решимости, к которой примешивалось безумие.

Глава 79

Наступила полночь. Куми позвонила Джиму и сказала, что Ватанабе высадил ее на обочине горной дороги в десяти милях от города. Целая и невредимая, она была в бешенстве — до такого состояния ее могло довести только унижение. По каким-то причинам, не вполне ясным Джиму, Куми во всем винила Томаса.

Горнэлл сел в машину и отправился ее искать, внимательно изучая дорожные указатели, написанные непонятными значками. Наконец за крутым поворотом он увидел женщину. Джим резко нажал на тормоз, машина пошла юзом, и Куми, босиком, рассеянно держа в руке туфли на высоком каблуке, была вынуждена отскочить в сторону. Она внутренне приготовилась дать отпор придурку, который будет сейчас к ней приставать, и ее стальной взгляд не смягчился ни на йоту, когда она сообразила, что это Джим.

— Черт побери, где Томас? — раздраженно спросила Куми.

— Он в лаборатории вместе с Мацухаси, — ответил Горнэлл.

— Прохлаждается за пивом и картами?

— Едва ли, — тихо промолвил Джим.

— Просто братается с типом, который отдал меня в руки этому паскуде, не знаю уж, что там было у него на уме.

Джим хотел было напомнить Куми, что именно Мацухаси вытащил ее из этой ситуации и что она сама наперекор Томасу настояла на встрече с Ватанабе, но затем решил, что сейчас не время для этого. Более того, он рассудил, что это только видимый край спора, уходящего далеко в прошлое, глубоко пустившего корни в почву их взаимоотношений подобно юкке.

— Ты готов? — спросил Томас.

Вместо ответа Мацухаси нажал кнопку на сотовом телефоне и стал ждать ответ Ватанабе. Как только разговор начался, он отвернулся от Томаса, не желая показывать свое лицо даже в темноте, которой было окутано место раскопок.

Найт не настолько хорошо владел японским, чтобы вникнуть в детали последовавшего спора, но Мацухаси заранее составил свою речь, и Томас в общих чертах знал ее смысл.

— С костями, обнаруженными в гробнице, возникла одна проблема, — начал Мацухаси.

— Какая? — спросил Ватанабе, голос которого заплетался от сна или выпивки, а может быть, от того и другого.

— Наши ребята готовили образцы для радиоуглеродного определения возраста, при этом изучали все, что было на них, — продолжал Мацухаси.

— Ну и?..

— Они обнаружили пыльцу.

— Ты будишь меня, испортив мне весь вечер, чтобы сказать про какую-то пыльцу?! — взорвался Ватанабе. — Разумеется, там есть пыльца. И что с того?

— Это не какая-то пыльца. Olea. Оливки.

Какое-то мгновение Ватанабе молчал, а когда заговорил снова, его голос прозвучал странно:

— В Японии растут оливки.

— Да, но для нас это новая культура. Она появилась в Японии только в шестидесятых годах девятнадцатого века, в эпоху Бункю.

— Что ты хочешь сказать?

— Целостность погребальной камеры была нарушена, — сказал Мацухаси. — Эти кости изначально не были погребены там. Их перенесли откуда-то из другого места, такого, где растут оливки. Уже потом. Хотя вполне возможно, что останки принадлежат европейцам.

Наступило долгое молчание.

— Никому ничего не говори, — наконец сказал Ватанабе. — Запечатай образцы до тех пор, пока я не прибуду на место. Никому не показывай их и результаты анализа. Потом отправляйся домой. Ты все понял?

— Да. Вы сейчас направитесь прямо в лабораторию?

Последовало минутное колебание.

— Я поеду туда завтра утром. Мне нужно выспаться.

Окончив разговор, Мацухаси какое-то время стоял, молча уставившись на курган.

— Ну?.. — не выдержал Томас.

— Он уже едет.

Глава 80

Томас лежал на спине в дальней части кучи породы, удаленной при раскопках гробницы. Освобождая от заполнения погребальную камеру, рабочие насыпали большой пологий конус из песчаной почвы с камнями, превосходивший по высоте сам курган. Со своего места Томас мог наблюдать за всем раскопом, оставаясь невидимым, хотя темнота пока мешала что-либо разглядеть. Ночь стояла тихая и спокойная. Было еще слишком рано для металлического гула цикад.

Ватанабе приехал за полчаса до рассвета. Оставив машину в отдалении, он медленно приблизился к месту раскопок. Его движения были бесшумными, скрытными. Он захватил с собой фонарик размером не больше карандаша, но работал, почти его не включая. Ему потребовалось не больше пяти минут на подготовку, после чего он исчез с противоположной стороны кургана. Томас прислушался, но без всякого успеха, и в течение целых десяти минут ему казалось, что Ватанабе ушел.

— Где он? — шепотом спросил Томас.

— Внутри, — ответил Мацухаси, не шелохнувшийся на протяжении вот уже двух часов.

— Как он туда проник? Ведь вход здесь.

— Должно быть, там есть еще одна нора, прорытая тануки, о которой мы не знали, — предположил Мацухаси. — Мудрый ход. Это открывает ему доступ в еще не раскопанную часть кургана.

Прошло еще пять беззвучных минут, затем наконец послышались шаги Ватанабе, возвращавшегося из-за кургана. Томас рискнул выглянуть. Темнота быстро серела, и археолог убрал фонарик. Склонившись над землей, он шевелил одними только руками, о ттирая, очищая какой-то предмет с помощью чего-то вроде детской зубной щетки, работая с бесконечной осторожностью. Ватанабе был в перчатках, на земле он расстелил кусок брезента, однако эта аккуратная сцена нарушалась яростным бормотанием, нарастающим по мере того, как время шло. Археолог был в отчаянии, близок к панике.

Развернувшись, Томас осторожно спустился вниз, следя за тем, чтобы не столкнуть ни один камешек.

— Сколько времени сохраняется пыльца? — шепотом спросил он.

— Десятки тысяч лет, — ответил Мацухаси, по-прежнему не двигаясь. — Ее наружная оболочка практически не поддается разрушению. Пыльца может многое сказать о тех условиях, при которых тот или иной предмет попал в землю.

— Если она присутствует, — заметил Томас.

Помолчав, Мацухаси сказал:

— Он возвращается. Пора.

Дождавшись, когда над горизонтом покажется краешек солнца и затихнет радостный хор птиц, они двинулись вперед. Перебраться через отвал и спуститься к месту раскопок оказалось достаточно просто. Они не говорили и по-прежнему двигались бесшумно, не желая выдавать свое присутствие.

Ватанабе заметил их не сразу. Он выбрался из прохода, перепачканный землей, рассеянный, и уже начал собирать инструменты, но тут поднял взгляд и увидел их, в ожидании стоявших неподалеку.

На мгновение Ватанабе застыл, затем, словно рассчитывая снова выехать за счет личного обаяния, натянул фирменную улыбку. Без темных очков он выглядел старым, уставшим.

— С утра пораньше? — спросил он по-японски.

Мацухаси молчал, вытянувшись неестественно прямо, уставившись в землю, словно солдат во время смотра.

— Все кончено, — сказал Томас.

Он не испытывал торжества — лишь усталость и желание поскорее покончить со всем. Однако ему еще нужно было кое-что узнать.

— Расскажите мне об Эде, — продолжал Найт. — О моем брате. Из-за чего именно вы с ним поссорились?

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил Ватанабе.

Томас оглянулся на Мацухаси, но аспирант застыл как парализованный, не в силах поднять взгляд на своего учителя.

— Скажи ему про пыльцу, — сказал Томас.

— Про какую еще пыльцу? — неубедительно пожал плечами Ватанабе.

Он не потерял надежды нагло отбросить все обвинения, уверенный в том, что ученик его не предаст.

— Ты что-нибудь знаешь о какой-то пыльце? — спросил он аспиранта, надвигаясь на него.

— Нет, сэнсэй, — пробормотал Мацухаси. — Я не знаю ни о какой пыльце.

Ватанабе усмехнулся, на этот раз искренне, похлопал по нагрудному карману, достал оттуда неизменные темные очки и сказал: